автор: Евгений Алдаев

 

Старый конь несся с сумасшедшей скоростью по беговой дорожке Городского ипподрома, ударяя копытами о землю. Пыль забивалась в глаза жокею, для которого эта гонка могла стать решающей в его жизни. Пыль от впереди бегущих коней закрывала дорожный просвет, мешая жокею правильно ориентироваться в пространстве. Он много лет ждал эту гонку, чтобы победить. Однако, такое положение дел, давало ему ясно понять, что ему суждено проиграть гонку в очередной раз. Они были явными аутсайдерами на этом ипподроме.

– Давай, вперёд, старая кляча, – кричал жокей, сильно ударяя ногами по бокам коня. Но в ответ было слышно до боли знакомое фырканье, которое означало, что можно уже сбавить темп и спокойно идти до последнего места.

Трибуны в один голос кричали: «Фу-у-у», проигравшему жокею. А кто-то из зрителей кинул гнилое объеденное яблоко в его сторону.

– Ну, вот и все, кажется, добегались мы с тобой, - обращался жокей к коню, – столько мы с тобой тренировались, старались, не ели, не спали, и всё это было зря. Все в пустую. Проиграли мы с тобой, посмотри, как на нас презрительно смотрят зрители, и посмотри, какая слава достанется победителю: цветы, медаль и кубок. И получит тот Победитель много-много вкусного овса, когда придёт в своё стойло. А нам с тобой, старая кляча, опять придётся жрать то прошлогоднее полугнилое сено. Да, да, прошлогоднее, на большее мы с тобой сегодня не заработали. 

Рыжий конь понимал жокея и виновато спустил голову, еле слышно фыркая в ответ. Жокей слез с жеребца, отвесил оплеуху коню и медленно повел его с беговой дорожки.

– Ах, ты ещё и хромать смеешь, старая кляча, – злобно сказал жокей, заметив, что конь откровенно прихрамывал. – Может тебя на мясо отдать, в скотобойне от тебя больше пользы будет, это точно!

Подойдя к конюшням, конь остановился и, от усталости упал на землю и тяжело дышал. Конь понимал, на что намекал жокей, и больше не было смысла что-то делать дальше. Зачем ему дальше было идти, если ему, старой кляче, была уготована судьба колбасы. Из глаз коня медленно потекли слёзы.

Жокей, успокоившись от поражения, осознал, что в проигрыше на беговой дорожке есть и его вина. Сев на лежачего коня, жокей закурил и понял, какую боль причинил старому коню. «А если бы со мной обошлись также», - думал про себя жокей. Докурив сигарету, жокей повернул свою голову в сторону конской морды.

– Ладно, хрен с ней, с этой победой, ты - это самое дорогое, что у меня есть, и я думаю, что мы с тобой еще поучаствуем в соревнованиях. Конечно, мы с тобой, скорее всего, проиграем в очередной раз. 

 

Ну, а если выиграем? А если выиграем, тем слаще будет победа! 

Неожиданно конь вскочил и, подняв на ноги жокея, встал в боевую стойку, как будто от того проигрыша больше не осталось и следа, да и хромота куда-то исчезла. Жокей, оторопев от увиденного, воскликнул:

– Ну, и куда ты собрался, раньше надо было так делать, а сейчас, вон видишь, уже все разошлись кто куда. После драки, кулаками не машут. Хотя для тебя эта фраза ничего не значит. Да и колбаса из тебя получится так себе. Ладно, пойдем отдыхать. Побеждать потом будем!

Жокей с заботой взял коня за узду, и они вдвоём не спеша побрели к выходу из ипподрома…

Жокей, обскакавший самого себя

автор: Геннадий Дергачев

 

Глухой ритмичный гул нарастал, приближался всё ближе, ближе, наконец, превратился в хаотичную лавину, состоящую из тяжёлого топота копыт, резких выкриков посыла и раздражающих хлопков по взмыленным бокам лошадей.

 

- Митчелл!.. Подай!.. Ну же, Митчелл!.. 

Многозевное тело трибун пробуждалось, распыляемое азартом неизвестности результата.

- Митчелл!!!

Словно дождавшись наиболее дружного и громкого призыва болельщиков, чёрно-белая фигурка жокея вытолкнула вперёд своего рыжего скакуна и, задавая ритм мощным мышцам, крутила хлыстом параллельно корпуса лошади, нисколько даже не задевая его. Легко преодолевая последние метры финишной прямой и, оставляя позади уже беспомощных соперников, жокей и жеребец под ним, одновременно услышали резкий и короткий электронный сигнал финиша.

Ещё одна победа…

 

- Жокей Божьей милостью, как говорится, - произнёс с лёгкой улыбкой некто, полуобернувшись к своему собеседнику.

- Несомненно, – согласился тот и добавил, - а ведь жеребчик-то был не самый лучший в этой компании, не так ли?! 

- Да, но не на всех сидел Джерри Митчелл, сэр!

 

Пофыркивая от бодрящих струй душа, Митчелл, как бы делая предстартовую прикидку, обдумывал план проведения свободного вечера.

Вариантов было несколько, и полная возможность распорядиться ими по своему усмотрению развлекала 

 

Митчелла, хотя в глубине души он был уверен, что, как всегда, воспользуется в последний момент любым, который только придёт на ум, тем не менее, продолжал перебирать их, как неисправимый лакомка.

Во-первых, он приглашён на ужин к чете Куесадам. Скучища, конечно, страшная! Там он будет исполнять роль живого экспоната из музея восковых фигур знаменитостей и с любезной улыбкой выслушивать всем надоевшие скабрёзности хозяина-финансиста. Этот старый подкаблучник, который управляется своей супругой как марионетка, умудряется делать миллиарды чёрт-те на чём. Выпив пару рюмок, он становится не в меру разговорчивым, и изливает всю ядовитую жёлчь, накопленную от общения с женой на своих гостей, терпящих его пошлости только в силу его финансового могущества, которое распространяется и на лучшие конные заводы, чьи питомцы не раз одерживали победы под седлом Джерри Митчелла. И, надо думать, победы грядущие стоят того, чтобы о них побеспокоится заранее.

Его половина, точная копия матери, властной и эгоцентричной миссис Александры Кроссмен, конечно, не снизошла бы до общества какого-то жокея, но у Митчелла было неоспоримое преимущество даже перед известной и модной сейчас певичкой Лизи Маранзано. Та демонстрировала своё искусство на званых приёмах одновременно в нескольких салонах. И хотя выводок из дюжины Лиз сладкоголос и талантлив, Митчелл был всегда в единственном экземпляре, и его присутствие в этом доме, скорее всего, объяснялось этой причиной. Ну, а то, что от подобных светских бесед у него пропадал аппетит – идёт ему только на пользу, так как строгий режим, необходимый для сохранения жокейского веса, не позволяет предаваться чревоугодию.

 

Но сегодня он зверски устал: восемь тяжёлых скачек вымотали его основательно, и хотелось бы день завершить более лёгкой программой. Поэтому, не лучше ли будет воспользоваться вторым вариантом и отправиться с друзьями за город. Тем более что жара не спадает уже которую неделю, и провести время на лоне природы не такая уж плохая мысль. С другой стороны начнутся осточертевшие разговоры о скачках и вопросы о шансах лошадей, записанных на призы следующей недели. Это хоть кого может вывести из себя!.. Разумеется, их нельзя осуждать, для них это развлечение, которое помогает забыть на некоторое время дела. Но для него это, прежде всего работа, как и всякая другая, могущая в какой-то момент показаться невыносимой. 

Сюзи!.. Уж она-то, конечно, будет ему рада! И как это только приходило в голову думать о чём-то ещё другом.

Спокойная, почти семейная обстановка… ласковые, всё понимающие глаза…

 

- Слушай, старина! – громкий голос недавнего соперника по скачке заставил Митчелла отвлечься и добродушно проявить внимание Джеку, который как-то странно, словно до сих пор никогда Митчелла и не видел, и, даже, что возможно, только показалось, почтительно на него смотрел.

- Что с тобой, Джек, у тебя такое лицо, как у моих восторженных поклонниц, ты часом не заболел? – 

 

Митчелл коротко хохотнул и вышел из-под душа, растирая своё маленькое, словно свитое из одних жил и мышц, лёгкое тело.

- Тебя вызывают в центр клонирования, не забудь потом, что эту весть я сообщил тебе первый.

- Вот ещё! Что им от меня понадобилось? – Митчелл недовольно сдвинул брови и стал неторопливо надевать костюм, который, несмотря на то, что был пошит у одного из лучших портных, так и не смог скрыть непропорциональность его длинных рук. Окончательно приведя себя в порядок, и ещё раз оглядевшись в зеркало, он усмехнулся и, обернувшись к Джеку, пошутил:

- Не находишь ли ты, что им мог понравиться мой экстерьер?

Джек, который всё ещё не вышел из состояния почтительности, нерешительно было улыбнулся, но характер жокея и некоторая зависть к чужому успеху проявила себя:

- Видно, кое-кто считает, что через несколько лет ты обскачешь самого себя, приятель! 

- Обскачу самого себя? – Митчелл уже серьёзными глазами посмотрел на Джека и задумчиво протянул, - Вот оно что!

 

Вечернее солнце не ведало, что оно уже вечернее и продолжало настойчиво раскалять узорчатые плиты мостовой. Разноцветные обтекаемые кабинки компьютерокаров манили своей внутренней прохладой и терпеливо ждали своих пассажиров. Митчелл вышел из служебной двери, пересёк небольшую площадь перед фасадом ипподрома и направился к одному из них. Сев на мягкое удобное сидение, он потянулся к пульту заданий маршрутов, задержал на мгновение руку, словно заколебавшись, но тут же, решительно набрал клавишами аббревиатуру Центральной Комиссии экспериментального клонирования и формирования социальных структур.

- Мистер Джерри Митчелл! – человек из-за стола поднялся и с приятной улыбкой двинулся навстречу, - 

Очень, очень рад вас видеть!

 

Пожав посетителю руку, он широким жестом пригласил садиться.

- Верите ли, как только я увидел вас, меня охватил восторг, который я ощущал, наблюдая сегодня за вашим великолепным выступлением.

- Вы очень любезны мистер…

- Сибэри. Майкл Сибэри.

- Вы очень любезны мистер Сибэри.

“Клон! - подумал Митчелл, извлекая из нагрудного кармана пластиковую карточку и протягивая её хозяину кабинета. – Интересно, неужели весь его талант заключается в умелом приёме посетителей?”

- Я получил это приглашение два часа назад.

 

- Да, да! - Майкл Сибэри ещё раз улыбнулся и выпрямился в своём кресле. – О, я вижу, вы уже обо всём догадались?! Да, вы правы, поздравляю вас и радуюсь вместе с вами, мистер Митчелл! Принято решение о помещении в банк ваших клеток, и, более того, - он счастливыми глазами посмотрел на Митчелла и продолжал, - принято также решение о немедленном клонировании ваших продолжателей в количестве трёх человек. Ещё раз поздравляю вас, сэр! Через каких-нибудь пятнадцать-шестнадцать лет трибуны снова могут насладиться вашей эффектной ездой.

 

“Моей ездой?!”

 

Волна какой-то тревожной тоски вновь, как и в первый раз, когда он предположил это, пробежала по Митчеллу, и он непроизвольно прикрыл глаза. Разумеется, жокей догадывался, зачем его сюда пригласили. 

Попасть в ЦКЭКФСС в этом качестве в обществе почиталось за честь. Это была оценка прожитой жизни, гражданская заслуга, пример для подражания. Наконец, многие считали это продолжением своей жизни, почти как бессмертие, правда, до тех пор, пока общество испытывало в этом бессмертии нужду. И Митчелл всё это прекрасно понимал, даже был согласен с такими оценками. Он привык жить в мире, в котором талантливые и незаурядные личности не умирали; они виток за витком приумножали свои знания и мастерство, и никаким посредственностям не оставалось в их среде места. Возможно, такого места не нашлось бы и для самого Митчелла, если бы не случайно, когда-то, подвернувшаяся низкоквалифицированная работа на конюшне. Внимание, проявленное прославленным чемпионом к расторопному мальчишке, первая счастливая скачка, которую он выиграл у тех, для кого звание жокея было определено династией, наследственной кровью жокеев, можно сказать, породой – всё сыграло важную роль. И ему пришлось не просто оттачивать своё мастерство, но и каждодневно доказывать, что случай, приведший его на ипподром, не был слеп. И вот теперь, когда самая главная скачка жизни, в которой он победил, казалось, осталась в прошлом, ему с отчаянием представился непредсказуемый по результату новый старт. Да, он действительно догадывался, о чём состоится разговор.

 

Человеческое сообщество уже давно превратилось в единый организм, способный формироваться по своему желанию. Тотальная компьютеризация, при которой все важные и мелкие проблемы всё больше и больше разрешались электронным центром, привела к тому, что мозгом и нервами гигантской человеческой массы стала глобальная виртуальная сеть. Только она могла создавать законы и такой порядок, при котором сохранялся в какой-то степени баланс между интересами общества и индивидуума. Но это было ещё не всё. 

 

Этот организм не мог допустить хаотичного образования своих “клеток”. Проблемы, накопленные человечеством по мере своего развития, могли разрешаться только целенаправленным отбором особей, отличающихся своим умом, здоровьем и добронравием по отношению к обществу.

Ещё в двадцатом веке начали проводить первые опыты, нацеленные на поиск факторов, регулирующих работу генов, их природу и механизм действия, что позволило исправлять и изменять всю генетическую программу развития организма. Генная инженерия уже на уровне эмбриона предотвращала рождение людей с телесными и умственными пороками. Но особое место во всём этом занимало клонирование. С того времени, когда впервые удалось извлечь из клеток головастика ядро и ввести его в яйцеклетку другой лягушки, собственное ядро которой было инактивированно, и получить таким образом полную генетическую копию особи, от которой взяли клетку, и до того, когда впервые были получены абсолютно неразличимые копии доноров млекопитающих, а затем и человека, прошло не одно десятилетие упорного труда, проб и ошибок учёных. Были глубокие разочарования, которые, казалось бы, ставили крест на этих исследованиях. Было поломано много копий в вопросах юриспруденции и этики подобных экспериментов, но в конечном итоге результаты оказались феноменальными. Какой скачок произошёл в области медицины, сельского хозяйства и в обществе в целом Митчелл хорошо представлял. А уж то, что касалось коневодства, ему знать было просто необходимо. Через его руки, да и ноги, надо добавить, прошла не одна лошадь-клон. 

 

Коннозаводство нуждалось в высококлассных производителях и в матках. При клонировании элитных животных сокращалась необходимость в работе с линиями и семействами, которые так необходимы, как для получения высококлассных резвачей, так и для сохранения пород “в себе”. Кобылы-матки уже могли не передавать свою наследственность: они играли лишь роль инкубатора для производства отобранных ценных особей. Резвость полученных лошадей была приближена к их биологическому пределу, и требовалось только поддерживать на должной высоте условия содержания и тренинга. Часто в одной скачке доводилось участвовать сразу нескольким клонам одного возраста, совершенно идентичным и отличающимся друг от друга только клеймом, да порядковым номером, следующим за написанием клички. На результат скачки в таком случае могли повлиять лишь “порядок” лошади и мастерство жокея.

 

- Вы, должно быть, устали, мистер Митчелл? У вас был трудный день, как я полагаю! – голос чиновника вернул жокея из его прошлого.

 

- Благодарю вас. Не беспокойтесь. Я вас внимательно слушаю.

 

- Вы, как специалист в своём деле, мистер Митчелл, должно быть, понимаете, что возбудить интерес публики - это значит проявить заботу о досуге народа и получить ещё большую прибыль, которая в итоге вернётся социальным благом тому же народу. И добиться этого можно путём максимального уравнивания шансов на победу для всех  участников скачек. Что в свою очередь повлечёт за собой острейшую борьбу на дистанции, и практически непредсказуемость победителя. Кроме того, стоит задача выявлять истинные возможности лошадей не являющимися клонами, что могут далеко не все, ведь таких, как вы, мистер Митчелл, у нас единицы. А требуются сотни. Нужно не забывать также, что ваш возраст позволяет надеяться иметь в скором времени в вашем лице хорошего тренера, но, увы, уже не кумира скаковой дорожки. Учитывая все эти факторы, Корпорация коннозаводства и зрелищ сделала нам заказ на клонирование лучших ныне здравствующих жокеев, даже тех мастеров, которые в силу своего возраста находятся на почётном отдыхе. И вы, мистер Митчелл, заслуженно возглавляете этот список.

 

- Это, конечно, очень приятно, сэр, но и несколько неожиданно, и, признаться, я не совсем готов принять это предложение.

- Вынужден вам напомнить, мистер Митчелл, что согласно нашему законодательству, отказ отобранного кандидата от предоставления своих клеток для клонирования граждан, необходимых нашему обществу, и в интересах общества – неправомочен. Кроме того, я не понимаю, что вас смущает? Встреча через несколько лет со своим юным двойником? А разве ни приятно увидеть себя на скаковой дорожке в том возрасте, вернуть себе который уже ни при каком желании было бы невозможным делом!? 

 

- Вероятно, вы правы, мистер Сибэри, но именно это-то меня и тревожит. К славе я шёл трудным путём, и были моменты, которые мне не хочется испытать вновь. И видеть со стороны почти что себя, замечать промахи и ошибки, которые я сам уже не допускаю - не будет ли это бременем для моей старости?

 

- Повторяя ваши ошибки, ваши двойники придут, в конце концов, к тому – что вы есть сейчас. Но чтобы они стали вровень с вашим мастерством, мы должны будем создать им и моменты вашей биографии. Это неизбежно. Одна генетическая идентичность – ничто без идентичности воспитания и социальных условий. 

 

Разве не этим руководствуются ваши коллеги зоотехники, когда дело касается лошадей?

- Но ведь мы с вами не лошади!

 

- Я клон, мистер Митчелл, и не испытываю от этого никаких комплексов. Мало того, я горжусь, что являюсь продолжателем того, чьи деловые и организаторские способности были оценены по достоинству. 

Хотя у меня есть сын, я, к сожалению, должен признать, что он не обладает данными, которые позволили бы ему продолжить моё дело, но я был бы доволен, если однажды обществу потребуются клоны моего сына в той области деятельности, которой он сейчас занимается. А теперь я вынужден извиниться, но время не позволяет нам продолжить беседу. В самое ближайшее время вы пройдёте медицинское обследование, хотя, я полагаю, вы абсолютно здоровы, но таков порядок, и остальная процедура не отнимет у вас много времени.

Сибэри ритуально приподнялся из-за стола и лёгким поклоном дал понять, что аудиенция окончена.

Ровная, как луч, скоростная магистраль стлалась под колёса компьютерокара, который, не нагоняя и не пропуская мимо себя разноцветных собратьев, мчался с набранной скоростью в двести километров в час.

Митчелл, находясь под впечатлением состоявшейся беседы, безучастно смотрел в боковое окно, через которое можно было наблюдать лишь мелькание однородных ограничительных столбиков, да полосу жухлой августовской зелени. Жокей задремал.

Встречный ветер, упруго сопротивляясь, вызывал удушливое дыхание. Хрипение лошади и гулкие толчки собственного сердца слились с уже слышными криками трибун:

- Митчелл!!!

Захвативший бровку соперник в чёрно-белом камзоле обернулся… Собственное лицо!..

- Митчелл!!!

За спиной слышится гортанный выкрик посыла… Знакомый и родной голос!

- Митчелл!!! – рёв зрителей стал ещё неистовее.

 

На вороных и рыжих, с отметинами и без отметин, на идущих бок о бок, на вырывающихся вперёд, и на тех, что сзади - на всех он - Митчелл!

Митчелл открыл глаза. Приборная панель продолжала светиться мягким зеленоватым светом. Компьютерокар сбавил скорость. Показался центр западной части города. Митчелл решительно переключил рычаг с автоматики на ручное управление и взялся за руль.

В границах города никто не пользовался ручным управлением. Компьютерокары гарантировали безопасность и оптимальный выбор маршрута. Даже столкнуться с такими машинами было почти не возможно. Они шарахались от Митчелла стремительно и неуловимо, умудряясь при этом не нарушить движения.

 

Он увеличил скорость. Дорога опять с покорностью рванулась под колёса. Сбоку замелькали отстающие машины, а Митчелл всё требовал и требовал от своего кара, как тогда от Бена Лонга в розыгрыше Эпсомского Дерби. Его соперники совершенно “завяли”, а Бен, вырвавшись на десяток корпусов вперёд, просил ещё повода. Финиш наплывал со стремительностью экспресса, и только сигнал окончания скачки сумел остановить их. Знак крутого поворота остался от архаичных времён. Компьютерокары в них не нуждались. Митчелл сжал зубы и надавил педаль скорости до предела…

Мелодичный неназойливый сигнал видеосвязи раздался в кабинете Сибэри, и возникло объёмное изображение полисмена…

- Прошу прощения, сэр, но мы сочли нужным сообщить вам о гибели Джерри Митчелла, жокея Корпорации коннозаводства и зрелищ. При нём обнаружена карточка вашего Центра.

Сибэри слегка поморщился:

- Весьма неприятное известие. Как это произошло?

- Подозрение на самоубийство, сэр. Компьютерокар был, по всей видимости, переключен на ручное управление и явно намеренно направлен на ограничительный барьер. От машины и тела почти ничего не осталось: одни обгорелые клочья, удостоверение личности и ваша карточка, благо, что они не горят. У вас будут какие-либо распоряжения по этому поводу, сэр?

- Да, да, конечно. Скажите, остался ли от тела хоть один, пусть даже микроскопический кусочек не обгорелой ткани? 

- Найдётся, сэр.

- Прекрасно! Немедленно доставьте это в приёмную лабораторию Центра.

- Будет исполнено, сэр!

 

Изображение исчезло. Сибэри мягко улыбнулся и подумал:

“Что ж, даже если Митчелл сознательно покончил с собой, ему не удалось лишить нас удовольствия вновь увидеть его, вернее, их в самом ближайшем будущем!”.

Сказки для Полины. История Орлика

автор: Михаил Шаргородский

 

Однажды к нашим друзьям пришел в гости старый жокей.

Он много и интересно рассказывал о лошадях, о скачках, об историях, происходивших с ним, или с лошадьми, с которыми была связана вся его жизнь.

Но больше всего детей поразила и заинтересовала одна история, которую я попытаюсь пересказать.

У одного очень богатого человека было несколько прекрасных лошадей. Все они были очень хороших пород, великолепно натренированы, и, как правило, на всех скачках завоевывали призы. Больше всех из этих лошадей выделялся самый молодой скакун, которому за резвость дали имя «Ветер» Он родился на ипподроме, и в полной мере обладал тем характером, который чаще всего и присущ подобным лошадям. Специалисты утверждают, что лошади, рожденные на ипподроме, с младенчества впитывают в себя дух скачек, дух борьбы, потребность в непременном выигрыше, любой ценой.

К великому сожалению, очень часто, явные преимущества,  вызывают зависть и недоброжелательность окружающих. 

Так было и здесь. В деревянной дорожке, по которой должны были выводить      

жеребца «Ветер», злоумышленник подпилил доску. Выходя из своего денника, лошадь упала и сломала ногу. Она даже не могла встать. Прибежавшие служащие помогли ей подняться, но она еле заковыляла на трех ногах, четвертая бессильно висела, С помощью людей она кое-как добралась до своего денника и тут же легла. Многие, кто был при этом, не скрывали своих слез, глядя на бедное животное. Они все знали, что лошадь ложится только тогда, когда ей худо.

Жокея, который работал с Ветром, пригласил хозяин и сказал:  Немедленно возьми лошадь на скотобойню, пусть ее там убьют, а мясо продадите любителям конины. 

Жокей молча вышел и вернулся к деннику, где лежала бедная лошадь. Подойдя, он присел, где была голова лошади , взял ее в свои руки, и посмотрел ей в глаза, 

В это время из глаз  блистательного призера всех скачек последнего времени выкатились слезы.

Жокей, представив себе, что этого красавца он должен повести на смерть, вскочил и опять побежал к хозяину. Войдя, он ему сказал: «Хозяин, я не могу убить этого коня. Я уже давно не получал зарплату. 

На моем счету накопилось 10 тысяч. Возьмите эти деньги и отдайте мне  пострадавшую лошадь». Хозяин, конечно же был очень доволен, потому, что, убив коня, он бы такую сумму не выручил. Но для приличия  пожал плечами и спросил у жокея: «А ты хоть знаешь, что на скотобойне тоже платить надо, а у тебя же ничего не осталось» Махнул рукой жокей и ответил: «Бог велик. Авось не пропадем»

Пришел он к лошади, попросил служащих, они  помогли уложить коня на носилки, и общими усилиями водрузили их машину.

Когда приехали домой, собрались все члены семьи и соседи. Общими усилиями выгрузили носилки с лошадью и стали думать, что делать. Самое активное участие во всех этих вопросах с самой первой минуты стала принимать младшая дочь хозяина, восьмилетняя девочка, по имени  Кет. Рядом с ними, по соседству, жил один, известный на всю страну, профессор, хирург. Папа решил зайти к нему посоветоваться, что делать с лошадью. Кет, конечно же, пошла с ним. Профессор выслушал их и сказал, что лошадь надо отвезти в ветеринарную больницу, там ей сделают операцию, а потом  специалисты ветеринары должны ее длительное время выхаживать. 

Кет дружила с внучкой профессора, часто бывала у них в доме, хорошо знала всех, и ее тоже все знали. Выслушав вместе с отцом то, что сказал старик-профессор, она   вдруг расплакалась и стала умолять: «Дедулечка, дорогой, золотой, умоляю, ради меня, ради Вашей внучки посмотрите, пожалуйста, нашу лошадку». Врач никак не мог ее успокоить, и поняв, что другого выхода нет, встал со своего кресла, и вместе с ними пошел к лошади. Пока их не было, соседи и друзья соорудили подвесное ложе, которое располагалось под животом лошади, и она могла удобно, как в гамаке, висеть, не опираясь на ноги.  

Когда профессор приблизился к лошади, она, как будто поняв, кто он, посмотрела на него таким страдальческим взглядом, что большинству окружающих стало не по себе.  Профессор и не думал  осматривать лошадь, объясняя людям, что он не ветеринар. Но никто этого и слушать не хотел. Все знали, что он поставил на ноги тысячи травмированных людей. А по мнению большинства жителей земли, животное не является более сложным организмом, чем человек. Поэтому люди очень настаивали, начав хором скандировать: «Просим, просим…» Деваться некуда, профессор надел очки и стал очень скрупулезно осматривать лошадь. Делал он это очень медленно, внимательно ощупывая буквально каждый миллиметр в зоне повреждения. Закончив осмотр, он очень помрачнел. На все вопросы ответил очень коротко. «Сложный перелом. Раздроблена кость. Нужна немедленная операция, с предварительным просвечиванием травмы. При этом никакой гарантии нет, что лошадь сможет вернуться в былую форму». 

Когда профессор собрался уходить, он неожиданно наткнулся на ограду из живых людей. Его не хотели отпускать. Все умоляли его, чтобы именно он сделал операцию. А Кет и ее подружка (внучка врача) стали даже на колени, и вздымая руки  к профессору, обращались к нему с молитвенной просьбой, как к божеству. Бедный профессор никак не мог объяснить людям, что он никогда не лечил животных и не знает, как это делается. Но никто не хотел даже слушать это. Все были глубоко убеждены, что если кто-то в мире сможет спасти лошадь, то это именно их сосед, старый профессор.  Чтобы долго не рассказывать, толпа болельщиков сумела убедить хирурга, и он вынужден был согласиться делать операцию. Срочно привезли из госпиталя, которым он руководил, хирургическую медсестру, нужные приборы и инструмент. А на месте, буквально за полчаса соорудили огромный стол, на который уложили лошадь, и навес на случай дождя. Всех попросили удалиться, Остаться  разрешили только Кет и ее подружке.

Операция длилась очень долго. Раздробленную кость собирали из всех осколков, буквально склеивая их. 

Опуская все другие подробности, нужно сказать, что когда профессор вышел из импровизированной хирургической палатки, он от усталости и напряжения уже не держался на ногах. К счастью его тут же подхватили под руки и усадили в плетеное кресло.

Хотя никто из болельщиков за судьбу лошади не ушел, все они стояли молча, ожидая пока врач немного придет в себя и сам заговорит.

Наконец, профессор сказал: « Перелом сложный. Операция очень тяжелая. Требуется весьма длительное и профессиональное выхаживание. Надо будет пригласить человека из ветеринарной клиники. Два раза в день следует  массировать и втирать мазь. И еще много других процедур»

Все собравшиеся проводили профессора до его дома, и низко поклонились за его мужество и благородство, проявленное и к людям, и к животному.

Когда лошадь пришла в себя, ее опять бережно уложили в «гамак» и немного напоили. От еды она резко отказалась. На второй день, когда папа поехал к ветеринарам, Кет поехала вместе с ним. 

В клинике им порекомендовали хорошего специалиста, и она поехала вместе с ними, чтобы осмотреть лошадь, и начать ее лечить. Кет все время была рядом с врачом, и просила разрешить ей делать те или иные процедуры. Когда прошло несколько дней, ветеринар увидела, что Кет запомнила все процедуры, и делает их очень грамотно, к тому же лошадь на прикосновения ребенка реагирует  гораздо лучше, чем врача.

Она сказала об этом отцу, и убедила его, что лошадь можно оставить на попечение Кет, а специалист будет осматривать ее раз в месяц.

Вот тут то и начались для Кет тяжелые трудовые будни. Ведь надо было еще и школьные дела не запускать, иначе бы ее сразу же отстранили от ухода за больной лошадью. К тому же лошадь, ни за что не хотела брать из других рук ни еду, ни питье. Так что надо было все успевать. Но Кет не горевала. Наоборот. Она очень гордилась, что уроки, полученные ею от дедушки, профессионального конника, как ездить на коне, и как ухаживать за ним, не пропали втуне. Она и сейчас продолжала с ним советоваться, если что-то не знала. Постепенно Кет настолько сдружилась с конем, что когда они были рядом, создавалось полное впечатление общения двух родных душ. Кет очень не нравилось имя лошади «Ветер». 

Однажды она обратилась к отцу: «Почему нашу лошадь так зовут? Отец объяснил, что на ипподромах очень часто имена лошадям дают по их показателям. Показала лошадь высокие результаты, мчится быстрее всех, вот и дали имя «Ветер». Кет узнала, как звали родителей ее подшефного коня. Оказалось, что отца звали «Орион», а мать «Лиза».Кет обратилась к отцу с просьбой дать лошади правильное имя. А это означало, что надо использовать по одной букве, или по одному слогу от имени каждого из родителей. Таким образом, получилось «Орлик». Отец согласился, а дед уже заранее был извещен, поэтому предложение Кет прошло единогласно.  Больная лошадь вначале была удивлена, что к ней стали обращаться с другим именем, но постепенно привыкла и стала охотно откликаться на него. Все соседи и родственники приняли новое имя коня, как должное, и очень скоро все начали даже забывать, что его раньше звали по-другому. Время шло. Лошадь медленно, но поправлялась. Наконец, наступил день, когда у нее сняли гипс и разрешили небольшие передвижения. Кет никому ничего не разрешала, а сама на поводу каждый день выводила Орлика на небольшую прогулку. Начиная с опаской, но каждый день все смелее, лошадь заново училась сначала ходить, а потом и делать небольшие пробежки.  В таком режиме прошло определенное время. Лошадь окрепла, и с удовольствием выполняла все, что от нее требовали на тренировках. А Кет превратилась в заправского наездника. Между всадником и конем  установилось такое взаимопонимание, что они мгновенно могли выполнить любое желание друг друга. Однажды во время тренировки, Орлика с его юной всадницей увидел приезжий  коновладелец. Он обо всем расспросил у соседей, и предложил отцу Кет большую сумму, чем он когда-то отдал за покалеченную лошадь. Поскольку отец очень нуждался в деньгах, он согласился продать Орлика. Когда Кет пришла домой и все узнала, она так сильно рыдала, что ей стало плохо. Ее уложили. Она до глубокой ночи не могла успокоиться. А затем перестала со всеми разговаривать. Лежала молча, с потухшим взглядом, не принимая ни от кого, ни воды, не пищи. На третий день к ней вызвали врача. Осмотрев и выслушав ребенка, врач отозвал отца в сторонку и сказал: «Ей ни один врач не сможет помочь. Она может умереть от тоски и обиды». Отец понял, что надо, как можно скорее возвращать Орлика. Поехал он к новому хозяину, а тот отказывается вернуть коня за ту цену, за которую купил.  Вернулся отец, горестно сел в своей комнате, и не знает, что делать дальше.

Неожиданно к нему пришли родственники и друзья, которые, узнав обо всем, решили помочь. Они принесли недостающую сумму, и отец, сразу же, среди ночи поехал за Орликом. На этот раз новый хозяин безропотно взял деньги и вернул коня. Судя по внешнему виду, Орлик был не в лучшем состоянии, чем его любимая Кет. Почувствовав старого хозяина, Орлик очень обрадовался и воспрянул духом. Подойдя к дому, и не увидев Кет, Орлик громко заржал. Кет услышала голос своего любимца, но не поверила своим ушам, и осталась недвижима. Конь заржал вторично, а потом, подойдя к открытому окну, где лежала Кет, засунул в него свою голову и стал ласкать подругу. Постепенно Кет пришла в себя, обхватила своими ослабшими ручками его голову, и только плакала, на сей раз, уже от радости, будучи не в силах произнести ни слова. Отец взял дочку на руки, и вместе с ней проводил Орлика до его денника. Там же он усадил Кет и отошел, оставив друзей наедине. Через несколько дней, когда наши герои понемногу пришли в себя, началась настоящая работа. Кет по ходатайству своего отца и деда, получила право быть жокеем. Таким образом, она стала самым юным в стране профессионалом конного спорта. Тренировки велись каждый день. 

В освоении  правил выездки ей ежедневно помогал отец. Дед учил тактике и стратегии скачек. Поскольку конь и юный жокей были очень дружны между собой, тренировки были им не в тягость, а в радость. Через какое то время Кет и Орлик стали абсолютно спаянной парой, готовой к любым сражениям. На их тренировки, на окраине городка стало собираться все больше и больше зрителей и болельщиков. 

Но тут выяснилась большая беда. Для того, чтобы лошадь имела право  выступать на соревнованиях, она должна иметь сертификат, который стоит очень дорого. А еще дороже стоит право на участие в конкретных скачках.

Общая сумма расходов в десять раз больше, чем деньги, отданные за выкуп Орлика

 Поскольку семья Кет такими деньгами никогда не располагала, у нее практически не было никаких перспектив попасть на скачки, о которых она всю жизнь мечтала.  Она была очень огорчена, но тренировки все же продолжала, доставляя радость себе, Орлику, и всем, кто приходил их посмотреть.

Однажды среди публики все увидели  незнакомого, очень хорошо одетого господина, вышедшего из престижного автомобиля, и внимательно наблюдавшего за тренировкой. 

Когда тренировка закончилась, он подошел к Кет и стал расспрашивать, кто она, что у нее за лошадь, откуда она так владеет выездкой. Кет смело и очень толково отвечала на все вопросы, рассказала всю историю с Орликом.  В заключение  она горестно сказала, что несмотря  на то,  что мы прошли такую длинную и трудную дорогу, из-за отсутствия денег  не можем  принять участие в скачках. «Поскольку папа мне официально подарил лошадь, а сертификат жокея у меня есть, я имею право подписывать договоры. И если бы кто-то в меня поверил и одолжил нужную сумму, я ее непременно бы вернула, выиграв приз на скачках». Незнакомец улыбнулся, и сказал. «Ты отважная всадница. Ты убедила меня, что сможешь достойно бороться на скачках. Я принц нашей страны. В порядке займа, даже без договора, под твое честное слово, я внесу нужную сумму, и  буду болеть за тебя» У Кет от неожиданности даже дыхание перехватило. А все ее болельщики стали громко кричать Ура, и подбрасывать головные уборы. 

Время до скачек прошло в страшной суматохе. Отец  готовил необходимую форму для коня и всадника. Кет усиленно тренировалась. Дед наблюдал за тренировками и помогал Кет освоить некоторые приемы торжественных выходов, поклонов и т.д. Бестолково суетились все болельщики, будучи уверенными, что именно они здесь главные. Один Орлик не принимал участие во всей этой суете, но, судя по примеркам парадной формы  и другим  хлопотам, он тоже понимал, что время приближается к скачкам.

Наконец настал заветный день. Отец принес и вручил Кет все необходимые документы. Она в жокейской форме, сразу повзрослевшая, через парадные ворота въехала на ипподром, и стала в общий строй. Среди рядов всадников пронесся шепот: « А кто это?» Ведь Кет никто не знал. А конь был записан уже под другим именем, так что его тоже не узнали. Зато сам Орлик, почувствовав до боли знакомый запах  ипподрома, сразу весь напружинился так, что даже Кет почувствовала. Всех жокеев разбили на три группы, по пять всадников в каждой.  Кет попала в третью группу. До начала скачек, есть много каких то формальностей, которые Кет не совсем хорошо знала. Но она хорошо помнила наставление деда: «Если, что-то не знаешь, доверься своему коню. Он все знает». Так она и делала, что помогло ей избежать крупных ошибок. 

Пробил гонг, и третья пятерка вышла на старт. По сигналу стартера все всадники рванули вперед. Орлик хотя уже давно не участвовал в гонках, но старая школа, и хорошая натренированность помогали ему держать нужный темп.  

Завершая первый круг, Кет успела заметить на табло, что они на 2 секунды отстают от победителя предыдущего заезда. Во время скачек все жокеи вопили, били своих лошадей, вставали в стременах. Одна Кет молча вела скачку, пригнувшись в шее своей лошади и обхватив ее руками.  

В середине второго круга, понимая, что надо отыграть отставание, Кет слегка шлепнула коня по шее. Это был условный знак, который они многократно отработали на тренировках. Он означал, что надо быстрее, хоть немного! Через несколько мгновений Кет потеряла из вида своих соперников. Она не сразу поняла, куда они девались.

 Оказывается, что Орлик так рванулся вперед, что опередил всех соперников на целый корпус, и с этой дистанцией сорвал финишную ленту. 

Сразу стало понятно, что в своем заезде  Кет и Орлик выиграли. А в целом надо было дождаться заключения судей. 

Мне очень трудно передать, что творилось на ипподроме. Шум, крики, барабанный бой, ржание лошадей, взрывы петард. Результаты самых знаменитых лошадей и наездников оказались перечеркнуты никому неизвестными скакуном и наездницей.

Ну а когда судьи объявили, что скачки в целом выиграли жокей Кет на лошади Орлик, с отрывом на  1.5 секунды,  было такое впечатление, что ипподром просто взорвался. 

Счастливая Кет  не знала что ей надо делать. В этот момент к ней подошел распорядитель скачек, взял за повод ее коня и вывел их на постамент Славы. 

К Кет подошли все руководители скачек, поздравляли ее, одели ей Корону победителя. Вместе с ними был и старый профессор, «крестный отец» Орлика, специально приглашенный Кет. Он дружески похлопал коня и обнял Кет. Затем подошел уже знакомый принц, а он, оказывается, был президентом союза конного спорта, и вручил Кет денежный чек на сумму в два раза превышающую размер займа. Они переглянулись и заговорчески улыбнулись друг другу.  

Еще долго длились торжественные мероприятия в честь всех участников скачек. Только поздно вечером Кет пришла домой и объявила отцу и деду, что ее победа, это их победа. Они все поздравили друг друга и стали говорить о будущем. А в будущем  Кет и Орлику предстояло еще много скачек, много борьбы и много побед. Пожелаем же им удачи! 

А Если они очень захотят, мы встретимся с ними в новой сказке.