автор: Иванова Ольга Ивановна  

   

       Маргарите Михайловне было очень трудно жить на одну пенсию. Раньше она работала экономистом, а теперь и бухгалтером никуда не берут - возрастной ценз. 

 

Пошла работать в семью гувернанткой, прочитав объявление в газете. Двое маленьких детей. Смотреть за ними два полных дня в неделю, пока их мать работает. Тоже бухгалтером. 

 

У Вероники Андреевны, хозяйки, педагогическое образование, филологическое. Такую молодую, хотя и незнающую бухгалтерского дела, но, видимо, хорошо умеющую считать жену муж Георгий взял бухгалтером на свою фирму. Своя рука – владыка. Он тоже педагог по образованию. 

 

В первый день всё обговорили: по сто рублей за рабочий час. Маргарита Михайловна пришла рано утром на работу. 

Родители уж так сюсюкали да жалели своих деток, как будто прощались навеки. 

 

Ане, старшей девочке, было чуть больше пяти лет, а младшенькой Насте – два с половиной. Девочки красивые, нарядно одетые, умные, но избалованные - совсем без тормозов. Родители ещё не успели выйти за дверь, как они принялись орать-плакать на разрыв аорты. 

 

У гувернантки даже сердце закололо от жалости к детям. Маргарита Михайловна и выдумщица, и знала много народных сказок, стала им рассказывать, отвлекать. А они всё равно плачут. Ничем невозможно успокоить. Предложила поесть чего-нибудь вкусненького – не хотят. Вероника Андреевна говорила, что накормила девочек перед уходом на работу. 

 

Тогда Маргарита Михайловна напомнила девочкам о прогулке во дворике. Они сразу же прекратили хныканье и стали искать свои куртки и сапожки. Один ботиночек Настеньки пришлось долго-долго искать, так как он был закинут под детскую кроватку. Маргарита Михайловна полезла доставать его, а старшенькая села ей на спину и погоняет. 

 

Пока их одела, изошла на сто потов - вся мокрая. Наконец-то вышли во двор с санками – девочки сразу же побежали к качелям. Как только они ни играли, что только ни делали, желания у них разные – обе упрямые – особенно старшая. Одна качается, а другая не хочет, убегает.

 

Санки с собой взяли, а что толку. Маргарита Михайловна измучилась их катать – снегу мало – санки плохо едут. Но ближе к территории детского сада снегу побольше. Там и катались.

 

Погуляли для начала один час, который для Маргариты Михайловны протянулся в целую вечность. Гувернантка и говорит:

- Давайте пойдём теперь домой. Холодно. Ветер. Простудимся. 

 

Сама Маргарита Михайловна боялась простудиться из-за мокрой от пота спины, да и за детей беспокоилась, тем более что у младшенькой и так всё время текли сопли до нижней губы. Она слизывала их языком. Маргарита Михайловна только и делала, что вытирала Настеньке холодный носик и рот своим носовым платком – платка не нашлось у детей в карманах.

 

- Нет, не хотим домой. Мы с мамой по три часа гуляли.

Как только ни уговаривала их Маргарита Михайловна. Наконец решила их обмануть:

- А давайте пойдём домой. Мы же не смотрели на наш подъезд. Может быть, мама домой пришла и еду разогревает.

- Ура, ура! Мама уже дома!

 

Младшенькая побежала к подъезду. Старшей Ане ничего не оставалось, как пойти за Настей и няней. У самого подъезда Аня взяла санки, поставила их на асфальт и приказным голосом сказала гувернантке:

- Вези теперь меня! Я идти не могу, устала. Иначе я домой не пойду совсем. Ты должна меня везти.

 

Маргарита Михайловна немного повезла и сказала:

- Всё равно по ступенькам санки не поедут, так что вставай, Анечка!

- Не-е-е, не слезу. Ты обязана меня хоть на руках нести. Тебе за это деньги платят, ты и вези.

 

- Ну, тогда мы с Настенькой уедем в лифте, а тебя здесь оставим, - сказала Маргарита Михайловна, рискуя тем, что упрямая Аня останется с санками на улице.

 

Едва справились с дверным замком. Только зашли, девочки видят – матери нет. Обе в рёв. 

- Она, наверно, спряталась, - сказала Маргарита Михайловна.

- Нет её нигде, - говорили сестрёнки, заползая под кровати в спальне и заглядывая в шкафы.

 

С грехом пополам уговорила Маргарита Михайловна девочек раздеться. Спасением явились мультики – Аня сама умела их включать на видаке. А гувернантка в это время разогревала первое и второе. Включила чайник.

 

Дети ели очень плохо – только вкусненькое. А вкусненькое для них – икра, красная рыба, мёд, конфеты, фрукты и мороженое. Сами знают, где что лежит в холодильнике, сами найдут и достанут. 

 

А если нальют на пол или на стол, так старшая Аня сразу же говорит:

- Подтирай тряпкой – ты должна всё для нас делать.

 

Стала укладывать их спать – не хотят. Спать не любит старшая. А младшая повторяет всё за старшей. Все сказки пересказала новая нянька, а они всё не спят. Песенки стала напевать колыбельные. Сама так устала, что на ходу спит. 

 

Тут сообразила и говорит:

- Ну, теперь вы меня укладывайте спать. 

- А как? – спрашивают обе. 

- Тоже сказки расскажите мне.

- Нет, мы не умеем. 

- Тогда замолчите обе, думайте о маме и уснёте.

 

Настенька поспала немного, а Анечка всё время ворочалась с боку на бок, что-то тихо бормотала, но так и не уснула. 

 

После сна старшая говорит:

- Хочу винограду! Он на балконе. Мама прячет от нас, чтобы мы весь сразу не съели.

- Раз мама ничего не наказала, я на балкон не пойду и виноград доставать не буду, я и не знаю, где он лежит.

 

- А я знаю где, - говорит Аня.

- Хотя ты и знаешь, но это решать маме – она приедет с работы и достанет, - резонно и твёрдо сказала Маргарита Михайловна.

 

Тогда Анечка залезла на подоконник, взялась за ручку форточки и говорит:

- Если ты не дашь винограду, я выпрыгну в окно.

Маргарита Михайловна посмотрела на Аню с укоризной и говорит:

- Давай прыгай, если тебе хочется разбиться в лепёшку с одиннадцатого этажа.

 

Старшенькая, конечно же, прыгать и не думала, но, видя такой поворот не в свою пользу, говорит:

- Мы с Настей любим оладьи или блины.

- Если у вас есть мука, яйцо и молоко, то я испеку тонкие блинчики. Но нужна ещё и хорошая сковорода, чтобы блины отставали. Я тоже люблю блины.

 

Всё нашли. Только сковорода была грязная в раковине. Пришлось её долго отмывать. Наконец и первый блин готов. И не комом. Девчонки ели блины, но отнимали остаток остывшего блина друг у друга и нещадно дрались между собой. 

 

Они вцеплялись друг другу в волосы мёртвой хваткой, так что Маргарите Михайловне приходилось разнимать их. Она, выросшая в бедности, в дружной семье, и не подозревала, что такое бывает – драться из-за куска блина не на жизнь, а на смерть. Младшенькая пускала в ход ногти и царапалась, так как сил устоять против Ани у неё не хватало.

 

Как доработала нянька до прихода матери, уж и сама не помнила. Матери пока ничего не рассказывала, полагая, что просто дети первый раз так плакали и не слушались. Но это же самое повторялось и в десятый раз.

 

Гувернантка ходила на работу, как в тюрьму. Тогда Маргарита Михайловна стала говорить сначала папе:

- Вы, Антон, когда уходите утром, не афишируйте, а раз - и ушли. Мои родители раньше так делали, и я своих девочек не нервировала, целуя и обнимая их, чтобы они после моего ухода так надрывались в плаче. Отвлекут их кто-нибудь, а они смотрят: ни мамы, ни папы уже нет. Захотят поплакать, да и раздумают.

 

- Ладно, так и сделаем в следующий раз. Только они уж очень меня любят и за меня цепляются.

- Ну, тогда не ходите на работу, а сидите около них.

 

Вначале Маргарите Михайловне приходилось очень трудно. Родители оставляли полную раковину грязной посуды, еды не куплено за выходные, не приготовлено, в квартире не убрано, кругом детские игрушки, одежда валялась на стульях, и невозможно было найти детскую обувь для прогулки во дворе. Она почему-то залетала в разные углы в квартире. 

 

Но диктовать свою волю, указывать Маргарита Михайловна не имела никакого права. Понимала. Улетишь с работы ни за понюшку табака. Полно желающих приработать. На детей жаловаться – бесполезно. Сразу скажут, что нет педагогического образования и подхода к детям.

 

Время от времени девочки становились лучше, меньше плакали. Но они по-прежнему не изъявляли никакого желания питаться по режиму, а уж тем более спать. Гулять временно не ходили, пока не прошёл насморк у Настеньки. 

 

Потом родители отправили старшую Аню в деревню к бабушке, в Тульскую область. Стало полегче с одной Настенькой, хотя та иногда начинала плакать об Ане и требовала, чтобы её привезли назад. Вместе тошно – врозь скучно. 

 

Маргарита Михайловна уже нашла подход к девочке, всё время прихваливая её и рассказывая ей всякие небылицы. Пока та заслушается, забудется, гувернантка скармливает ей яйцо всмятку:

- Вот однажды фельдшерица Анна Ивановна пошла в лес за ягодами и заблудилась.

 

- А кто такая фельдшерица? – тут же спрашивала Настенька.

- Это медсестра в деревне, - терпеливо объясняла ей гувернантка.

- Ну, дальше! – требовала Настя.

 

А если няня доставала в перерыве чашку с блюдцем или включала чайник «Витек», теряя мысль, не рассказывая при этом дальше, то Настя выплёвывала яйцо изо рта прямо на стол и говорила:

- Ну, тогда я есть не буду.

 

Часто они читали сказки известных писателей. Но Настенька капризничала:

- Лучше рассказывайте Вы, (это гувернантка уже научила её всех звать на Вы, если не можешь запомнить трудное имя - отчество), я книги все помню наизусть, а вот Ваши сказки люблю больше.

 

Но через месяц приехала Анечка и стала устраивать Содом и Гоморру. Бросала фантики и разные бумажки с рисунками на пол. Требовала, чтобы гувернантка собирала их, мела пол:

- Ты должна, ты обязана, тебе за это платят. А знаешь, как тебя зовёт моя бабушка? – Швабровна.

 

После таких слов Маргарита Михайловна строго спрашивала:

- Как ты со мной разговариваешь, девочка? Разве так можно разговаривать со старшими? Посмотри на Настеньку – она давно зовёт меня на Вы.

 

Анечка отворачивалась, сердилась, но, видя, что Настя уже на стороне гувернантки и даже полюбила няню в отсутствие старшей сестры, замолкала и слабо, с трудом стала подчиняться, а не качать свои права.

 

Маргарита Михайловна похудела на десять килограммов от нервотрёпки, стала плохо спать, придумывая, как поступить или как обучить девочек чему-то новому, хорошему. Перетаскала все хорошие детские книжки к детям. Но вскоре приехала в гости её старшая дочка Лена с внуком и потребовала:

 

- Мама, перестань мучиться с такими детками. Мы тебе лучше будем помогать каждый месяц. Заболеешь – никакими деньгами не вылечить. Лучше побереги себя! 

Теперь новые русские так детей балуют, что рады им в одно место запихать все радости жизни. Не знаю, что с нами будет в старости. Наверно, ногами будут нас пинать. Ваше поколение, перенёсшее тяжёлые годы лишений, разрухи и бед в военное и послевоенное время, было ещё совестливым.

 

Так Маргарита Михайловна перестала работать и долго ещё называла внука то Аней, то Настей.

 

Часто во сне она видела повзрослевшую Анечку, вцепившейся ей в жидкие седые волосёнки и приговаривающей:

- Делай, делай – ты должна, ты обязана, Мариванна, Пылесосовна, Швабровна.

 

А младшенькая Настя оттаскивала бы за подол платья сестру, царапала её ноги, кусалась до крови и кричала:

- Не бей мою тётю Литу, не бей! Я её люблю…

Гувернантка

автор: Владимир Беляковский

 

  Одна знатная особа искала гувернантку для своего непослушного сына. Все кандидаты терпели фиаско, уходя из дома решительно и бесповоротно. А последнюю даму мальчик укусил за палец, что ни за какие сокровища мира она уже не пожелала иметь дело с сорванцом. 

   Когда мать потеряла всякую надежду, найти воспитателя, дверной колокольчик бодро звякнул.

«Вы наша последняя надежда!» – с такими словами встретила хозяйка новую гувернантку. Если и Вы не справитесь с малышом, то я сдам его в приют, чтобы его невоспитанность не стала позором для всего нашего благородный семейства!..»

«Позвольте представиться, Надежда Романовна».

   Было время обеда, и хозяйка пригласила гувернантку к столу. Мальчик за тарелкой супа внимательно изучал новенькую. Надежда Романовна, не спеша, черпала ложкой суп, демонстрируя все правила приличия. Принесли второе блюдо, пюре с ёжиками. Мальчик поднёс ложку ко рту и сказал: «Я не люблю пюре, а бывшая няня заставляла меня есть, и тогда я спрятал от неё тарелку с едой в домике садовника под шкафом. Потом я нашёл эту тарелку, а там, в старом пюре кишели жирные скользкие червячки. Надежда, вы не скажете, откуда они там взялись?» Надежда Романовна ответила: «Малыш, это личинки от крупной мухи». Поле этих слов хозяйку вырвало на стол. Прислуга засуетилась вокруг. А Надежда Романовна спокойно заканчивала обед, приложив салфетку к губам.

   Скоро дама привела себя в порядок и, посмотрев в окно, увидела, как Надежда Романовна дружно общается с её сыном в саду. 

  Кажется, они поняли друг друга, – облёгчённо выдохнула мать.

Требуется гувернантка

автор: Лобанов Евгений

 

I

...Дал же бог имя!

Надежда поежилась (впрочем, это могло быть и от холода). С таким именем только над землей парить. Но только воспаришь - тебя тут же мордой об асфальт: знай свое место!

Математика не кормила давно. Ненавидеть же свою профессию тридцатилетняя Надежда Андреевна начала с тех самых пор, как десятиклассник Славик со знаменитой фамилией Кортнев, ощупывая ее масляными глазами, предложил наедине: “Пойдем ко мне. Не пожалеешь!” И выразительно почесал нос десятидолларовой купюрой. Галиева промолчала. Она даже не возмутилась Кортневым вслух, хотя в их учительской считалось чуть ли не хорошим тоном ругать учеников последними словами.

Но ведь она, кажется, не давала этому подлецу никакого повода!..

 

Надежда забилась в угол дивана, включила бра и закуталась в старую шаль. Да когда же прекратится этот чертов холод?! Он продирает до костей и, кажется, уже никогда не удастся отогреться. Март, а за окном - двадцать четыре ниже нуля. И никакой надежды на лето.

И на зарплату тоже - никакой надежды. Зато каждый день - презрительные, маслянистые или осоловело-стеклянные от наркотиков глаза учеников. Бежать! Но куда? Надежда дотянулась до стола, на котором лежала сегодняшняя бесплатная газета. Почти безнадежно скользнула взглядом по разделу “Работа” и впилась в объявление: “Требуется гувернантка для молодого человека...”

Еще плотнее закутавшись в шаль, сняла телефонную трубку. Диск крутился медленно, будто испытывая терпение Надежды.

-Слушаю, - раздался в трубке уверенный мужской голос.

-Я по объявлению...

-Оч-чень хорошо. Как вас зовут?

-Надежда Андреевна.

-Откуда звоните, Надежда Андреевна?

Галиева на секунду запнулась:

-С Восточной, неподалеку от Шарташского рынка.

-Та-ак, - протянул мужчина и, видимо, глянул на часы. - Сейчас двадцать тридцать три. Полчаса, чтобы почистить перышки и минут двадцать, чтобы добраться... Значит, в двадцать один тридцать жду вас у “Серебряного копытца”. Узнаете меня по скромному букету цветов. До встречи!

В полной растерянности Надежда положила трубку. Он сказал - в двадцать один тридцать? В это время уже темно. А он... Как на свидание приглашает. Цветы... Ресторан...

А вдруг - никакого свидания? Мало ли маньяков на свете? И ведь - ни как зовут, ни - что за работа. Как обычно - “подробности при встрече”? А потом выясняется - претендент убог душой или телом.

Надежда тряхнула черными волосами - лезет же в голову! Нафантазировала опять - “Одинокий новый русский желает познакомиться и подарить виллу...” Не виллу бы тебе, а вилы - на приусадебном участке навоз разбрасывать! Хапал мужик деньги, сына забросил. А, нахапав, очухался маленько - понял, что без знаний парень бедняком останется, и решил... (А ты, Наденька, со своей кандидатской, много ли денег наработала?..) Может, это шанс, а ты его упускаешь! Каждая секунда твоих бессмысленных рассуждений отщипывает от и так не слишком великого шанса кусочки. Он уменьшается на глазах, ну решайся же на что-нибудь!

Итак: во-первых, умыться. Во-вторых - накрасить губы и подвести ресницы. В-третьих... Волосы. На них времени уже не остается. Ладно, просто распустим до плеч. ...Ну не в таком же платье - в ресторан! И не в джинсах же... Одежда из шкафа летит на пол. В эти брючки не влезала уже лет пять, но они - самое то, главное - подчеркнуть фигуру, а вдруг... И, лихорадочно двигая вдоль шва утюг, обжигаясь...

...А потом - с горки, чуть не падая, сжимая в одной руке миниатюрную сумочку с вечным женским набором, а другой трогая сунутый на всякий случай в карман складной ножик - скатилась к “Серкопу”* и встала, ощупывая глазами почти черный вечер. Хлопали двери иномарок, мужчины предупредительно распахивали их перед дамами в манто и шубках, и Надежде вдруг стало до боли стыдно за свою потертую курточку. Она уже было повернулась, чтобы зашагать обратно, но невольно обернулась на звук хлопнувшей дверцы.

У какой-то иномарки (для Надежды они все были на одно лицо) стоял высокий мужчина лет сорока, сжимая в руке цветы. Галиева неуверенно шагнула к нему. Обещанный “скромный букет” вылился в полтора десятка роз.

Надежде захотелось петь. Мужчина подошел, посмотрел оценивающе и протянул букет:

-Я вас сразу узнал, Надежда Андреевна. Прошу, - придерживая одной рукой дверь, а другую приглашающе протянув вперед, произнес он. - Извините, забыл представиться. Михаил Юрьевич, можно Михаил.

 

-С глубоким интересом слушаю ваш рассказ о себе, - сказал он, когда предупредительный официант, наконец, отошел. Михаил изучающе вглядывался в лицо Надежды. - Вы замужем?

-Нет.

-А были?

-Была.

-Не сошлись характерами? Извините, что так подробно расспрашиваю, но я все-таки должен знать, в чьи руки отдаю Петра.

“Так, имя названо, - подумала Надежда. - Осталось только узнать...”

-Сколько ему лет?

-Пока вопросы задаю я. Еще шампанское?

Надежда протянула бокал.

-После того, как вы разошлись с мужем, встречались с кем-нибудь?

-Это так важно?

-Это очень важно, - подчеркнул Михаил. - Итак, я слушаю.

Надежда медленно отпила вино. Наверное, ей стоило встать и уйти. Этот разговор напомнил ей недавнее предложение Кортнева. Галиева усмехнулась. Десять долларов! В конце концов, если уж продаваться, то не так задешево.

-Я слушаю, Надежда Андреевна, - настойчиво напомнил Михаил, пустив вверх тонкую струйку дыма.

-Встречалась, - выдавила Надежда, подумав про себя, - ну все, допрыгалась! Сейчас он скажет - нет, вы мне не подходите...

-Это хорошо, Надежда Андреевна. Это очень хорошо. Расслабьтесь, что ж вы так напряглись? Пойдемте лучше потанцуем. Вы не против?

Нет, конечно, она не против. В глубокой молодости обожала танцевать.

-А вы хорошо танцуете. Сексуально.

На сцене молодые девчонки показывали стриптиз.

-Нравится? - кивнул в их сторону Михаил.

Надежда пожала плечами.

-Поучитесь, пригодится... Хорошо, я вас беру.

“Ему следовало, наверное, сказать: “Я вас покупаю.” Впрочем, тон был именно такой.”

-Вас даже не интересует моя профессия и умственные способности? Я учительница математики.

-Я нанимаю вас не для того, чтобы вы культурно развивали моего дурня. С этим у него все нормально. Ваша работа - обучать моего шестнадцатилетнего (вы, кажется, интересовались его возрастом?) недоросля премудростям плотской любви.

-К-как? Теоретически? - схватилась за соломинку Надежда.

-Практически, Надежда Андреевна! Практически. Я плачу вам полторы сотни баксов в месяц плюс питание. Вы же математик, посчитайте по курсу. Не думаю, чтобы учительница отказалась от таких денег.

“Он уже уверен, что купил меня - игрушку для своего сыночка”, - подумала Галиева. Ей захотелось взглянуть в глаза того оболтуса. Хотя... Может, он и не виноват, может, это грязное предложение - просто блажь его папаши?

-Зачем вам это?

-А лучше будет, если он к шлюхам пойдет? Простите, конечно... Кстати, можете выйти на работу уже сегодня.

-Сегодня не могу, - соврала Надежда.

-Понимаю - такой день, - без тени иронии произнес Михаил. - Давайте хоть заедем, посмотрите на моего оболтуса...

И он, бросив на блюдце пачку купюр, решительно увлек Надежду в раздевалку.

 

Галиева посмотрела в приглашающе распахнутую дверь иномарки и поняла: если она сейчас сядет, то обратного пути не будет. А, собственно, почему - не будет? Пока она еще не взяла деньги, пока можно отказаться в любую минуту. Может быть, завтра она будет вовсю смеяться над сегодняшним приключением. Пока же смеяться не хотелось.

 

***

-Петр, познакомься, это Надежда Андреевна, твоя гувернантка.

Они стоят напротив, изучающе глядя друг на друга. ...А он симпатичен, этот неловкий паренек с едва пробивающимся серым пушком над губой. Во всяком случае, его взгляд отнюдь не масляный...

-Петр, не стой каменной бабой. Сколько раз я тебе говорил! Предложи даме сесть, завари кофе...

-Вы садитесь... Я сейчас...

Боком, оглядываясь, почти выбежал из комнаты. Вслед за ним уверенно направился Михаил. У порога он обернулся и сказал с нажимом:

-Я надеюсь на вас, Надежда Андреевна.

Галиева поняла - попалась. Сама захлопнула за собой дверцу клетки. От света люстры клетка казалась золотой, но не было ли золото самоварным? Надежда безнадежно опустилась на диван, провалилась, и на свет божий явилась глупейшая мысль: а ведь на этом излишне мягком диване любовью заниматься будет жутко неудобно.

Взгляд Надежды скользнул на журнальный столик, где лежала какая-то старинная книга. Галиева протянула руку. Шекспир. Издание, видно, еще прошлого века. Бедный мальчик! Он до сих пор верит в свою Джульетту.

За дверью послышалась возня, будто кто-то пытался открыть ее ногой. Галиева встала, отворила дверь. На пороге с подносом, уставленным снедью, стоял Петр. Надежда невольно улыбнулась его нелепой фигуре.

-...Шекспир? - кивнув на журнальный столик, спросила Галиева.

-Еще прабабушкин, - отозвался Петр. И попросил, - уберите, пожалуйста, куда-нибудь книгу...

Он поставил поднос, налил из турки дымящийся кофе.

-Любишь читать?

-Бабушка приохотила.

-А как учишься?

Лицо парня покрылось красными пятнами:

-Нормально. - И добавил с вызовом. -Дневник показать?

“Уязвлен в лучших чувствах, - подумала Надежда. - Не стоило напоминать ему о возрасте.” А вслух сказала:

-Прости. Я больше не буду. Давай на “ты”?

Он кивнул. Стук в дверь, и на пороге появился Михаил.

-Ну что, голубки, не наворковались еще? Понима-а-ю. Но Надежде Андреевне, я думаю, уже пора. Пять минут на прощание, и вы, Надежда Андреевна, спускаетесь к известной вам “Тойоте”, а ты, Петрушка, ложишься спать.

Петр снова вспыхнул и выбежал из комнаты.

-Дикарь, - усмехнулся Михаил. - Надеюсь, однако, что с вашей помощью мы сделаем из него человека.

“А он уже - человек”, - хотела сказать Галиева. Но промолчала.

 

***

Надежда не спала. Кроме яркого диска луны, светившего прямо в лицо, было еще что-то, мешавшее погрузиться в сладкую истому. Сегодня (нет, вчера) она нашла работу. Работу, позволяющую выбраться, наконец, из нищеты. Но какой ценой? Сможет ли она смотреть в глаза своим ученикам, вернувшись с той работы? Ты становишься... Да, Надежда, ясно, кем ты становишься, только слово это произнести боишься.

Будильник поднял в семь. Надежда, как могла, привела себя в порядок, но с красными от бессонной ночи глазами поделать ничего так и не сумела.

 

***

-Как почивал?

На пороге стоял улыбающийся отец.

Плохо. И причиной была Надежда, это уже ясно. Ее образ наложился на Светкин. Лицо “гувернантки”, как называл ее отец, манило и не давало успокоиться. И как сейчас встречаться со Светкой, смотреть ей в глаза? Да нет, Петр, ты еще ничего предосудительного не совершил, просто вчера Надежда впервые пришла к тебе в гости, вы просто посидели, и все.

А сегодня? Что будет сегодня? Щемило сердце, и душа ухала куда-то вниз - как тогда, когда впервые увидел Светку. Но там - любовь, а здесь... обнаженный секс (Петр стеснялся слова “голый”, в этом ему чудилось что-то постыдное). Но он помнил почему-то выразительно черные глаза Надежды, ее тонкие губы и ямочки на щеках, когда она смеялась. То, что было ниже, память сохранить не пожелала.

И впервые - с той поры, как умерла бабушка, судьба сжалилась и подбросила Петру почти родного человека, с которым можно говорить взахлеб и даже, кажется, поверять все свои тайны. Все, кроме одной - Светки. Надежда... Наденька... Как она не похожа на практичную Ерину. С этой женщиной хочется летать, а Светка... Шекспир для нее - мертвое слово, она болтает, как придурки с MTV, и сейчас, после Наденьки, Петру не нужно никакой Светки...

 

***

-Надежда Андреевна, я вас жду! - голос Петра почти срывался.

-Подожди еще немного, - в голосе невольно проскользнула ласка. - Мне нужно подготовиться к завтрашним урокам. Я скоро.

Сердце застучало сильнее. Еще не хватало влюбиться! А сама уже знала - да, влюбилась. Как кошка! Ее влекло к этому мальчишке, не избалованному еще женской лаской. И она, наверное, будет у него первой, ей предстоит его развратить. Но не дождутся! Надежда даст ему любовь, потому что секс без любви - это бред, блеф, мнимая величина.

Кстати, надо бы перечитать “Ромео и Джульетту”, снова окунуться в тот невинно-романтический мир первой любви... или влюбленности...

 

***

Через час двадцать Надежда стучалась в комнату Петра. Грохот (видно, на бегу опрокинул журнальный столик), и дверь распахивается. Ну да, так и есть - столик побитой собакой лежит на полу, подняв кверху четыре лапы.

Надежда и Петр стоят напротив и будто боятся сделать шаг навстречу. И вдруг - будто плотину прорвало - припадают друг к другу, его руки узнающе ощупывают ее тело, она говорит негромко: “Не торопись! Только не торопись!”.

Петр шептал что-то несвязное, похоже, о любви, безуспешно пытаясь расстегнуть Надеждину блузку.

-Подожди, я сама...

Она хотела - не так, Галиевой претила банальная случка. Надежда легонько оттолкнула неловкого партнера, присела на край журнального столика и, смутно припоминая стриптиз в “Серкопе”, медленно расстегнула и сняла блузку... старенькую, еще девичью, мини-юбку, (за которую в свое время ей здорово попало от матери), оставшись в только вчера открахмаленных трусиках.

Тело тут же покрылось гусиной кожей. Надежда прилегла на столик, упершись головой в жесткий переплет Шекспира и стыдливо прикрывая возбужденные карие соски. Она чувствовала их ладонями. На диване дрожал - то ли от прохлады, то ли от еще не удовлетворенной страсти, Петр.

-Раздевайся, - тихо произнесла Надежда.

Петр вскочил, лихорадочно сдергивая с себя одежду.

-Иди ко мне, - выдохнула Надежда, поднимаясь с неудобного деревянного ложа и протягивая к Петру ждущие - до трепета - руки.

-Иди ко мне...

Она расправила плечи, устремив навстречу ему небольшие острые груди. Он впился глазами в нежданно длинные соски, припал к ним неловкими губами... Потеряв равновесие, рухнули в почти пуховый диван и долго возились, пока Петр, наконец, не затих.

Не почувствовав ничего, кроме досады, Надежда поднялась и автоматически оделась. В конце концов, это было просто проверкой знаний. “Двойка, - подумала Галиева. - Не больше.”

 

-Ну что, первый урок, надеюсь, прошел удачно? - Михаил бросил на журнальный столик полторы сотни баксов.

...Потом пьют кофе, и никто не произносит ни слова. Надежда и Петр не смотрят друг другу в глаза.

 

***

Ночь. Опять эта чертова ночь. Снова из углов сознания вылезают мысли. Уже не сбежать - деньги взяла, никуда не делась, и сейчас их нужно отрабатывать (крамольная мысль - а как Михаил собирается принимать ее работу? - устраивать показательное выступление?). И она их отработает - такие деньги нельзя не отработать. 

...Начать, в общем-то, следовало с экскурсии. Галиева разделась и теперь стояла униженно, пока Петр внимательно оглядывал ее тело. Лицо Надежды заливала краска стыда. Женщина чувствовала себя манекеном на уроке анатомии. Пальцы Петра ласково ощупывали груди Надежды, небольно мяли отвердевающие соски, потом - смелее - спускались вниз, играя со смоляным пушком, еще ниже... Нет, это уже перебор...

Нужно перебороть этот стыд, в конце концов, ты сама виновата в своей манекенности. Бери инициативу в свои руки, веди парнишку по лабиринтам любви, ты же не только учитель, но в первую очередь - женщина, искусство соблазнения должно быть у тебя в крови.

Надежда выгибается, ластится, как кошка, на этот раз все - лучше и проще, и - после - они сливаются в долгом расслабленном поцелуе. Почти “четверка”, пусть пока с минусом, пусть не твердая, но все-таки “четверка”...

С каждым уроком любовь все сильнее, и что - потом? Ведь чем дальше, тем труднее становится уйти - и ей, и ему. И выхода, кажется, нет.

Телефонный звонок?! Нет, это дождь барабанит по жести крыш. Это просто дождь...

Уже май...

А он мил, шестнадцатилетний книгочей (как говорили в ее времена). Сейчас это слово вымерло, как динозавры - школьники в лучшем случае читают фэнтэзи, а измотанным коллегам не до книг - лишь бы выжить.

Могла ли Надежда даже мечтать о том, чтобы найти здесь, в золотой клетке, родственную душу? Клетка мала - вдвоем не развернуться. В неволе петь не хотелось, но за все песни заплачено, и звуки идут горлом. Но это не песня, это какой-то утробный крик...

Надежда не то падает, не то летит и, впиваясь пальцами в хрупкое тело Петра, твердит про себя: “Ну еще немного... еще чуть-чуть... до “пятерки” не дотягиваешь, ну еще...”

 

***

-Я доволен вами, Надежда Андреевна! Поднатаскали вы, похоже, моего Петрушку. В свет пора его выводить. Вот... - Михаил бросил на журнальный столик две бумажки и пачку купюр, - приглашения на банкет, ну и, на всякий случай, бабки... Простите, Надежда Андреевна, деньги. Повод неважен. Сегодня в девять, так что не опаздывайте. Дайте ему развлечься и сами развлекитесь. Вы меня поняли? - со значением добавил он. - Не слышу?

-Да, - выдавила Надежда.

-А если он сегодня не вернется ночевать, я оплачу вам еще и отпускные...

Вот оно - то, чего боялась. Рано или поздно это должно было произойти, но почему так скоро?

-Вы меня поняли?

Попыталась придать голосу твердость:

-Поняла.

Да, Надежда поняла, что нужно делать. Сегодня после банкета они поедут к ней и пробезумствуют до утра, а там - будь что будет!

 

***

-Молоде-ец! - протянул Михаил, потрепав сына по плечу. - Хорошо развлекся, а?

Подмигнул и, не удержавшись, произнес:

-Ну, Надежда Андреевна, ну, умница! Ладно, сын, я уезжаю. На столе - полторы сотни баксов, увезешь ей и поблагодаришь, что наставила тебя, оболтуса, на путь истинный.

-Подожди, папа. Мне нужно с тобой поговорить.

-Не терпится? Только быстрее. Меня ждут.

-Папа, мы с Наденькой любим друг друга.

-Что?! Мой сын и эта шлюха?!

-Не смей!

-Она продавалась тебе за полторы сотни баксов в месяц.

-Ты ей платил!

-Потому что у тебя самого за душой - ни гроша. - И, пристально взглянув сыну в глаза, спросил. - Этой ночью ты был у нее?

-Да, - сказал Петр, глядя прямо на отца.

Брелок автосигнализации в руке Михаила бился в агонии. Сжимавшие его пальцы нервно подергивались. На мгновение злоба сорвала с лица маску, потом оно снова окаменело.

-Сын, ты должен жениться на девушке нашего круга. Не для того я семь лет горбатился, на коленях из нищеты выползал, чтобы ты женился на какой-то учителке. Понял?! Уйдешь к ней - дорогу домой забудь. А мне придется забыть, что у меня есть сын. Все. Решай. Я уехал.

 

***

Надежда сидела, забившись в угол дивана, укутанная в старую шаль. Тускло светило бра.

Внизу тормознула машина. Хлопнула входная дверь. В лестницу впечатались уверенные шаги. Потом, такой же решительный, как и шаги, в квартире Надежды раздался звонок.

Она бросилась в коридор и, даже не взглянув в глазок, распахнула дверь. На пороге стоял Петр, сжимая в руке связку книг. На обложке самой верхней Надежда прочла: “Шекспиръ”.

...На столе лежала свежая бесплатная газета. В разделе “Работа” рукой Надежды было подчеркнуто объявление: “Молодому человеку требуется гувернантка...” Номер телефона Петру был незнаком.

Гувернантка для сына

автор: Шестакова Елена Аркадьевна

 

Влад задумчиво сидел в кабинете своего респектабельного особняка  и никак не мог решить, что же ему теперь делать. Совсем недавно он развелся с женой из-за её супружеской неверности, пристрастия к спиртным  напиткам и удивительного равнодушия к четырехлетнему сыну Андрюшке. Суд решил оставить мальчика на воспитание отцу, тем более, что мамаша против такого решения вовсе не возражала. Ей при разводе досталась немалая доля имущества, и она вернулась в просторную квартиру своих родителей этакой заморской королевой в дорогих нарядах, мехах, ювелирных украшениях и при машине-иномарке. Богатая, свободная женщина, не обременённая семьёй и детьми, могла теперь заводить сколько угодно романов, посещать дорогие рестораны, словом, бездумно прожигать жизнь. Она ни разу не заглянула в гости к сыночку Андрюшке, не спросила, а как ему живётся без мамы. Влад же думал,  в основном, о бизнесе, был всё время занят и уделял сыну мало внимания. Мальчик чувствовал себя никому не нужным в большом отцовском доме. В детском саду Андрюшка не прижился: плакал, капризничал, не слушался воспитателей, звал маму, которая бросила его. Сердце мальчишки не хотело понять и принять эту горькую потерю. Ведь за другими ребятами по вечерам приходили мамочки, а за ним – только унылая домработница Зина -  пожилая, не очень образованная тётушка из деревни.

 

И вот теперь Влад подумывал о том, не взять ли ему для Андрюшки настоящую гувернантку – молодую девушку с высшим педагогическим образованием и навыками общения с маленькими детьми. Она будет играть с сыном, рассказывать ему сказки, учить его читать и считать, а также прилично вести себя в обществе. Быть может, чувство одиночества и неприкаянности не будет так сильно мучить маленького Андрюшку, и он перестанет слишком часто вспоминать о далёкой, потерянной маме. Только вот нынешние девицы не внушали Владу никакого доверия. Возьмёшь такую в дом, а она вообразит себе неизвестно что, будет строить хозяину глазки, набиваться в любовницы ради денег и подарков, а то ещё и мечтать о замужестве. Слишком много хищниц развелось на белом свете, включая его бывшую жену Ксению и нынешнюю любовницу Диану – темноглазую красавицу 25 лет. Диана ненавязчиво и исподволь выманивала у Влада немалые суммы на собственные удовольствия. Он прекрасно понимал, что ни о какой настоящей любви здесь не может быть и речи, но его физически тянуло  к этой холёной, знающей себе цену даме, и он, вопреки рассудку, не желал укрощать зов необузданной и всепоглощающей страсти.

 

На прошлой неделе Влад обратился в частную фирму «Хозяюшка» с просьбой подыскать достойную гувернантку для сына. Вскоре ему позвонили и сообщили, что на собеседование придёт молодая воспитательница детского сада, которая имеет хорошую характеристику с последнего места работы. Просто в садике её не устраивает мизерная зарплата. Эта симпатичная девушка -  прекрасный специалист, конечно же, понравится клиенту, в чём фирма ничуть не сомневается.

И вот с утра во вторник в кабинет Влада вошла очень молодая, худенькая девушка невысокого роста, со строгим, напряжённым выражением лица, в подчёркнуто деловом тёмном костюме и белой блузке. Глаза её прятались за оправой очков, как за надёжной крепостной стеной осаждённого врагами замка, и нельзя было понять их выражение. Испуг? Неуверенность? Вызов? Но уж никак  не хищный блеск. А ещё Влад отметил, что у девушки были великолепные волосы: длинными золотистыми прядями падали они на плечи и рассыпались солнечными струями, будто призывая прикоснуться к ним, погладить, приласкать…

Влад тряхнул головой, отгоняя ненужные, посторонние мысли, и безупречно-вежливым, холодноватым тоном пригласил воспитательницу сесть. 

- Извините, сколько вам лет? – спросил он немного высокомерно. – Двадцать два? А мне почему-то кажется, что вы слишком молоды для того, чтобы взять на себя ответственность воспитывать маленького ребёнка. Скажу прямо: мой сын Андрей слишком избалован, капризен и своеволен, да попросту не готов подчиняться столь юной особе. Ответьте честно: у вас нет достаточного опыта обращения с такими детьми?

- Ну почему же? – возразила девушка. – Я целый год проработала в младшей группе детского сада. Некоторые ребятишки сначала были просто неуправляемы, но потом всё наладилось. Слушались, ходили за мной хвостиком и, мне кажется, любили меня. Да вот рекомендации и характеристика фирмы…

Воспитательница протянула Владу какие-то бумаги, он машинально взял их, рассеянно начал просматривать, а сам всё думал: «Слишком юная, слишком наивная. Её саму-то оберегать и за ручку водить надо».

- Хорошо. Я принимаю вас на работу с испытательным сроком. Пойдёмте знакомиться с сыном Андреем. Кстати, как вас зовут?

- Елена Антоновна. Можно просто Лена.

- Нет, Елена Антоновна, никаких фамильярностей. И с ребёнком прошу быть построже: я хотел бы вырастить его дисциплинированным, воспитанным и трудолюбивым, а не плаксой и занудой. Потрудитесь также составить план будущих интеллектуальных и развивающих занятий с Андреем. А я, если нужно, внесу свои коррективы.

Лена молча наклонила голову в знак полного согласия  с работодателем и заспешила вслед за ним в детскую, откуда слышались сердитые крики маленького мальчика.

Когда они вошли в комнату, Лена увидела, что домработница Зина пытается накормить Андрюшку манной кашей, а тот отталкивает тарелку и верещит:

- Отстань, не буду! Противная твоя каша! Я хочу мороженку с шоколадом и пепси!

Влад подошёл к столу. Сурово глянул на сына и сказал жёстко:

- Хватит разводить капризы, Андрей. Чтобы через пять минут вся каша была съедена, иначе тебя не одобрит твоя новая воспитательница Елена Антоновна.

Мальчик исподлобья глянул на Лену и заявил:

- А мне не нужна новая воспитательница. Мне мама нужна! Если бы она попросила, я бы всю кашу съел. А так не буду.

Лена подошла поближе к столу, улыбнулась Андрюшке и ласково сказала:

- А давай с тобой играть, понарошку, будто я твоя мама, а ты мой сыночек. Я тебя сейчас попрошу: съешь, пожалуйста, сынок, вкусную, сладкую кашу. Вырастешь большой и сильный.

Андрюшка с удивлением воззрился на Лену, потом робко улыбнулся и спросил:

- А папа разрешит нам так играть? 

Влад неопределённо хмыкнул. Он был в замешательстве. С такими педагогическими приёмами ему ещё не приходилось сталкиваться. Но гувернантке лучше знать, как воздействовать на ребёнка. За что-то ведь её любили малыши в садике. И он буркнул не очень охотно:

- Ну, играйте, как хотите, а я, пожалуй, отправлюсь на службу: слишком много важных дел накопилось.

 

Вскоре между Андрюшкой и Леной установились доверительные, дружеские отношения. Конечно, девушка чутко уловила неудовольствие Влада по поводу внезапно придуманной ею игры в «маму». И потому она постаралась объяснить своему юному подопечному, что играть им  лучше по секрету от отца  – так будет интереснее и таинственней. Пусть это станет только их игрой – тайной для всех в доме. Пусть  вечно занятый отец и домработница Зина даже и не догадываются, почему Андрюшка ведёт себя так образцово и совсем не капризничает.

 Мальчик с радостью согласился, и они, как настоящие заговорщики, улыбались друг другу, перешёптывались, стараясь бережно хранить свою маленькую тайну от посторонних глаз.

Лена учила Андрюшку читать по кубикам с буквами, считать, рисовать, клеить аппликации, лепить из пластилина, собирать конструкторы. Они гуляли в саду около дома, а иногда, если позволял отец, уходили побродить по ближним улицам, посмотреть на старинные особняки, на деревянные домики с резными наличниками, на торговые ряды в центре города и красавицу пожарную каланчу.

Андрюшка оказался вовсе не противным занудой, а добрым и весёлым мальчишкой: просто ему не хватало родительского внимания, заботы и ласки. Лена же очень старалась дать ему всё это по мере своих сил и способностей.

 

И всё бы хорошо, если бы в особняк регулярно не наведывалась холёная и высокомерная пассия  Влада – Диана Синицкая. Завидев её, Андрюшка моментально начинал кукситься или делать всё наперекор отцу. Он становился неуправляем. Лена пыталась понять, за что мальчик так ненавидит Диану, но разумных объяснений не находилось. Девица не обижала мальчика, она попросту не замечала Андрюшку, скользя по нему холодными, равнодушными глазами, как по пустому месту. Она не стеснялась при ребёнке обнимать и целовать Влада, нежно нашёптывая что-то ему на ухо. Андрюшка, видимо, подсознательно ревновал отца, а потому всячески старался продемонстрировать перед приходящей красоткой свою неприязнь и недовольство.

Когда любовница появлялась в доме, Лена старалась увести мальчика в детскую или на прогулку. Тем более, что Диана смотрела на гувернантку с таким явным превосходством или так демонстративно игнорировала её, что было ясно: всех, кто ниже  по социальному положению она за людей не считает и общаться с ними не желает. Сам же хозяин, в отличие от Дианы, всегда вёл себя с Леной очень корректно, подчёркнуто вежливо и ровно.

Но как бы Лена ни избегала нежелательных встреч с Дианой, однажды в присутствии Влада произошёл неприятный инцидент. В детской Лена учила Андрюшку рисовать акварельными красками снежинки разной формы и величины.

- Я хочу показать папе, как я красиво рисую снежинкины узоры, - заявил мальчик, быстро схватил кисточку, краски, чистый лист бумаги и побежал в гостиную, где Влад обсуждал с Дианой, в какой ресторан поехать вечером. 

- Андрюша, не ходи, отец занят, - пыталась остановить его Лена, но мальчик уже подскочил к Владу и сразу же начал водить кисточкой по листу, изображая новую снежинку и что-то весело щебеча. Лена услышала, как Диана резко сказала Владу:

- Интересно, почему твой ребёнок нам мешает? Куда делась его нянька, которая должна за ним смотреть? Пусть он уходит отсюда побыстрее вместе со своей мазнёй.

- Это не мазня! – воскликнул оскорблённый Андрюшка. – Это моя самая красивая снежинка для папы! А ты плохая, уходи из нашего дома!

Он махнул мокрой кисточкой, и голубые брызги полетели прямо на белоснежную блузку Дианы. Та взвизгнула и истерично заверещала:

- Влад! Он испортил мне одежду! Его надо немедленно наказать, чтобы больше неповадно было! Где у тебя ремень?

Влад растерянно глядел на взбеленившуюся любовницу и не знал, что предпринять. Он никогда не бил Андрюшку и не собирался этого делать. Он попытался перевести разговор на другую тему, но Диана продолжала скандалить:

- Ах, тебе наплевать на воспитание сына? Тогда я сама его примерно накажу!

Она судорожно начала выдёргивать узенький ремешок из своих чёрных брючек. Андрюшкины глаза расширились от ужаса и наполнились слезами. В это время в гостиную вбежала Лена. Мальчик увидел её и с криком: «Мама! Мама!» - бросился к ней. Лена подхватила его на руки и вынесла из комнаты. 

Диана застыла в немом изумлении, потом медленно повернулась к Владу.

- Как это прикажешь понимать? Почему твой ребёнок кричит няньке «мама», а ты молча потакаешь этому? Гони её немедленно. Она испортит твоего сына. Он привяжется к ней и наплюёт на тебя. Короче, если из дома не уйдёт эта нахалка, то уйду я и больше не вернусь. Это ультиматум. Надеюсь, ты не захочешь меня потерять? 

- Успокойся, пожалуйста, - примирительно сказал Влад. – Я завтра же прекращу эту глупую игру в сыночки-мамы. Ты права. Мальчик может слишком привязаться к своей  гувернантке. Но увольнять её мне бы не хотелось. Она – отличный педагог. Андрей её очень любит, слушается, учится у неё хорошим манерам.

- Вот именно, что любит. Короче, или я или она!

- Хорошо, я её уволю. А сегодня давай попросим её остаться с Андрюшкой на ночь, за дополнительную плату, конечно. А мы с тобой махнём в загородный ресторан. Развлечёмся там по полной программе. Согласна? Ну вот и хорошо.

 

Когда машина с хозяином и его любовницей скрылась за поворотом, Лена отошла от окна и повернулась к Андрюшке. Что ждёт его в жизни? Безразлично-отстранённый отец, как видно, не способен приласкать мальчишку и не имеет желания заниматься с ним, учить его быть мужчиной, ориентироваться в непростом современном мире. Диана может только поломать психику мальчика своими истерическими воплями, придирками и склонностью к жестоким поступкам. А её, Лену, всего скорее, уволят после сегодняшнего инцидента: сама виновата – затеяла недозволенную игру, слишком привязала к себе мальчика. Ах, если бы удалось объяснить Владу, что ребёнок нуждается в отцовской любви и ласке не менее, чем в материнской. Однако Влад, такой красивый, умный, деловой, но слишком далёкий от бытовых забот, не желает этого понимать.

Её мысли прервал тонкий голосок Андрюшки:

- Мама Лена, ты сегодня будешь укладывать меня спать? Вот здорово! Ты мне сказку расскажешь? 

- Конечно, расскажу. Только не называй меня больше мамой Леной, ладно? Папе не нравится…

- Зато мне нравится.

- Тогда называй про себя.

Заснул Андрюшка быстро. Лена прошла в гостиную, включила телевизор, уселась в кресло. Спать не хотелось, хотя Влад предложил ей занять комнату рядом с детской и спокойно отдыхать там, когда ребёнок угомонится.

 

Шикарной ночи в ресторане не получилось: Влад повздорил с Дианой, едва на столе появились холодные закуски и вино. Капризная красавица  вновь начала  настаивать, чтобы гувернантка была уволена. Настроение у Влада резко испортилось, он постарался поскорее завершить «неромантический» ужин и отвезти Диану домой. Когда он вошёл в свой особняк, то увидел живописную картину: в мягком кресле перед телевизором сладко спала Лена. Волосы золотистыми волнами рассыпались по её плечам, губы были чуть приоткрыты, очки лежали на журнальном столике и не затеняли пушистых ресниц. И вся она казалась такой юной, хрупкой, беззащитной, прекрасной, что сердце Влада вдруг забилось сильнее, и перехватило дыхание. Он бесшумно приблизился к креслу, склонился над девушкой и вдруг, не сумев побороть внезапно вспыхнувший порыв, легко прикоснулся к её удивительным, мягким волосам, погрузил руки в золотистые, солнечные струи. Девушка не проснулась. Тогда он, затаив дыхание, коснулся губами её полураскрытых губ. Но тут же отпрянул, потому что Лена вздрогнула, шевельнулась, открыла глаза. И Влад встретился взглядом  с широко распахнутыми, изумлёнными зеленовато-серыми глазами неведомой доселе красавицы. 

- Ой, извините, пожалуйста, Владислав Сергеевич, - пролепетала она спросонок. – Я, кажется, задремала у телевизора. Но Андрей спит, всё в порядке…

- Да, я вижу, - негромко откликнулся Влад, раздумывая, поняла девушка или нет, что он её поцеловал. – Шли бы вы отдыхать, Елена Антоновна.

 

Наутро Влад даже не пытался завести речь об увольнении гувернантки. Он с изумлением ловил себя  на постоянной, навязчивой мысли о Леночкиных солнечных волосах и удивлённо распахнутых глазах, вырвавшихся вдруг из нелепого плена невзрачных очков. А ещё он всё время думал о мимолётном поцелуе, случившемся вчера. Эти странные мысли не давали Владу сосредоточиться на решении повседневных задач, отвлекали от работы, выбивали из колеи. Наконец он решился посмотреть правде в глаза и сказал себе, что, кажется, его охватила неуправляемая страсть к девушке, не равной ему по социальному статусу и жизненным устремлениям. А значит, - долой подобные мысли и чувства, ведь они – не более, чем безрассудное, сиюминутное увлечение, этакая почти подростковая романтика на час, недостойная солидного мужчины-бизнесмена. И чем скорее он избавится от этой напасти, тем лучше. А потому нужно всё-таки, без промедления, уволить гувернантку, как бы полезна в доме она ни была. Так будет спокойнее и надёжнее. 

На следующее утро Влад вошёл в детскую в тот момент, когда Лена учила Андрюшку основам оригами – они делали самолётики из цветной бумаги. Не обращая внимания на вопросительный взгляд сына, Влад произнёс холодно-официальным тоном:

- Уважаемая Елена Антоновна. Я должен довести до вашего сведения, что даю вам расчет по причине, связанной только лишь с моими личными планами и соображениями. Я вынужден прервать контракт и отказаться от услуг гувернантки. Я выплачу вам очень неплохой гонорар, напишу прекрасную характеристику, так что вы останетесь довольны. Пройдёмте, пожалуйста, в мой кабинет. 

У Лены почему-то задрожали руки, она выронила оранжевый самолётик и встала. Андрюшка переводил непонимающий взгляд с отца на воспитательницу и, кажется, не знал, что теперь делать.

- А как отгибать у самолётика крылья? – растерянно спросил он.

- Тебе папа потом покажет, - тихонько ответила Лена и вышла из детской вслед за Владом. 

Вскоре она уже шла по асфальтовой дорожке прочь от дома, где остались люди, к которым она успела привязаться. Добрый, ласковый, совсем не капризный Андрюшка, простая и душевная домработница Зина, строгий, всегда корректный и какой-то загадочно-недоступный красавец-хозяин, чьи глаза она увидела однажды ночью совсем иными – сияющими и лучистыми, а вовсе не равнодушно-далёкими. Почему он всё же уволил её? Чем она так непоправимо провинилась?

Лена заставляла себя не оглядываться, не смотреть в светлые окна дома, где оставались Андрюшка с Владом, а она уходила от них навсегда в какую-то иную жизнь, странно опустевшую от этой разлуки. Вдруг Лена услышала отчаянный детский крик:

- Мама! Мама!

 Она резко обернулась. От дома по асфальтовой дорожке к ней бежал растрёпанный Андрюшка. Слышно было, как он плачет и повторяет:

- Мама! Не уходи! Я тебя люблю!

Следом за сыном быстрым шагом  шёл Влад. 

Андрюшка подбежал к Лене, обхватил её тоненькими ручонками и заплакал ещё горше. Лена растерянно смотрела на приближающегося Влада и не знала, что сказать. Тот подошёл, минуту постоял молча, а потом охрипшим голосом произнёс:

- Елена Антоновна, я изменил своё решение и прошу вас остаться. Андрей слишком полюбил вас, а я этого не учёл. Боюсь, что у ребёнка может быть нервный срыв. А потому не сердитесь на меня и считайте контракт продлённым. 

Лена покачала головой и грустно ответила:

- Нет, Владислав Сергеевич. Я боюсь, что завтра вас посетит какая-нибудь новая идея, и вы опять предложите мне покинуть ваш дом. А для Андрюшки это станет очередным стрессом. Надо его пожалеть, он и так видел в жизни слишком много горького. Мы попрощаемся с ним сейчас, и я уйду из вашей жизни. Вы найдёте другую гувернантку, ничуть не хуже меня. 

Она погладила по голове плачущего мальчика. И тут глаза Влада как-то внезапно изменились – они засияли тем самым дивным светом, что и тогда, ночью, в гостиной. Он сделал шаг навстречу Лене, взял её тонкую кисть и произнёс удивительные, немыслимые, потрясающие слова:

- Тогда, Елена Антоновна, я пойду на крайние меры – я попрошу вашей руки. Один единственный раз – и навсегда!

Помолчал и добавил чётко:

- Прошу вашей руки и сердца!