На этой странице "Любимая Профессия" рада представить вам современные рассказы про профессию писатель, которые с любовью и душевной теплотой написали современные авторы. Спасибо авторам за труд и талант.

Рассказы про писателя

Писатель
автор: Александр Карнишин Дир
 
Вова был писателем. Так он представлялся новым знакомым, так было написано на простой, в два цвета, визитной карточке. Визитные карточки он раздавал при каждой встрече.
 
Писатель Вова писал роман. 
 
Вовой, несмотря на возраст, его звали все друзья. С самого детства пошло так - Вова, и все. Теперь у него было объемистое брюхо, мягко ложащееся на колени, когда он после завтрака, обеда и ужина садился за клавиатуру компьютера. 
 
Роман он писал давно, читая по вечерам вслух написанное за день своей маме. Мама плакала растроганно и гладила его по голове, счастливо улыбаясь, а потом хвасталась по телефону старым подругам, какой у нее Вова все же талантливый и даже почти гениальный.
 
Вова слышал из своей комнаты эти телефонные разговоры, но не ругался, а улыбался довольно и слегка смущенно. Он тоже считал себя талантливым. И сам, когда никто не видит, перечитывал написанное и плакал над отдельными абзацами. А потом садился и переписывал раз за разом, добавляя роскошных поэтично-фантастических эпитетов и вкладывая душу в каждую строчку. 
 
Он писал свой роман уже пять лет. Первые пять глав романа были очень хороши. Это признавали те из друзей, кого он буквально заставил прочитать и дать свою оценку.
 
- Нормально, Вова!- говорили они.- Даже лучше разных многих! В магазинах, вон, всякая лабуда. Когда твоя-то книжка выйдет? Мы бы купили!
 
Вова скромно улыбался. Чтобы книга вышла, она должна быть написана. А роман никак не заканчивался. Вернее, он оставался в состоянии "начался". Пять глав за пять лет.
 
Вечером он перечитывал маме переделанный кусок из второй главы. Мама плакала и восхищалась:
 
- Какой же ты у меня умный!
 
Иногда Вова выезжал на встречи с другими писателями. Он слушал их,  разговаривал, перелистывал их новые и старые книги, и хмыкал про себя: он точно знал, что пишет гораздо лучше. Вот только доберется до своего письменного стола, и допишет, наконец, шестую главу. И переделает пятую. 
 
И вообще все надо бы перечитать еще раз, выловить ошибки и опечатки. Пять лет - пять глав. Зато талантливо и почти гениально.
 
Бывало, в разговорах с друзьями он рассказывал о своих знакомствах с известными писателями, чьи фамилии были у всех на слуху, и жаловался, что вот та идея или вот этот момент были им обдуманы и положены в свой текст еще пять лет назад. Но вот теперь придется опять править, менять, потому что вышла книга у того или у этого известного, в которой его мысли используются.
 
- Ведь просто поговорили, просто обсудили, понимаешь,- рассказывал он, жалуясь.- А они уже в книгу - и скорее в печать. Вот так у нас бывает, у писателей...
 
Вечером после ужина он опять сидел над своим романом. Иногда ему казалось, что он уже знает, о чем пишет и чем все закончится. Но потом перечитывал первые пять глав, вытирал слезы и снова правил, кроил, дописывал и вычеркивал...
 
***
 
- Хосспадя,- говорит она утомленно, читая очередной пост в ЖЖ.- Вот же - еще писатель выискался...
 
У нее вышли две тонкие книжки. Нет, уже три! Она курит тонкие сигареты через длинный черный мундштук. Смотрит по сторонам чуть сверху и как будто над. 
 
Сама она уже - там. А эти, копошащиеся вокруг и ниже, они все еще здесь. И они ведь что-то пишут, пишут, пишут... Корябают. А у самих сплошные ошибки! И грамматические, и орфографические, и стилевые...
 
- Где, где ошибки? Это просто опечатка здесь!
 
- Хосспадя, а ведь туда же, в писатели...
 
Иногда она поддерживает "срач" и кидает реплику-другую-третью, объясняя автору поста, какое же он, в сущности, чмо, когда описывает свою нищебродскую жизнь или свое "нижеплинтуса" мировоззрение. 
 
Сама она пишет редко. У нее есть норма: не более, чем... 
 
Она не может писать в ЖЖ часто, потому что пишет роман. 
 
Роман она пишет по-настоящему. То есть, никому не показывает ни кусочка, скрывает даже от кота, пытающегося заглянуть через плечо, когда проходит по спинке дивана. Она сидит на диване, прикрыв шалью ноги, курит тонкую сигарету через длинный мундштук и пишет длинный роман о настоящей жизни настоящей интеллигенции. Никакой фантастики или, не дай бог, сказок каких! 
 
Она серьезный писатель.
 
Очень серьезный.
Одинокий писатель
автор: Назарий Баглык
 
У меня есть друг. Мы довольно часто общаемся и он называет меня реалистом. Себя же называет мечтателем. Это правда. Но лишь отчасти. Я тоже мечтатель, но я понимаю как устроена жизнь. Я понимаю, что нужно тяжело работать, чтобы чего-то добиться. Я понимаю, что некоторым людям везёт и они от рождения едят из золотой посуды. Но большинству же, все-таки приходится работать на это золото. Порой, даже до смерти. Но знаете, все это не имеет ни малейшего смысла. Будь Вы директором крупной компании, продавцом в магазине или кем-угодно ещё - Вы все равно один. Лишь немногим удаётся найти своего человека. И эти немногие называют это своим счастьем. И человека, и саму ситуацию, потому что найти частичку себя в ком-то - это действительно большое счастье. Я не зря начал рассказ со своего друга и того как он меня видит. Да, я суровый реалист. Я долгое время не мог поверить в существование чувств людей друг другу. Точнее, я это видел, но сам никогда не чувствовал. Будто, при рождении мне сделали операцию и вырезали все эмоции и чувства. Могло показаться, что я просто не человек. Так и было. Но тоже лишь отчасти. Девушки были для меня расходным материалом. Друзей не было вовсе. Не было людей, которым можно вот так все рассказать. Как Вам - безо лжи и фальши. Не боясь оценки и осуждений. Потому я таким и был... Без чувств было легко. Да, я чувствовал себя эдаким инвалидом, но внутри хотя бы не болело. Когда не веришь в чудеса и светлое будущее, гораздо легче воспринимаешь все происходящее вокруг тебя... Но я также сказал, что я мечтатель. Я всегда им был. В душе. Я сам себе противоречил. Не верил в человеческую глупость (так я называл любовь и чувства), но всегда хотел их испытывать. Я люблю слова. Вы тоже их любите, поэтому и говорите их около сотни тысяч в день. Ещё больше оставляете себе, что чертовски верно. Вас не полюбят такими, какие Вы есть. В этом мы похожи. Мы это понимаем... Мечтателем меня сделал человек, как каждого мечтателя. Человек даёт Вам надежду. Говорит те самые слова. И Вы перестаете быть реалистами. Вы растворяйтесь в человеке. Это хорошо. Но Вас уже нет. Иллюзия обмана. И Вы будто во сне. Вы хотели бы не просыпаться, но все же рассвет близок. И это та самая ночь. И Вы все также одиноки. И я всегда пойму Вас в этом одиночестве. И раз уж мы так близки, давай уж перейдём на «ты». Ведь ты и я не выбирали одиночество. Мы с тобой не выбирали боль и грусть. Они сами нас нашли. И нас с тобой никто не спас. И у нас с тобой осталось лишь собственное отражение в зеркале...
Писатель по версии
автор: Васильев Сергей Васильевич
 
Не случайно заинтересовавшись status quo союза писателей, с удивлением обнаружил три: СПР (Союз писателей России), СРП (Союз российских писателей) и РСП (Российский союз писателей). Ну что ж, число возможных перестановок для трёх элементов (ограничимся этим набором, чтобы не уйти в бесконечность) составляет шесть вариантов, т.е. нельзя исключить появление новых союзов, которые будут и российскими и писательскими.  
После того как сознание начинает смиряться с множеством литературных объединений, появляются сомнения: Писатель, по версии такого-то союза, считается ли писателем в системе отсчёта другого сообщества? Или действительно настоящим писателем может быть признан только тот, кто состоит сразу во всех союзах? Кстати, в спорте есть прецедент: чести размещения в Зале хоккейной славы удостаиваются обладатели трёх титулов – чемпион Олимпийских игр, чемпион мира и обладатель кубка Стэнли (причём, выборочно, не более одной персоны в год). Аналогия появилась не случайно, отредактировав известную фразу можно сказать: «Жизнь - это спорт! А творчество одна из дисциплин». К примеру, число конкурсов (соревнований) на литературных порталах, мягко скажем, значительно. Иногда напоминает массовые забеги в День физкультурника. По мнению большинства, ничего плохого в этом нет (насчёт наличия хорошего мнения разделяются) – просто современная действительность, данная нам для восприятия. Никому не запрещается участвовать и никому не запрещается не участвовать.
Но вернёмся к союзам. Если ссылаться на почти бесспорный авторитет Михаила Афанасьевича, то Достоевский не был членом Массолита, а статус писателя легко подтверждался прочтением нескольких страниц любого произведения, вышедшего из-под его пера. Верно, но наивно. Никакой вахтёр ни на какой проходной читать ваши рукописи не будет. Есть книжечка, в которой написано «писатель», - проходи. Нет подтверждающего документа, – расти дальше в творческом плане. Это высокомерно–снисходительно- покровительственное отношение тех, чей статус подтверждён документально к остальным авторитета самим союзам не прибавляет. Кстати, и М.А. относился к ним несколько критически: председателю отрезал голову; критику сначала набил физиономию, а впоследствии разгромил квартиру; обладателей звания «писатель» разместил (на постоянной основе) в ресторане; поэта упёк в психиатрическую лечебницу… В финале не удержался и спалил всё логово, к чёртовой бабушке. Надо полагать, что это взаимное недопонимание структуры и её элементов возникло одновременно с «союзами», став их неотъемлемой частью. В подтверждение верности традициям на одном из литературных ресурсов мелькнуло: «…клубок друзей…». Подобная доброжелательность, отчасти, объясняется борьбой за лидерство в ближнесрочной перспективе. Впрочем, мы в ней и проживаем, поэтому титулы, членские билеты и красивые значки привлекательности не теряют, как утешение для болезненного творческого самолюбия. Но для читательского признания нужно что-то ещё… Может быть, печать… публикации в «толстых» журналах, издание книг? Мало кто устоит перед таким соблазном (при любом тираже), и спрос породил предложение! «Разместим!», «Напечатаем!», «Издадим!», «О Вас узнает вся страна!» (мелковато), «О Вас узнает весь МИР!» (уже лучше)… Пишущие сейчас начинали погружение в литературу с бумажных книжек, и в подкорке накрепко засела тяга к типографской краске на свеженьких страничках. Однако время идет вперёд! Причём этот «перёд», т.е. направление развития, оно выбирает по своему усмотрению. Возможности свободной публикации наборов произвольно расставленных букв безграничны! Количество пишущих растёт, читающих, соответственно, уменьшается. В определённый момент они сравняются (или уже сравнялись), а затем… Осмелюсь предположить, что свою роль сыграли экономические неурядицы и большое число безработных. При огромном творческом потенциале населения избыток свободного времени… Ладно, оставим идею исследования социологам. 
Так как быть с соответствием звания «писатель» (хорошо, что не должность) действительному положению дел? Может, за основной критерий взять популярность представленного для публичного обозрения?  Если снова обратиться к Булгакову, то число читателей не определяет уровень произведения. Прочитавших роман Мастера можно пересчитать по пальцам, но ни у кого не возникает сомнений в его гениальности (даже у нас, не видевших его в глаза), поскольку был признан на уровне, выше которого некуда (автор немедленно оказался обеспечен дачей в курортной зоне, обслуживающим персоналом и ограждён от мирской суеты). Т.е. число читателей не определяющий фактор… Из более реальных примеров, можно вспомнить практику включения произведений в школьную программу, что давало право на мемориальную доску, но прививало устойчивое неприятие данного автора сразу нескольким поколениям. Вряд ли у советского школьника загорались глаза при упоминании фамилии Паустовский, а вот Марлен Дитрих, рассыпая стразы с концертного платья, пыталась стать перед ним на колени… Туговато с критериями в творческих областях: и Рафаэль, написавший целый «женсовет» Мадонн, и Малевич с «Чёрным квадратом» - художники. В литературе ситуация ещё более запутанна. Чем и кем определяется действительная ценность (не стоимость) произведения и значимость создателя? Вопросы «замусоленные» ответов на них множество, все правильные и ни одного всеобъемлюще верного.
Далее следует вопрос: «Творчество или регалии и доходы?» - ответ очевиден: «Конечно, творчество!» Точнее, сначала творчество. Но, желательно, с условиями, оговоренными у того же  Михаила Афанасьевича: крупный выигрыш, отдельная квартира в столице и дама сердца, не обременяющая постоянным присутствием. Вот при таких условиях можно работать, работать, работать… нисколько, не отвлекаясь на будничные заботы. Если серьёзно, то большинство довольствуется меньшим - пока текст в процессе создания проблем практически нет. Они появляются после окончания работы. И Мастер, поколебавшись, пошёл в Массолит и к издателям, и на публикацию отрывка согласился, и читателей нашёл (правда, в репрессивных органах)... Живём сегодня, о признании или непризнании наших трудов потомками лично нам ничего известно не будет (раздражающе обидная реальность). Может поэтому М.А., несколько повременив, организовал похищение ранее отрезанной головы, а в финале вовсе сделал из неё элемент кухонной утвари Хотя в начале признавал начитанность и образованность председателя литературного сообщества. Да уберегут нас высшие силы (каждый выбирает ту, в которую верит) от греха генерирования мыслей о возмездии после возврата заслуженно и незаслуженно отвергнутых работ! Лучше пожелаем крепкого здоровья всем главам всех творческих сообществ, издателям, редакторам… поскольку… 
Когда сомнений в избытке, хочется ими поделиться, оставив большую часть (из жадности) себе… Или всё же  заняться коллекционированием,  вступая в очередные по алфавиту союзы?  Нет, пожалуй, нет… Дело это хлопотное, про моральные и прочие издержки лучше не вспоминать. Значит, остаётся работа с последующим представлением её результатов читателям. А кому ещё? 
Писатель по версии… Что-то похожее есть в боксе…

Смотри и другие материалы по теме:
Загрузка...
Наверх
JSN Boot template designed by JoomlaShine.com