автор: Леонид Пауди

 

   По совету друзей композитор купил дом в Беверли Хилс. 

   Прямо напротив крыльца росла огромная лиственница, которая напоминала ему росшую у его старого дома ель. Но больше всего его радовали две березы. Что с того, что они росли на соседнем участке — они передавали ему привет от далекой России. 

   Композитор был серьезно болен. Он чувствовал, что дни его уже сочтены, но старался скрыть свои ощущения. Когда в десятых числах марта собрался консилиум, и фатальный исход болезни стал очевидным, врачи сообщили семье ужасную правду. Близкие старались скрыть ее от больного и по мере сил облегчить его страдания. Он был благодарен им за это, но понимал, что не сегодня-завтра покинет этот мир. И, наконец, избавит и себя и их от невыносимых страданий. Он гнал от себя мысли о смерти, и в его голове постоянно звучала музыка, перемежаясь с воспоминаниями о прошлых концертах. 

   ...На авансцене, на рояле, на подставках — повсюду были цветы. Но вдруг он увидел на пю-питре букет, которого раньше не было. Необыкновенный букет белой сирени. От него трудно было оторвать взгляд. После концерта композитор унес его в гримерку. Там, рассмотрев букет, он заметил приколотую к цветам карточку с двумя буквами «Б.С.». Перебрав в памяти всех своих знакомых, он не мог вспомнить никого с такими инициалами. И вдруг его осенило! «Б.С.» - «Белая сирень». Боже! Как просто! 

   Композитор улыбнулся этому воспоминанию. На душе стало тепло и легко. Даже боль отступила на время. 

   ….После того концерта на всех его выступлениях в России, на всех зарубежных гастролях, он всегда находил на сцене букет белой сирени. Его таинственная поклонница всегда была рядом. И только незадолго до того, как он навсегда покидал Россию, ему открылась тайна «Б.С.» Утратившая все, чем дорожила в жизни киевлянка Ф.Я.Руссо, вновь обрела смысл жизни в музыке, которую страстно полюбила. Благодарность к композитору за то, что он вернул ее к жизни, она пронесла через все годы. 

   ...Поздним вечером русской горничной композитора показалось, что кто-то стучится в наружную дверь. Она вышла в прихожую и прислушалась. Слабый стук повторился. Горничная открыла дверь. 

   Перед ней стояла незнакомая девушка. Она поеживалась под холодным мартовским ветром. Одной рукой в поношенной кружевной перчатке она придерживала наброшенную на плечи накидку; другой — в перчатке без пальцев, она прижимала к груди охапку красных роз. Темные волосы были покрыты маленькой соломенной шляпкой. 

   - Пожалуйста, отнесите наверх. - Застенчиво проговорила она, и щеки ее залил стыдливый румянец. 

   Взяв цветы, горничная предложила девушке войти, но гостья быстро зашагала прочь. Горничная успела заметить, как по ноге неожиданной гости из под юбки под задник туфли, прячась при ходьбе, сбегала спущенная петля чулка. 

   -Барышня, вернитесь! - позвала горничная. 

   Но ей в ответ только заскрипела старая лиственница. Горничная внесла роскошный букет и передала его жене композитора. Та поставила его у постели больного. 

   -Это она! Это «Б.С.» - Воскликнул композитор. -Верните ее! 

   В эту же ночь, в половине второго двадцать восьмого марта 43 года сердце композитора остановилось навсегда.

Старый композитор

автор: Катерина Мадатова

 

Ах, какая прекрасная погода стояла в Вене весной 1894! Солнце играло своим отражением в дворовых прудиках и уличных лужах, а почки на деревьях готовы были вот-вот взорваться зелёным буйством новой жизни. 

Тобиас, юный мальчонка одиннадцати лет, бежал по улице, весело пиная перед собой камушек. Настали его долгожданные выходные, когда начальник кадетского корпуса для мальчиков отпускал воспитанников домой. Тобиас был весел, улыбался во весь рот и подпрыгивал так высоко, что казалось, будто он вот-вот достанет макушкой до радостного солнца.

Пробегая очередной квартал, знакомый ему до каждой песчинки на мостовой, мальчишка вдруг остановился. Ему почудилось, будто невидимый маленький волшебник опустился к нему с дерева и начал напевать какую-то красивую, приятную мелодию. Мальчишка завертел головой в разные стороны, пытаясь понять, откуда же взялся этот прекрасный звук и где прячется тот маленький добрый волшебник, который творит такую красоту. Его взгляд скользнул вдоль улицы и увидел, что дверь одного из зданий приоткрыта. Тобиас подошёл чуть ближе. И, о чудо, с каждым шагом музыка становилась громче! Мальчишка заглянул в приоткрытую дверь и увидел длинный коридор, ведущий направо, и узкую, крутую винтовую лестницу, ведущую вверх. Тоби проник внутрь здания и огляделся. На стенах висели портреты красивых мужчин в париках, под каждым из которых было по маленькой табличке с именами. А чуть впереди, на самом карнизе первого этажа красовалась табличка: "Школа музыки и песнопения имени И. С. Баха".

"Интересно, кто такой этот Баха, что в честь него даже школу назвали?" - подумал Тобиас и, незаметно прошмыгнув мимо одного из открытых кабинетов, поднялся по лестнице. Тихонько добравшись наверх, он обнаружил, что попал на странный тёмный балкон с несколькими скамеечками и подставкой с исписанными листами бумаги. А музыка продолжала играть: теперь она слышалась совсем близко и отчётливо, но отчего-то стала печальнее и пронзительнее, словно плакала, вспоминая о давно ушедшей юности. Осторожно ступая, Тоби подкрался к самым перилам, взглянул вниз и ахнул от удивления и восторга. Он очутился над комнатой, освещённой множеством светильников, мягкий свет который рисовал причудливые тени на украшенных лепниной стенах. Здесь тоже были портреты красивых мужчин в париках, только теперь других. Пол был выстелен тёмным дубом. А почти в самом центре, чуть ближе к балкончику, где прятался Тобиас, стоял рояль. Ох, таких красивых и правильных роялей Тоби не видывал даже на картинках учебников! Три аккуратные ножки, идеальный черный изгиб, словно узкая талия балерины, открытая крышка, под которой струны золотятся, как чешуя сказочной рыбины с океанского дна. 

За роялем сидел мужчина: тот самый "невидимый волшебник", который чудом создавал прелестные звуки. Тоби внимательно рассмотрел его. Тому было определенно больше 60 лет: седые волосы серебрились на голове, и, хоть лица его было не разглядеть, шею прочерчивали глубокие морщины. Руки мужчины были грубые, грузные, тоже все в морщинах, что придавало ещё больше контраста музыке, которую он играл. Его тяжёлые пальцы порхали по клавишам подобно легким летним бабочкам.

Тобиас как зачарованный сидел на корточках и наблюдал за мужчиной. А музыка продолжала звучать. Она то замирала, словно прислушиваясь сама к себе, то вдруг вскакивала и бежала, мчалась вперёд, прыгая вниз и вверх, то затихала и плыла лебедем по прудику, оставляя на воде мелкую рябь. Иногда она совсем замолкала, и мальчишка мог видеть, как мужчина, убрав руки с клавиш и слегка потирая их, что-то шепчет себе под нос. Затем он переворачивал страницу с нотами, несколько мгновений смотрел в неё... А потом его руки поднимались с колен и начинали творить новую мелодию. 

Тобиас сидел, заворожённый. Он не знал, сколько прошло времени. Да и казалось, время тоже присело с ним рядом, чтобы посмотреть в щель между перилами и прислушаться к каждому звуку. 

Через некоторое время мужчина перестал играть. Он достал из стопки бумаги, лежавшей подле него, несколько чистых нотных листов и принялся что-то быстро-быстро писать в них. Затем, поставив эти листы вместо нот, он заиграл. Мелодия эта заставила что-то защипать в горле у Тобиаса. Маленькая соленая капелька скользнула к уголку его глаза и, так и не упав вниз, застыла на щеке. Она, эта только что написанная музыка, была непохожа на то, что мужчина играл до этого. Она была спокойнее, тише, нежнее, но вызывала ещё больше печали и благоговения. Мелкие трели, широкие аккорды, одиночное стаккато - все слилось в одно большое и прекрасное чудо. 

Но вдруг это чудо прекратилось. "Как же так? Должен же быть конец! Почему она остановилась вот так, на полуслове?" - Тоби даже рот раскрыл от удивления. 

Мужчина тяжело вздохнул, нажал ещё несколько клавиш наугад. Затем, почесав в затылке, он встал, собрал все листы с нотами в одну стопку, закрыл крышку рояля и ушёл из волшебной комнаты. 

Тобиас, посидев в этой неожиданной тишине ещё несколько минут, спустился по винтовой лестнице вниз и стремглав бросился домой. 

Не успев даже отдышаться, мальчишка забежал в кабинет, где за большим столом сидел его отец.

- Папочка, папочка! - задыхаясь от стремительного бега, проговорил Тоби.

- Да, сынок, - отец посмотрел на него поверх очков. - Наконец-то ты вернулся. Ну как учеба? Вас уже учат маршировать?

Тобиас как будто пропустил все расспросы отца мимо ушей и затараторил с большей энергией:

- Папочка, я хочу делать красивую музыку! Ты купишь мне пианино?

Отец Тоби сначала вскочил, затем побелел, затем покраснел, а потом снова побелел.

- Что? Пианино? Зачем тебе пианино? - удивился отец.

- Я хочу делать музыку! - упрямо повторил сын.

- Что за глупости! Нет, сынок, это слишком глупо и безответственно с твоей стороны, - отец покачал головой.

- Но почему? - голос мальчишки дрогнул.

- Потому что это пустая трата времени, - отец начинал сердится, а подбородок Тобиаса дрожать вслед за голосом. - Неужели ты думаешь, что я стану беспрекословно выполнять все твои прихоти? Ты будущий военный, сынок, и ты должен гордится этим и думать только об этом. А эту ерунду с музыкой оставь, это все пустое, для девчонок, - последнюю фразу отец проговорил, садясь обратно за стол и снова беря в руки газету.

- Но папа, - Тоби хотел было возразить, что он видел, как здорово играл сегодня пожилой мужчина, но отец прервал его резко:

- Никаких возражений! Хватит летать в облаках, иди лучше помоги матери в саду.

Надувшись, но твёрдо решив стоять на своём, мальчишка отправился в сад.

"Ничего, я все равно научусь!" - улыбнулся он про себя, понимая все же, что его ждёт, если отец узнает, что сын ослушался его.

На следующий день Тобиас проснулся ни свет ни заря и первым же делом побежал в кадетскую школу, несмотря на то, что у него был выходной. Поднявшись на третий этаж, он забежал в библиотеку. Спустя полчаса тщательных поисков, Тобиас с гордо поднятой головой вышел из библиотеки, держа в руках целую стопку книг, брошюр и тетрадей для самостоятельного обучения игре на фортепиано. Усевшись на лавочку в сквере рядом с музыкальной школой, он принялся читать. Он поглощал страницу за страницей, жадно вчитываясь в каждое слово. Он узнал, что портреты мужчин в париках на стенах, на самом деле - портеры величайших композиторов. Он узнал, что на свете существует всего лишь семь нот, но из них может получится сотня, тысяча, нет, - десять тысяч! - совсем разных и по-своему красивых произведений. 

Так он просидел до полудня. А как только часы на городской площади пробили час, он направился в музыкальную школу. Так же, как и днём ранее, он прошмыгнул мимо открытого кабинета, в котором молодой учитель рассказывал ученикам о строении гаммы. Тобиас взобрался по лестнице и очутился на том же балкончике. Теперь, прочтя несколько книжек, он знал, что это не просто балкончик, это называется клирос - место, где поёт хор во время праздников. 

Внизу, разложив ноты на крышке рояля, сидел тот же самый мужчина. Тоби решил, что он пришёл всего несколько минут назад: музыка ещё не звучала, а музыкант бережно протирал свои очки темно-зеленой тряпочкой. 

Спустя несколько минут он заиграл. Теперь он играл совсем другие произведения. Тобиас заворожённо слушал его, восхищаясь тому, как ловко и безошибочно его кажущиеся на первый взгляд неуклюжими пальцы скользят по клавишам рояля, извлекая из них самые пронзительные, самые прекрасные звуки на свете. Музыка была новой не вся. Через два часа мальчишка неожиданно услышал ту самую прелестную мелодию, которую ещё вчера мужчина записал на листке.

"Значит, он тоже великий композитор! И как это я раньше не догадался!" - восторженно подумал Тобиас. Он слушал, как вереница звуков сплетается между собой и образует волшебное кружево, как вдруг... Музыка снова стихла. Стихла на том же самом моменте, что и вчера, так и оставшись незавершенной. 

Мужчина просидел ещё полчаса в тишине, что-то записывал и тут же зачеркивал, нажимал клавиши по одной или аккордом. Наконец он обречённо вздохнул и, собрав ноты, вышел.

 

Так продолжалось три месяца. Каждый день Тобиас, окончив занятия в кадетской школе, спускался в подвальный этаж, где в первый же день отыскал старенькое, потрепанное и избитое нерадивыми учениками пианино и принялся учиться играть. Поначалу гаммы, как было написано в книжке. Потом он выучил разные тональности, аккорды. Он узнал, что бывают разные техники игры, и каждую из них пытался повторить, сравнивая объяснения в книге с игрой великого пожилого композитора из музыкальной школы. Так и проходил каждый его день: утром - занятия, после занятий - несколько часов игры на пианино, а вечером - скорее в музыкальную школу, послушать старого волшебника.

Тобиас услышал множество разных пьес и сонат, многоголосных партитур и лёгких незамысловатых мелодий. Но окончание каждого дня было неизменным: старый композитор играл прекрасную, самую лучшую незаконченную мелодию, пытаясь придумать её конец, и, выбившись из сил, уходил, так и не закончив своё творение.

Научившись не только играть, но и записывать ноты, Тобиас в один из дней постарался записать эту волшебную, ни на что не похожую мелодию. Он боялся, что услышал её как-то не так, боялся, что при написании допустил ошибку. Однако, когда он в очередной раз сел за старенькое пианино в подвале кадетской школы, то не поверил своим ушам. Из под его пальцев, словно по волшебству, полилась та самая мелодия, самая прекрасная на свете. От радости мальчишка вскочил и начал прыгать по всей комнате, танцуя и смеясь. "Я помогу ему. Я помогу величайшему композитору дописать самое прекрасное произведение на свете!" - твёрдо решил для себя Тоби. Он придумывал кусочки мелодий, записывал их, менял местами, пока в один прекрасный день у него не получилось окончание: то самое, которое так долго искал великий композитор. Радостно вскочив со стула, Тобиас побежал со всех ног в музыкальную школу, прихватив с собой исписанный нотный листок. Он добежал до знакомой входной двери, промчался мимо кабинета и направился не на свой балкончик, а прямиком в волшебную комнату, в которую ещё никогда не осмеливался заходить. Но, войдя туда, мальчишка остановился как вкопанный, в растерянности озираясь по сторонам. Комната была пуста, а рояль - прекрасный черный рояль! - накрыт какой-то большой грустной серой тряпкой. "Как же это может быть?" - недоумевал Тоби, как вдруг услышал позади себя чьи-то шаги. "Неужели это величайший композитор?" - Тобиас с надеждой обернулся к двери. Но улыбка тут же исчезла с его лица, когда он увидел высокого, худого и надменного мужчину средних лет.

- Чем я могу помочь вам, молодой человек? - чопорно произнёс мужчина, глядя на мальчишку сверху вниз.

Тобиас, опешив сначала, спустя паузу неловко ответил, запинаясь:

- Простите, сэр... Сэр, я искал... Тот пожилой мужчина, то есть, я ищу величайшего композитора, который играл здесь каждый день. Я написал ему музыку, но не нашёл его, - Тоби теребил нотные листки в руках.

Мужчина внимательно посмотрел на мальчугана и внезапно громко рассмеялся.

- Кого-кого вы ищете, молодой человек? Величайшего композитора? - проговорил мужчина сквозь смех. - Это вы про старикана Бингера, что работал у нас учителем музыки? 

- На... Наверное, - неуверенно произнёс Тоби, удивляясь, почему мужчина так странно себя ведёт. - Где мне его найти?

- Он больше у нас не работает, - внезапно посерьезнел мужчина. - Он слишком стар, а его музыка слишком скучна и безнадёжна для нового поколения. 

- Это неправда! Он самый великий композитор на свете, - сквозь слезы упрямо сказал мальчишка. Ему было обидно, что этот надменный мужчина смеет говорить такое.

- Не неси чепухи, - отмахнулся тот. Помолчав, он продолжал: - Ты, видно, не слишком-то уж разбираешься в музыке. А впрочем... Если тебе так нужен старикан, можешь навестить его. Он живёт в двух кварталах отсюда, крайний дом на Красной улице.

Тобиас не помнил, как он добрался до старенького домишки на краю улицы. Он помнил лишь, что бежал очень быстро, так быстро, как не бегал даже от своры собак.

Подбежав к двери, он постучал. Тишина. "Ну же, неужели нет дома?" Но не успел Тобиас подумать это, как заскрежетал ключ в замочной скважине, и дверь, скрипнув, отворилась.

Тоби так и ахнул он радости и удивления. На пороге стоял тот самый музыкант-волшебник!

- Мистер Бингер, зд...здравствуйте! - заикаясь, произнёс Тоби.

- Здравствуй, юноша, - голос композитора был мягкий и тёплый, словно обтянутый бархатом. - Я тебя знаю?

- Нет, зато я знаю вас, - восторженно произнёс мальчишка. - Я слушал вас каждый день несколько месяцев подряд. Я даже научился играть на фортепиано, хотя отец и запретил мне, - голос его звучал все увереннее, а слова прыгали, как металлические шарики, рассыпанные по паркету. 

- Но ведь я даже не давал концертов, - мистер Бингер выглядел растерянно. - Но ты проходи, проходи в дом, загадочный мальчик, и расскажи мне все по порядку.

И Тобиас рассказал. Рассказал все-все, что приключилось с ним за те месяцы, пока он прибегал и тайком слушал игру величайшего композитора, сидя на балкончике, который называется клирос.

Выслушав все, мистер Бингер грустно улыбнулся и сказал:

- Какой же ты молодец, что научился играть. Только ты чудовищно ошибся, Тобиас: я не великий композитор. Я всего лишь учитель музыки. А мои произведения не так уж хороши, я и сам не слышу в них ни одной ноты, которая заслуживала бы такого внимания.

От удивления у Тоби упала челюсть.

- Нет, сэр, - он замотал головой так быстро, что, казалось, его уши сейчас соскочат и убегут. - Нет. Это вы чудовищно ошибаетесь, сэр. Вы и есть самый величайший композитор на свете! Уж я то знаю. А иначе как вы бы написали такую замечательную мелодию?

- Но ведь я даже не смог закончить её, - вздохнул композитор.

- Точно! - Тобиас умудрился забыть про свёрток нотных листов, который прижимал к груди все это время. - Я немножко решил вам помочь. Можно, я сыграю вам? - мальчишка покосился на пианино, стоявшее в углу маленькой комнатушки.

Мистер Бингер удивленно развёл руками, мол, играй, мальчик, ради всего святого, играй, сколько тебе хочется! 

И Тобиас заиграл. Поначалу неуверенно, но затем его пальцы все тверже опускались на клавиши. И полилась, полетела мелодия. Та самая мелодия, что звучала в зале с лепниной на стенах, та самая, что заставила мальчишку вздрогнуть всем сердцем, замереть душой. Доиграв до места, где мистер Бингер всегда останавливался, Тоби на секунду замер и... продолжил играть. Ноты сплетались в великолепное тончайшее кружево, продолжая тот незаконченный узор, который так долго щекотал душу старому композитору. Мелодия лилась так стройно, так грациозно и прелестно, будто никогда и не была порвана на две части, а существовала такой всегда. Когда Тобиас доиграл последний пронзительный звук, он обернулся на мистера Бингера и замер, не понимая. Композитор закрывал лицо руками и каждую секунду вздрагивал. Его глаза были наполнены слезами, которые сказывались между пальцев и застывали где-то на запястьях, изрезанных морщинками.

- Вам не понравилось, мистер Бингер? - еле слышно произнёс мальчишка.

- О, Тобиас! - воскликнул композитор, вскакивая со стула. - Как же ты ошибся! Не я, не я величайший на свете композитор! А ты! Это - самая потрясающая и прекрасная музыка, что я слышал в своей жизни! 

Тобиас встал и подошёл в к нему. 

- Мистер Бингер, вы меня как будто бы не слушали. Величайший композитор - Вы. И мелодия - ваша. Она все время летала вокруг вас, а я просто помог поймать её. Она ваша! - мальчишка протянул ему листы, исписанные ровненькими черными нотами.

Старик медленно взял листы дрожащими руками. По щекам его все ещё катились слезы.

- Спасибо, - прошептал он. - Спасибо тебе, юноша!

- Это вам спасибо, мистер Бингер, - Тобиас улыбнулся. - Только обещайте, что напишите ещё что-нибудь прекрасное.

- Напишу, - старик рассмеялся, утирая рукой соленые дорожки слез. - Теперь уж точно напишу!

Московский композитор

автор: Заболоцкая Мария

 

Одновременно с записью своих авторских песен  я записывала альбом для московского композитора Александра Стругова. Человек он совершенно уникальный. Он по образованию и роду деятельности – юрист. Музыка – это его внутренне состояние. Так бывает. И поэт-песенник Леонид Дербенёв по образованию был юристом, чего ему не простил Союз писателей того времени. Но он стал первоклассным, лучшим поэтом-песенником. Александр Стругов – композитор, и действительно талантливый человек. Когда Лёня Большин, наш самый известный кемеровский композитор, живущий в Москве, попросил меня записать для Александра песню на стихи Есенина, я согласилась – песня нового автора на стихи Есенина показалась мне интересной. 

 

Сразу выслали аранжировку – её делал наш крепкий кемеровский аранжировщик Артём Туркичев, Лёня подрядил всех лучших коллег. Вместе с аранжировкой передали запись голоса. Многие композиторы страдают тем, что поют "не очень". Это был тот случай. Но по всему – по гармонии, по музыкальным интонациям – я слышала, что этот композитор музыкален внутренне, что это - его внутренняя природа. Вместе с этой записью мне передали наигранную на клавишных мелодию, я записала эту песню – автору понравилось.

 

Следом меня приглашают записать для этого композитора еще одну песню. Её аранжировал Игорь Четвертных, наш нынешний аранжировщик. С того случая и началась наша совместная работа с Игорем – к нему мы обратились сейчас за новыми современными аранжировками и ни разу не огорчились. 

 

Вторая песня Александра Стругова тоже была записана мной и устроила автора. Мне же не очень нравился текст той песни. Я как-то незаметно для себя перекроила его на свой лад, сходила в студию к нашему звукарю, который пишет голос, и записала. 

 

Долго боялась показать автору – текст был перекроен наполовину, я адаптировала его под себя. Когда показала, Александр отнесся демократично, мы назвали эту песню «Первая любовь» (до этого у меня уже была песня «Прежняя любовь», написанная совместно с Лёней Большиным). 

 

Александр даже предложил несколько новых своих песен на выбор. Две из них я выбрала. Аранжировка песни «Спасательница» была сделана в Англии – в ней чувствуется вот эта европейская манера простоты и вкуса одновременно. 

 

Пока я работала над «Спасательницей» – а она была далеко не из простых по музыкальному языку – мой аранжировщик Игорь делал еще одну аранжировку на песню «Тире-точка». Я дала ему задание, объяснила, как вижу её – помимо того, что первичные указания сделал автор. 

 

В проигрыш «Тире-точки» я включила цитату стихов Николая Заболоцкого «Дремлют знаки зодиака», которая слышалась мне здесь. Когда пишешь песню, сама не понимаешь, каким образом приходит та или иная мысль. Это и есть «тайна творчества», целый космос. Ты просто слышишь внутри себя от начала до конца – как должно звучать здесь, а как здесь. Включение цитаты Заболоцкого было встречено Александром с восторгом – он долго восхищался, как же к месту тут это четверостишие…

 

С «Тире-точкой» было всё проще. Записали с одного раза. А вот на «Спасательницу» было потрачено целых два дня в студии, но сделали как надо. Пришлось даже частично перепевать. Поскольку аранжировка была записана в Англии, важно было не испортить это её европейское звучание совершенно не сочетаемой с ним русской манерой. Музыканты знают, что есть разница между тем и другим.

 

Я переслала автору записанные песни. Прошло всего 3 часа, пока композитор скачал их – я заглянула в свои файлы. Каким-то образом по моим ссылкам каждый трек уже успели скачать по 30 раз. Песни-то хорошие. Я стала срочно рассылать эти песни по радио. Дело-то нешуточное. Так и песни могут «уйти».

 

Александр тут же предлагает к записи следующую песню – на стихи Блока «Мой князь». Стихи сразу понравились мне, песня про князя со стихами великого поэта – в этом что-то есть. Блок написал эти стихи, посвятив своей жене, к которой относился как к княгине, и написал от её лица. Думаю, мужчинам эта песня будет нравиться. Есть в ней и что-то аристократической, и в то же время есть простота – и нет отталкивающей «великости», не смотря на величие самого поэта.

 

Когда песен набралось уже несколько, я решила, что сделаю отдельный альбом композитора Александра Стругова на своем новом большом «московском» диске, который готовлю сейчас. Этот диск будет состоять из нескольких альбомов, такая «антология» - начиная с моего самого первого альбома, который больше относится к стилю «шансон», и заканчивая новым альбомом с современными песнями нового танцевального звучания. И всё, что было посередине между ними - всё, что я когда-либо записывала в студии интересного и удачного по звучанию.

Советский композитор

автор: Елена Сергеева     

            

   Если вы удостоитесь чести быть представленным его семье, вам непременно покажут не только старинные групповые фотографии, запечатлевшие разного рода знаменитостей (он третий слева, в 4-м ряду), но и, в первую очередь, страничку в БСЭ, где о нем напечатана биографическая справка в 5 строк (а в википедии – целая страница!)

 

   Затем на свет будут извлечены сборники самых известных его работ – толстые нотные тетради "Концертов для гитары и симфонического оркестра" и "Самоучитель игры на баяне", изданные полстолетия назад большим тиражом, но более не переиздававшиеся. Держа в руках эти пожелтевшие, потрепанные книги, вы невольно содрогнетесь от восхитительного осознания того, что вот сейчас соприкоснетесь с частью истории музыки. Истории, творившейся в те далекие времена, когда ваши родители, простые советские труженики, еще не помышляли о вашем рождении. Сам композитор перестал творить эту историю, но остался частью ее в тот самый год, когда вы появились на свет.

 

   Он учился в Московской консерватории по классу композиции у самого Глиэра и окончил ее уже в зрелом возрасте, в 27-м году, вместе с другими будущими знаменитостями, и тут же стал давать уроки композиции прославленному гитаристу Иванову-Крамскому. В том же году, ориентируясь на прогрессивные эстетические установки известного Кюна, он пишет оперу "Пир во время чумы", стремясь превзойти старика, в творчестве которого уже тогда наметились романтическая условность и ходульность образов. Однако дипломная работа молодого талантливого Прокофьева (финальная сцена из одноименной оперы) несомненно превзошла по выразительности его творение, носившее черты ограниченности и консерватизма, и опера так и не была поставлена. Впрочем, она была включена в список его произведений в БСЭ наряду с другими, более известными.

 

   Так, в 33-м году, под влиянием времени, была написана и сразу же поставлена в нескольких периферийных театрах опера "Броненосец Потемкин". Его "Колхозная сюита", "Русская увертюра" и "Квартет на темы народов Северного Кавказа" нередко звучали на концертах, посвященных очередному партийному съезду.

 

   В 37-м году, когда страна готовилась отмечать 100-летие со дня смерти Пушкина, он, как и все люди искусства, не остался в стороне. В честь великого события им были написаны 3 романса и 2 детских хора на слова великого русского поэта, которые явились большим вкладом в развитие советской музыки.

 

   Во время Великой Отечественной войны он, как и все патриоты, стремился на фронт, но все его просьбы остались без удовлетворения, так как "отец всех народов" желал сохранить генофонд , и деятелям искусства разрешалось лишь изредка выезжать с концертами в точки боевых действий, чтобы поддержать дух советских солдат.

 

   Годы войны композитор провел в эвакуации на Северном Кавказе, переезжая из одного глухого аула в другой. Как раз тогда наметилось основное направление его дальнейшей творческой деятельности, и последующие 25 лет своей жизни, по окончании войны, он посвятил исследовательской и собирательской работе по изучению чечено-ингушской музыки (народной музыки вайнахов). Написанные им сборники образцов народного творчества "Чеченские и ингушские народные мелодии для фортепьяно в две руки" несут большую смысловую нагрузку и представляют особую ценность для исследователей фольклора. Именно за эти произведения композитор был удостоен звания Заслуженного деятеля искусств Чечено-Ингушской АССР и, в связи с этим, получил обширный дачный участок с деревянным двухэтажным домом в поселке Композиторов неподалеку от Абрамцева.

 

   В этом доме он и прожил оставшиеся годы своей жизни, и здесь же написаны им пьесы для баяна и гитары, концертино для балалайки, концерты для скрипки, виолончели и фортепьяно, сюиты для народных оркестров и знаменитая русская народная песня "Ноченька" в свободной обработке – для балалайки.

 

   Впрочем, все это – сплошная литература, и такие подробности о творчестве знаменитого композитора вы сможете отыскать лишь в пыльных архивах публичных библиотек и на малопосещаемых сайтах Интернета.

 

   Внуки же композитора непременно расскажут вам более реальные и интересные подробности из жизни деда. Ну, например, о его немалочисленных интрижках и о едва несостоявшемся браке с дочерью потомка чеченского князя; о дружбе и соперничестве с Ащкенадзе и другими композиторами, в общем, обо всем том, что может заинтересовать читателей глянцевых журналов.

 

   Затем вам сообщат, что вот эту веранду, на которой вы сейчас пьете чай, дед построил своими руками. И что именно по его велению дом и участок до сих пор остаются в первозданном виде (деревянные резные некрашеные ставни, обрушившийся балкон, печное отопление, колодец и удобства  - во дворе), и в доме никогда не производилось капитального ремонта. Впрочем, эту версию наверняка опровергнут соседи, доверительно сообщив, что потомки композитора никак не могут поделить доставшегося им наследства и ведут бесконечные тяжбы в стремлении овладеть сразу всем.

 

   Под большими раскидистыми елями, привольно растущими за шатким прогнившим забором, на земле, усыпанной хвоей, после дождя в изобилии растут грибы. На солнечном участке – аккуратные грядки огурцов и клубники, разделенные проволочной сеткой (чтоб не перепутать, где чьё).

 

   Тяжелый старинный ламповый радиоприемник настраивают на волну классической музыки ради гостя, интересующегося известным в прошлом композитором. Но если в этот момент зазвучит "Концерт для гитары и симфонического оркестра" без объявления диктором имени автора произведения, хозяева вряд ли узнают эту мелодию.

 

   Ведь никто из них не имеет не только высшего, но и музыкального образования и не в состоянии отличить сюиту от сонаты.