На этой странице "Любимая Профессия" рада представить вам современные рассказы про профессию осветитель, которые с любовью и душевной теплотой написали современные авторы. Спасибо авторам за труд и талант.

Рассказы про осветителя

Осветитель
автор: Татьяна Бурдакова
 
Когда я был маленьким, мы с родителями жили в подмосковном Болшево, в кирпичной пятиэтажке, в коммуналке. Соседнюю с нами комнату занимал одинокий мужчина лет пятидесяти. Звали его Николай Васильевич Пожиткин. 
Дядя Коля, как я его называл, жизнь вёл тихую. Жена его, заурядная актриса второсортных кинолент, лет пятнадцать назад ушла от дяди Коли к какому-то внешторговцу, забрав с собой сына. Дядя Коля часто рассказывал о нём моему отцу, называя сына ласково: «Мой орлёнок», и очень гордился его успехами: сын учился в Ленинграде на военного переводчика. 
Я никогда не видел, чтобы сын дяди Коли к нему приезжал: все новости о ребёнке ему сухо докладывала бывшая супруга, которая раз в месяц заявлялась за квартплатой. Комната была её, и дядя Коля платил ей за проживание. Своего жилья у него не было: квартиру родителей он давно продал, чтобы купить семье дачу, которую после развода оставил бывшей жене. Через неё дядя Коля передавал сыну подарки: книги, грампластинки и узкие голубые конверты — наверное, с деньгами.
Я часто допоздна засиживался у дяди Коли. Он был добрым, любил меня, дарил мне всякие мелочи и конфеты — правда, по ошибке иногда называл Сашей, именем своего сына. А я любил рассказы дяди Коли о кино, и этот мир всё больше привлекал меня своей загадочной иллюзорностью. Как-то раз он обмолвился, что здесь, в Болшево, совсем рядом, находится дом творчества кинематографистов, куда приезжают работать и отдыхать самые известные режиссёры, актёры и писатели. «В стенах этого старинного особняка, — рассказывал дядя Коля, — написаны сценарии многих великих фильмов».
Дядя Коля с шестнадцати лет работал ассистентом оператора на «Мосфильме»: отстукивал хлопушкой дубли, вёл учёт израсходованной плёнки, заполнял съёмочные листы. На киностудии он был на хорошем счету, но из-за того, что рано женился и должен был обеспечивать семью, образования получить так и не смог. Пока дядя Коля был женат, исправно брал отпуск: две недели летом — съездить с семьёй на юг, и две зимой — помочь по хозяйству старенькой маме. Потом жена его бросила, мама умерла, и отпуска стали не нужны. «На работе отдыхаю», — говорил он моему отцу, когда они по вечерам пили чай на кухне. И мечтательно вздыхал: «В кино всё интересно, но нужнее всего — работа осветителя. Очень жалею, что так и не удалось этому выучиться. Свет — это главное. Без него никакая картинка не получится. И хлопушка моя, бедолага сердешная, никому уже не будет нужна…»
Однажды родители ушли к кому-то в гости, а я остался один: с утра у меня болело горло, и мать строго-настрого запретила мне вылезать из постели. Сначала я покорно лежал под одеялом, тщетно пытаясь заснуть, но вскоре мне стало скучно. Я встал, оделся и пошёл к дяде Коле.
Увидев меня, дядя Коля обрадовался. Он как раз собирался на улицу и сказал: «Иди спроси у родителей, отпустят ли они нас с тобой на прогулку. Приведу тебя обратно через пару часов».
Погулять с дядей Колей мне очень хотелось, а вот спрашивать было не у кого. Войдя в нашу комнату, я с минуту постоял в нерешительности, потом надел куртку, намотал на шею шарф и стал обуваться…
Когда мы вернулись, родители уже были дома. Отец молча наградил меня крепким, увесистым подзатыльником — и вышел.
Папа не дал бедному дяде Коле вставить ни слова. «Чтобы духу твоего больше не было возле сына! — кричал он. — Своего упустил — так теперь вместо него нашему жизнь портишь?! Из-за твоих лекций парень хочет не математикой заниматься, а каким-то сопливым актёрством! И ведь до чего дошло — повёл его на улицу без спроса!.. Ты что, не видел, что у ребёнка жар?! Тоже мне, киношник! Осветитель… Серость ты, моль бесцветная!» — и что есть силы хлопнул дверью.
Отец всегда был вспыльчивым, но отходил быстро. Я знал, что уже завтра он сменит гнев на милость, поэтому тихо сидел и думал не о дяде Коле и не о своём позорном малодушии, а об увиденном мною сегодня прекрасном особняке с белыми колоннами, где собираются величайшие деятели киноискусства и куда дядя Коля никогда уже не попадёт,  а я, может быть, сумею…
Всю ночь я ворочался от нетерпения: как только родители уйдут, побегу к дяде Коле: узнавать, какие книжки взять в библиотеке, чтобы уже сейчас начать готовиться к поступлению. Судьба моя была решена: я понял, что пойду во ВГИК на режиссёрский. И когда-нибудь стану таким всемогущим, что помогу дяде Коле устроиться работать осветителем…
Проснулся я от того, что в комнате разговаривали. Открыв глаза, я увидел отца. Он сидел у стола в свитере и куртке и был очень бледен. Мама держала его за руку и повторяла:
- Петя, не вини себя. Он вернётся, обязательно вернётся. На «Мосфильме» ведь тебе сказали то же самое…
Мы никогда больше не видели дядю Колю. Поиски, которые мы с отцом вели много лет, так и не дали результатов. Но я уверен, что он уехал в Ленинград, к сыну.
А я посвятил свой первый фильм Николаю Васильевичу Пожиткину. Если бы не этот светлый человек, я, возможно, не снял бы в своей жизни ни одного дубля, и моя сердечная хлопушка билась бы без радости и вхолостую.
Последняя игра Януша Старика. Осветитель
автор: Макс Кузнецов
 
Осветитель выполнил свою работу, у него осталось ещё минут тридцать-сорок до следующей манипуляции, в зависимости от того, насколько разыграются актёры. Буквально вчера, на репетиции, Виктор Птаха разошелся гневной тирадой, в которой смешалась досада, неприятие общемирового политического курса, ярый протест против цензуры и похмельная ярость гибнущего таланта. Весь этот коктейль он выдал экспромтом и в стихах. Вместо эпилога. Это было подлинное чудо искусства. Это было вчера. При пустом зале. А сегодня премьера. «Если он вздумает продолжить в том же духе, он покойник», подумал осветитель и обосновавшись на куче каких-то мешков, в своем личном углу над сценой, достал из нагрудного кармана бульварный роман. Рядом с мешками стоял ящик, на ящике находилась литровая банка с крайне тёмной жидкостью, на самом дне угадывался толстый слой чайной заварки. Блестело внутри бритвенное лезвие и торчали из резиновой плотной крышки электрические провода, подключенные аккуратно к электрической сети.
Осветитель бережно откупорил банку, отлил немного из неё в фарфоровую, изящную и стройную чашку с отколотой ручкой. Достал что-то из кармана, бросил в чашку и размешал витой серебряной ложечкой. Выпил, крякнул. Поёрзал на своих мешках, включил над самой головой лампочку,  давшую на удивление уютный и мягкий свет и обратился к роману, отложив закладку (ленту от какого-то ордена) на тот же ящик. 
Осветитель буквально слился со своим пыльным ложем. Его не отвлекали ни гул наполненного элитой зала, ни не к месту пафосные речи идущих в атаку солдат, внизу, на сцене. И проникновенно фальшивые монологи главного героя - бывшего трубочиста, обращенные к его фанерной, сделанной наспех за неуловимый миг до начала спектакля винтовке, тоже не волновали его. Он чётко знал свое дело и был уверен, что успеет вовремя дернуть пару-тройку рубильников. Сейчас он полностью погрузился в чтение. На мрачного и откровенно пугающего вида обложке, неровным, скачущим шрифтом было название "Лицо со спины"...
Кто его знает, что сподвигло автора, обозначенного там же на обложке как Майкл Полоумный, написать этот роман, но вышел он на удивление страшным даже для видавшего всякие виды осветителя. Роман пугал до первобытных мурашек, нагонял зловещие мысли о грани жизни и смерти о их взаимовлиянии. Роман затягивал и в тоже время хотелось его сжечь где-нибудь за городом, подальше от людей. На всякий случай. От греха. Прошло какое-то время...
Вдруг! Вдруг осветителю послышались шаги и шепот. Эти звуки были тут совсем не к стати. По всем правилам на этом участке он должен был быть один. Только он, его лампы, софиты, его угол, его банка и неимоверно страшная книга. Но нет - шепот и шаги. "А вдруг!?" Осветитель похолодел...
Холодный свет новая концовка
автор: Антон Швиндлер
 
   Я осветителем тружусь, давно уже. В разных компаниях довелось поработать, с разными людьми. Всякое бывало, проекты разные снимали, концертики, ток-шоу, новости… В кино вот только не довелось поработать, да и бог с ним, не люблю в поле, да в морозы… И пьют киношники больно много, не по мне это. Ну да ладно, не о пьянстве да не о кино рассказать хочу, а о простой студийной работе. Устроился тут подработать на один канальчик, не из рейтинговых, но и не паршивый, зарплата достойная, коллектив приятный. В общем, подработка моя затянулась на пару лет и до недавних пор проходила себе тихо и мирно. Наверное, так бы всё и продолжалось, если бы начальству не пришло в голову поставить в нашей студии новую декорацию, стильную, современную и красивую, прям как на Первом, ну почти, только раз в десять подешевле. Новый стол, новые стенки, везде диодные ленты, плазмы везде торчат. Красота, да и только! И, как водится, новой студии - новый свет, ура-ура!
 
   Не буду грузить подробностями про неоднократное перевешивание всех приборов, ловлю бликов в больших стильных плазмах, муторно всё это было, долго, а уж с тогдашним оператором-постановщиком вообще ужас. Ну и в один прекрасный день оператор этот, Андрей, вдрызг разругался с продюсершей, в пух и прах разнес (на словах, конечно), новую концепцию, и сложил с себя обязанности по руководству студией, гордо удалившись в свой кабинет. Но студию доделывать надо, осветители же без художников по свету и операторов-постановщиков могут только на перекуры бегать, да безобразия нарушать. Привлекли дядечку из соседнего павильона, Иван Петровича, понеслась работа дальше.
 
   И вот оно, все точки определены, все планы придуманы, весь свет выставлен, процентаж выверен… Позвали ведущих, посадили в кадр, посмотрели – плохо, не то, некрасиво, декорация как будто не новая… И тут Иван Петрович и говорит, а давайте-ка в холодный свет перейдём? Это, кстати, то, против чего был категорически против Андрей, который с продюсершей расплевался. Тут надо пояснить. В основном при студийных съёмках работают на так называемом тёплом свете, это когда цветовая температура составляет 3000-3200 кельвинов, и, соответственно, на холодном, это уже 5500-5600 тех самых кельвинов. Ну чтоб понятней было – 2000 кельвинов это пламя свечи, оно жёлтое, почти оранжевое, а 5600 кельвинов как фотовспышка, яркая и белая. На тёплом свету лица у ведущих естественного цвета, как у нас с вами, а холодный свет выбеляет, иногда прямо в синеву. И там и там есть нюансы, мне лично тёпленький больше нравится. Ну и ладно, на современных осветительных приборах температуру сменить – как два пальца об штатив, легко, в смысле. 
 
   А примерно через неделю эта фигня первый раз со мной и произошла. Сидим, значит, эфирим большой выпуск новостей, Гриша наш в кадре. Причёска, грим, все дела, даже галстук у него посерёдке, а не за ухом, как обычно, свет ровный, контровой мягкий, прям конфетка… И тут гляжу я в подсмотровый монитор, на крупняк, а Гришка – покойник. Натуральный труп, щёки ввалившиеся, нос румпелем хрящеватым, глаза блёклые, как у протухшей рыбины, и не моргают. И текст вроде читает, а мимики, кроме челюсти вверх-вниз, вообще никакой. Страшно стало мне, очень страшно, до оторопи. Я со стула подрываюсь, к операторам подбегаю на ведущего в реальности глянуть, и выдыхаю с облегчением, уфф, померещится же такое... Вернулся за пульт, к монитору, и там всё в порядке, на всех камерах, на всех планах, и даже на «пауке» с его дурацкой диафрагмой и широкоугольником. Приглючилось, с кем не бывает, подумал я… А потом Гришки не стало. Через месяц поехал он с группой в командировку, снимать нетленку про освобождённый Алеппо, и в первый же съёмочный день у него под ногами рванул фугас… На разминированной улице… Гришу в клочья, а остальных только контузило, да кровью гришиной забрызгало. Цинковый гроб военным бортом на Родину, фотография с чёрной лентой в холле на работе, и компенсация родным от государства. Да, так тоже бывает. Жаль парня. Тогда я ещё ничего не понял. 
 
   Прошло какое-то время, не знаю сколько, но фотки Гришиной в фойе уже точно не было. В тот день сидел я немного сонный, залипал в монитор перед эфиром, а там как раз девочки-гримёрши колдовали над нашей престарелой прима-говориной, Машенькой. Нажал кнопку общего плана, и тут одна из девочек, Света, оборачивается на камеру, и снова это произошло. Труп она, Светочка то есть. В этот раз даже ещё страшнее было, потому что другая гримёрша и ведущая в кадре совершенно нормальные. А Света замерла так, как будто давала возможность себя разглядеть, и я ещё успел переключиться на камеру среднего плана… Лучше бы не переключался. Кто бы что не говорил, а мёртвое лицо с синюшной кожей, неподвижными глазами и заострившимися скулами – не самое приятное зрелище. Я опять вскочил, подбежал поближе к столу, нет, ничего там нет, никаких покойников, в порядке всё. И в подсмотровом тоже всё окей. Второй раз этот глюк, причём странно так, на одном человеке, и на сбой настроек камеры или монитора не спишешь. Да и видел это только я. Специально после эфира и операторов осторожно поспрашивал, и инженеров в аппаратной помучил, не видели ли чего. Никто и ничего, и весь сказ. 
 
  Светочка погибла через неделю. Она приехала к телецентру на маршрутке от Алексеевской и решила перебежать улицу, чтобы до подземного перехода не идти. Машина её сбила, шёл бумер под девяносто кэмэ и даже на тормоза нажать не успел. Там как получилось, позади маршрутки троллейбус встал, а Света прямо между ними вышла, аккурат под колёса этому парнишке. Жесть была, мы с ребятами выбежали, а там полиция уже, скорая, и медики Светлану в чёрный мешок на молнии пакуют. На асфальте кровь, на бумере этом кровь и какие-то ошмётки непонятные, капот всмятку, лобовуха в салоне и водитель, парнишка молоденький, белый стоит, трясущимися руками сигареты ломает. Свету в закрытом гробу хоронили, а мальчишка, который её сбил, отделался штрафом за превышение скорости. Потом от знакомых я узнал, повесился тот парнишка, груза вины не выдержал… В общем только тогда я задумался, крепко так, и совсем мне не понравились мои выводы. Получалось так, что каким то образом я через монитор два раза видел мертвецов, ещё до их смерти. Дело точно во мне, ни камеры, ни мониторы не играют никакой роли. После первого раза монитор мне поменяли, в старом выгорела матрица, и камеры тоже обновили все, вроде как год ждали новых. Сходил к врачам соответствующим, зрение проверил и, чего уж греха таить, крышу. В порядке оказались и то, и другое. Потом я стал наблюдать и ждать. Больше мне ничего не оставалось. Минуло полгода и я уже успокоился, решил, что всё позади, что всё в порядке и я в норме. И это случилось снова. На сей раз в кадр вошёл труп нашего звукача, Игорька, и принялся деловито цеплять петлички ведущим. «Опять, боже мой. Если Игорь умрёт, то  не знаю, что я буду делать. Зато знаю, что сделаю, если будет жить. Пойду сдаваться в дурку, хватит с меня», - думал я тогда. Игоря не стало через три недели. Он просто не вышел на работу, а потом мы узнали, что накануне вечером у него случился сердечный приступ. Лет Игорю было слегка за сорок, но был он весьма тучным. В доме, где жил Игорь, отключили лифт, и ему пришлось подниматься на пятый этаж пешком. До квартиры не дошёл одного лестничного пролёта. Жена хватилась его через пару часов, поскольку припозднился он с работы, выскочила из квартиры и нашла Игоря, сидящего на лестнице, в распахнутой рубашке и с рукой на груди, уже холодного… 
 
   Тут к нам пришёл работать новый осветитель и на какое-то время я отвлёкся от напряжённого ожидания следующих видений. Человека надо подучить, поднатаскать, понять вообще, что он из себя представляет. Но Денис оказался парнем толковым, он всё очень быстро схватывал, опыт работы у него был неплохой и я планировал уже ставить его, как говорится, «в график», на самостоятельную работу… 
 
   В ту смену мы с Денисом работали вдвоём - мне хотелось убедиться, что он справляется с пультом, сможет уследить за эфиром и  быстро подправит свет при необходимости. Незадолго до новостного эфира Саша, оператор, попросил меня сесть на место ведущего, чтобы проверить расстановку камер, правильность всех планов, фокус и прочее. Денис в этот момент сидел за пультом и щёлкал кнопками под тем самым злополучным подсмотровым монитором. Вдруг со стороны нашего рабочего места раздался сдавленный кашель и послышались неразборчивые чертыхания. Саша как раз закончил с камерами и я пошёл проверить, что там стряслось у Дэна. Но стоило мне только приблизиться к столу, как Денис, совершенно белый и с круглыми от ужаса глазами, вылетел из студии, едва не сбив меня с ног и постоянно на меня оглядываясь. Ну а что, парня можно понять. Я, когда увидел это в первый раз, тоже, помнится, испугался. Теперь осталось придумать, как прожить оставшиеся мне пару-тройку недель…

Смотри и другие материалы по теме:
Загрузка...
Наверх
JSN Boot template designed by JoomlaShine.com