Маркшейдер

автор: Эльдар Ахадов

 

Если вы – зануда, то вы – совсем не обязательно маркшейдер. Но если вы – маркшейдер и не зануда, то вы – не маркшейдер,  это никакому  обсуждению даже не подлежит. Маркшейдер не моооожет быть не занудой, это исключено, это не серьёзно. Как не может быть композитора без музыкального слуха,  певца без голоса, а фотографа без фотоаппарата, так маркшейдер без занудства физически не возможен. 

Как только ни называли маркшейдера в прошлые времена! И «око государево», и               «подземный штурман», и просто «этот, как его там»,  он всегда оставался и остаётся таким, каков есть. Не обойти, не объехать, не перешагнуть – себе дороже.  Для маркшейдера не существует приблизительных цифр и общей температуры по больнице. Нет, ему непременно всегда нужно доковыряться до истины, которая кроме него и не нужна, в общем-то, никому. Более того, именно она, в итоге всем мешает жить и дышать. А ему надо! Ну, надо ему её знать. Иначе он не может, иначе он – не маркшейдер.

Ладно, знаешь, так молчи! Нет же, этот зануда рано или поздно где-нибудь в самом неудобном месте в самое ненужное время всё равно ляпнет всю правду. Прямо в глаза. Всем. И, прощай, премия! Прощай, карьера и должность! Прощай, свобода! Что с ним делать, а? Расстрелять его, что ли? Любого допечёт, никому продыха не даст.  Должность у него такая. Не лгать и взяток не брать. Чтобы туннели непременно сходились, а дороги достигали цели, чтобы железной руды и каменного угля, золота и меди, и всего остального, что добывается из недр земных, было добыто ровно столько, сколько их действительно добыто и ни на куб, ни на тонну ни в чей отдельный карман не уходило…  

Зануда он. Ничего приблизительного не понимает. Обязательно точное вычислит, разыщет и установит. Такая уж у него судьба. Иначе он кто угодно, но не маркшейдер.

Маркшейдер из села Ога

автор: Мария-Ольга

 

   Скорую помощь я вызывать боялась. Уж очень Катерина была уверена, что родит именно четвертого апреля, потому категорически что-либо предпринимать мне раньше времени запретила. А сегодня было только второе. Она и мужу дала наставление: приехать за ней в город четвертого апреля. А до этого сидеть на месте и кормить собак, которых было четыре. Собаки охотничьи, ценные, не всякому доверишь. 

   В городе у Кати была подружка Кира, с которой они вместе учились в геологоразведочном техникуме. Для того, чтобы стало понятно: Кира одновременно была и моя подруга, потому что жили мы с ней в соседних комнатах в нашей рабочей общаге. Перед отъездом в отпуск Кира дала мне инструкции, как встретить и куда поселить Катю, которая должна прибыть в город в связи с отсутствием акушерки в отдаленной от нас Оге, где Катя и ее муж работали маркшейдерами.

 

Катя явилась внезапно и определилась сама, я при этом только присутствовала. Сказала, что будет жить у меня, потому что в пустой соседской комнате не с кем перекинуться словом. Я не противоречила, потому что с первого взгляда было ясно, «кто в доме хозяин». 

 

Второго апреля, перед уходом на работу, я услышала что-то вроде то ли вздохов, то ли сдерживаемых стонов. Робко спросила:

 

- Схватки, да? Может…

- Ничего не может! Рожать я буду четвертого, - ответила Катя, - иди на работу, а то опоздаешь

 

Придя в камералку, я все же чувствовала себя немного неуверенно и спросила нашу большую Ларису, что делается в случае якобы схваток, хотя, может быть, и не схваток. Большая Лариса посмотрела на меня очень выразительным взглядом и сказала безапелляционным тоном:

 

- В Скорую звони…балда

 

Я набрала ноль три:

 

- Бе-е-е-е-е…пожалуйста, если как будто схватки…

- Адрес!

- Так ведь, может, это…

- Адрес!

 

Я назвала. И побежала в общагу, чтобы предупредить Катю, что,

вопреки приказу…

 

Катя сидела согнувшись, держа живот обеими руками и раскачиваясь, будто носом пыталась достать коленки, и молчала, изредка издавая какой-то тихий рык. Слава Богу, Скорая в те времена не медлила. Вошедшая старенькая врачиха, отодвинув меня в сторону, велела Кате лечь на кровать за шкафом и приготовиться к осмотру. 

 

- А ты останься. Будешь мне помогать

- Я-а-а-а-а-а? 

 

Я внутренне подпрыгнула к потолку.

 

- Говори, как зовут девку, адрес, возраст, где работает

С помощью стонущей Кати я назвала имя, фамилию, отчество. На адресе мы затормозили.

 

- Диктуй: где живет?

- Огинская геологоразведочная партия

- Чегой-то?

- Чего «чегой-то»?

- Город говори, село – как называется?

- Да нет там села, там партия…

- Партия у нас большевиков! Что, и домов нет?

- Дома есть

- Значит, село! Село называется как, глупая?

- Огинская…ну, Ога, то есть…

- Ну, так и пишем: село Ога, - с мягким «геканьем» уверенно произнесла врачиха, - ничего не соображаешь. Плохо училась, что ли? Ну? Дом номер какой?

- Да нет там номеров, бабушка!

- Эй, Катерина, ты тоже номер дома не помнишь?

- Эээээ…ооооо…у нас нет номеров…

- Тьфу, незадача! Ладно, кем работает она?

- Маркшейдером

- Мар…что??? По буквам говори!

- М-а-р-к-шей-де-р она!

- Чегой-то это такое?

- Топограф…под землей только работает

- ЧЕГОЙ-ТО??? Как под землей?

- Ну, так. В штольне она работает

- И село под землей?

- Нет. Село не под землей

- Сла-а-а-ава-те, Господи! Я уж подумала…Ну, удурили вы меня, девки!

 

Бабуля пошла за шкаф, откуда неслись усиливающиеся стоны, а в это время открылась дверь, и, будто с неба, свалились на меня Кира и Витя, неделю просидевшие во Владике из-за нелетной погоды. Пока они стояли с круглыми глазами,  я тихо рассказала, что происходит.

 

Бабушка вышла к нам, не удивившись пополнению.

 

- Собирайся, поедем рожать, - уверенно бросила она Кате

 

Интересно всегда, когда сталкиваются два мощных характера. На этот раз Катя робко ответила:

 

- Я быстренько…

 

Кира попыталась перехватить инициативу:

 

- Можно проводить Катю в роддом, узнать, где ее поместили?

- Не можно. Нужно! Муж пусть помогает собраться

- Это мой муж…

- А! Ну поехали все, устроите девку, потом в кино сходите!

 

Мы проводили Катю. Четвертого апреля она родила мальчика.

На другой день, в нарушение всех медицинских правил и предписаний, ее на Скорой отвезли вместе с младенцем на вертолетную площадку, откуда она и улетела в свое «село Огу».

 

Муж прибыл шестого, и на него жаль было смотреть. Он сидел за столиком в двадцать второй комнате, и Кира его, как могла, утешала. 

 

- Ну, не мог я прилететь четвертого! Ну, никак не мог… Вертолет сделал промежуточную посадку и…

- Леш, да мы тебе верим!

- Теперь Катюха до конца жизни меня не простит!

- Простит, Леш, - как-то неуверенно говорит Кира, правда, характер у нее…настоящая харизма

 

Лешу мы проводили на другое утро, и на то, что произошло дальше, набросим лучше легкую белую деликатную скромную завесу.

 

А мальчик, в рождении которого приняли мы некоторое участие, стал знаменитым гляциологом, и сейчас изучает льды, кажется, где-то в Альпийских горах. Так вот. 

Ошибка маркшейдера

автор: Юрий Исаев

 

Из серии геодезических ошибок. Хотел в форуме предостеречь молодых геодезов да маркшейдеров от неприятностей профессиональных - да как то увлекся, да все и испортил.

Вместо назидания профессионального получился рассказик, не годящийся для выполнения первоначальной задачи, и решил я - не пропадать же труду и определил его Вашему вниманию

Что уж вышло - не обессудьте.

 

      Самая сюжетная - маркшейдерская ошибка.

 

      Работал я начальником топоотряда экспедиции золоторудной, одного из геологических территориальных управлений КазССР. Власть моя простиралась на геодезические работы в лице участковых маркшейдеров и топографов в геологических партиях разбросанных от северного прибалхашья до Чимкентских нагорий. Не пугайтесь - количество их - геодезически обученных и для этого,уважаемого мною дела, с моей опять же помощью завостренных - колебалось от пяти до ... так скажем семи. Не в этом дело. 

 

Джунгарский, Заилийский Алатау, то Бетпакдола, весь Южный Казахстан и  чуть Центрального. Свобода!. Если учесть любовь к рыбалке, немного (по  необходимости) к охоте и, что немаловажно по тем временам  - то, что был я еще начальником машины, сначала ЛУАЗ, потом УАЗ, уж Вы точно поймете, почему  Восторг полнейший до Сих меня не перестает охватывать - как только вспомню...

Что Тайландские мелокосопочники и Пирл Харборы разные.

Хай и Веи - что!?

Хуже ли мне колючка верблюжья - колючая до стеклянности.

Может финтивковая пальма лучше для меня баялыча колючепроволочного, кирзачи за сезон в лямочки разделываемого, пахнущего пронзительно по весне, кружа голову.

Не-еет!

 

  Весь Казахстан - Мой!. Да что там - Казахстан, СССР предо мной, под колеса плавно стелется, меняя по ходу дела для меня степь серебряно-ковыльную осеннюю, с пылью, полынью остро пахнущей - на весенние, цветные, как ковер индийский джайляу Тарбагатая, подбрасывая для отдыха глаза моего аквамариновую синь балхашских заливов с родоновым запахом, который всей шанелей покруче. Едешь, то петляя  по загогулинам серпантиновым куртинским,  архарлинским ли - то по прямой , километров под двадцать - прямой степной дороге бекпакдалинской, и от свободы такой наваливается то дума какая технологического свойства, типа бабубы, то вдруг запоется само по себе что нить молдаванское (наверное), цыганское там, а то и алтайские напевы - типа лесом едем - гор поем, гором едем - водку пьем, да и орешь во всю имеющуюся голосовую силушку...

 

Самая крупная партия - Акбакайская ГРП (геолого разведочная партия) находилась в что-то пятистах километрах.  от экспедиции. Бывал я там чаще всего, а то и подменял тамошнего маркшейдера.

 

Партия работала на золото – бурила скважины, канавы проходила (копала) – много всякого, для того, чтоб сказать потом профессионально: 

- Та-аак – золото, тут, товарищи – есть, и его тут – столько то - а не сколько надо. И не надо, товарищи овациев и премий Ваших, а отдайте их лучше в дурдом, ну или детишкам раздайте. А нам уваженье Ваше надобно, да водочки чарка с сальцем, да хлебушком. 

Такие самоотверженные ребята работали там в ту пору. И я там был... И уж водочки упомянутой не к месту может - было...было.

Да - чего. 

 

       А еще – для окончательной точности на большой глубине, помимо бурение применялся такой метод разведки как шахтная проходка. Шахта – глубиной 240 метров – что и не мало. Ну а там где шахта – маркшейдер потребен. Он там и был, даже двое при режиме 15 на  15 дней, когда я подменял по необходимости. Дело простое.

 

      Уволился один. После недолгих поисков  вставляют там на шахту маркшейдера.

 

     Беседую, понимаю, что он и рядом маркшейдерией не общался. Да и не скрывает. Чего то сын у него наломал крупно, ну он с начальственно академических высот в столице вынужден со чадом в полях скрываться. Я - брыкаться, да где там, нач партии пшикнул мне грозно, да и все дела. Был там еще маркшейдер, дорабатывал свои 14 лет последние месяцы... Запойно.

 

      Да мы все там... хороши были. 12 часов преф+шипучее, 12 внизу. Была силушка.

 

      В очередной приезд. Стандартная, обычная работа. Контроль работы участкового маркшейдера. Прогнал контрольный, туда-суда без дураков. Шахта хоть и разведочная, сбойки по жилам, но по инструкциям все.

 

      Сдал дела новомаркшейдеру. Да чего, - прямой же квершлаг. Уехал.

 

      Через месяц-два Главный инженер прибегает, вид паникерский - тудым судым говорит - несбойка, восстающий в квершлаг невтыкается. Опаньки. Квершлаг то я контролировал, да и восстающий снизу я задал.

 

      Несбойка (или незбойка), суть одна - страшновато.

 

      Собираюсь, и дают мне АН-2, до партии ок. 500 км. Бензинов тогда хватало, но самолеты редко давали. Просто выработка не из маленьких, сечение забоя что то 16 кв.м - квершлага ест, орты и штреки поменьше. План партия гнала, народу куча - горняки, обслуга, поселок вокруг шахты в степи, школа даже. И вот сижу в самолете и такая стыдуха перед всей этой массой народа, вот смотрят они на меня, пальцем тычут и говорят - вот он...Гад, мы тут... а он...синус не может взять... стервец... доверяли можно сказать, самое дорогое ему...

     Реально хотел застрелиться, реально. Где-то два часа мучений. Садимся, в геологическую общагу едем, очередная смена преферанса.

 

       Привет, привет никакого недружелюбия или там снисходительного - чего ж ты так. Осторожненько, но с каким внутренним напяжением спрашиваю - как восстающий. Да уж и обмыли -говорят. Для них уже на заднем плане все.

 

       А как было дело.

 

       Скандал, хай вей, уж с Управы в Алма-Ате звонят, бегают все, один маркшейдер как полено стал, те  совершенно нетрезвый, второй в силу незнания всего геодезического вещал что то общенаучное, общего характера, типа движения материковых плит. Ну послали их и всплыло к этому моменту уж как не знаю тяга к мистическим методам. Был там горный мастер  с чудинкой, чего то чревовещал, гадал, ну и прочий сюр. Так он взял лозу (нупроволоку ест но) и давай с ней туда суда, ну и тыкает потом - вот тут.

 

      Пальнули (взорвали), и праздновать сбойку пошли, неся на руках лозоходца. Место сбойки по пикетажу правильно, но с другой стороны квершлага было.

 

       Я отметил чуть, и начал свое геодезическое расследование.

 

       Восстающие в подземке (ну из того, что я видел) самое неудобоваримое место вообще для работы и для геодезии в частности, сверху падает, Теодолиты с такими углами не очень приспособлены- хоть и с призмой поворотной - ни хренашеньки, не зги - я б сказал. Жалеешь - что глаз не вытаскивается из организма. Там я понял что 30 градусов это практически вертикальный подъем.

 

        Врезка правильно, квершлаг на месте, а произошло вот что. Мистика опять же замкнутого пространства. Этот восстающий отличный от всех был - почти вертикальный и проходился экспериментальной шайтан арбой - вертикальный рельс и по ней клеть. Эксперимент , кстати - так и остался единственным.   Мне маркшейдера и все подряд начали говорить, что они чуть чуть повернулись несущей  рельсой по стене (восстающий был круглого сечения). С грехом пополам сделал вертикальный практически ход, действительно развернуло их, но повернули они не рельсу относительно оси восстающего -  а - наоборот восстающий относительно оси, да еще и подзагнули. Они  не хотят признавать очевидное, говорят - просто развернуло по часовой. Подумал я подумал, загрузил двоих упертых взяли отвес хороший, поехали.

 

      Мистика, третий раз повторяю. Действительно замкнутое, неосвещенное, грохочущее, вибрирующее пространство, Ориентация теряется вообще. Кажется что рельс идет прямо вверх. Что мы стоим вертикально.   

 

    ...А отвес... сошел с ума! Он - то потихоньку начинает задираться вверх -  при нашей неподвижности (вибрацию уж не беру во внимание), то -  в этом положении начинает уходить вправо, ну, как бы поверхность конуса обрисовывая. А вместо нитки - как бы -  палочка.

 

     Мы же стоим прямо и с удивлением смотрим на стибанутый отвес.

 

     С тех пор глазу верю только после инструментальной проверки.

 

     Ну а причина ошибки. Ну как тут быть -  эксперимент он и есть эксперимент, без издержек - как?

 

     Прибор там не поставишь нигде - только отвесом. Он то - хорош и правилен, но только при отключенном мозжечке и угнетенном сознании поверишь и черту, а  ошибка возможна с большой долей вероятности.

 

     Гонений на нас не было. Ученый уволился потихоньку, а второго маркшейдера государство так на подземке и добило.

 

     Царство ему Небесное.

 

     Срок ему подсчитанный он отработал, а надо сказать этот срок дорабатывал из за ошибки  госслужб, определяющих срок выхода на пенсию по льготной сетке - "подземка" называется, первая форма - на десять лет раньше на пенсию. Ошибка была что то на полтора года, было уже отдыхать начал, вызвали, пересчитали - и -  поля снова.

 

       Отработал он "ошибку" соБесовскую, да и  обмыв обильно - уехал на свою долгожданную пенсию. Домой приехал, отдыхает, через некоторое время вызывают - ошибочка, мол вышла, звиняйте - еще ваших что то месяцев пять доработать надо.

 

       Приехал, доработал, вернулся.

 

      А там ему предъявляют в третий раз  еще что то дней 25 доработать - ошиблись - ну чего там - 25 дней - ерунда какая.

 

       Возвратился, в сумеречном состоянии в партию. Взяли, конечно, да и не трогали все эти дни. Жалели, все - кто "полевые", кто - "подземку" нарабатывал на недальнее пенсионное  будущее.

 

       Приехал он домой недели не проходил, да и тихонько скончался.

 

       Вот такие две ошибки. Геодезическая да собесовская.

 

       Я так и не застрелился, да и не хочу, а вот маркшейдер - то - помер.

 

       Почему то будучи геодезистом уже наверху уже не так ошибку воспринимаешь, или подзаскорузл.

 

       Не знаю.

Маркшейдер Сидоров

автор: Василий Васин 

 

 

1.

Сидоров Антон Иванович, бывший маркшейдер, а ныне разнорабочий в магазине индивидуального предпринимателя Разводящих Л.И., с глубокого похмелья  раздваивался:

астральная его сущность темным сгустком уныло висела где-то под потолком,  а тело физическое   выброшенной на берег медузой лежало поперек кровати и  признаков жизни не подавало. Хмурый осенний рассвет нехотя и брезгливо просачивался сквозь грязное незанавешенное окно. Мрак ночи отступал постепенно,   и на свет Божий являлась картина вовсе безрадостная: бревенчатые закопченные стены, стол с объедками, тара из-под бутылок, заменяющая стул, кровать с лежащим на ней хозяином, да притулившаяся в углу печь с треснувшей посредине плитой. Из-за печи противным ультразвуковым фальцетом завывал домовой Трифон:

-  Ой-ее-й! Ой, лихо-то!  Ой,  бедный, я, бедный, горемычный! Нету дома, и это не дом! Уйду, уйду я скитаться сиротинушкою неприкаянною по углам чужим! Нету моченьки  моей боле супостата энтого терпеть! Все по ветру пустил, все, ирод, пропил!  Помер бы уж, чем…

- Да заткнись, ты, -подала голос астральная сущность- без тебя тошно. Мне-то, каково сейчас в него возвращаться? Противно, а деваться –то некуда. 

- А ты и не вертайся, -залебезил Трифон- , чего супротив себя иттить? Ну и помрет, так чего-ж? Есть люди добрые, похоронют. Вон та же Любка, душа жалостливая, все и спроворит- честь по чести.

-Не вернулся бы уж,  да не мне решать, сам знаешь.- заколыхался рваной аурой астральный Сидоров и обреченно замолк. 

  В гнетущей тишине послышался скрип тормозов,  простуженной чайкой  вскликнула потревоженная кем-то калитка.

- Ну, вот и Любаша, легка на помине- засуетился Трифон , завертелся волчком и исчез.

   Астральная сущность заполошно пометавшись по углам,  трудно втянулась  в забитую всяким энергетическим дерьмом верхнюю сидоровскую чакру. Воссоединенный маркшейдер конвульсивно дернулся, перевернулся на спину и издал богатырский храп, никак не соответствующий его тщедушному материальному воплощению. 

  Дверь  распахнулась и  в душную избу решительно вступила Любовь Иннокентьевна Разводящих, крупная дама  бальзаковского возраста. Смуглое лицо ее, с крупными чертами и широкими монгольскими скулами, выражало крайнюю степень недовольства. Ансамбль, в который дама была одета, с одной стороны выгодно подчеркивал ее пышные формы, с другой-  выказывал женщину деловую, практичную и обеспеченную. Бедра ее туго обтягивали джинсы с блестящими вкраплениями люрекса, верх венчала короткая  кожаная курка с выдавленной на спине лаконичной надписью « Harley Devidson». Оголенные по последней моде отвислый живот и верхняя треть исполинских ягодиц  были покрыты крупными пупырышками и сексуальности к облику, увы, не добавляли. 

    Громко стуча каблуками высоких ботфорт, дама по- хозяйски подошла к столу, брезгливо сгребла тряпкой объедки и на освободившееся место выложила из сумки   четвертушку «Путинки», буханку хлеба. и, полбатона «Докторской». Еще раз порывшись в сумке извлекла длинную дамскую сигарету, закурила, глубоко затянувшись, и повернулась лицом к спящему  Сидорову. 

 - Ах, Антоша, тварь ты поганая- заворковала ласково и недобро-  у меня машина с области через час, а ты нажраться изволил. Кто разгружать будет? Уволю я тебя, сволочь бесстыжую, давно обещала, а вот сейчас точно - уволю!  

  В ответ храп на секунду прекратился, послышалось чмоканье, затем Сидоров взял носом высокую, чистую ноту и захрапел с удвоенной силой.

  Женщина нервно бросила сигарету на пол, раздавила носком ботфорта, и решительно приступила к более действенным методам. В результате проведенной серии мощнейших пощечин  и обливания из чайника,  Сидоров начал приходить в себя. Худое остроносое лицо его исказилось в страдальческой гримасе, глаза  цвета перезрелой браги открылись и бездумно уставились на мучительницу.  

- И-и-ть- хрипло простонал он.

-Чего?- не поняла дама.

- Пить дай- с натугой выдавил из себя Сидоров и привстал на локте. 

- Совсем допился- бросила женщина и подала в протянутую трясущуюся руку чайник.

По мере того, как вода из чайника гулко проваливалась в горящее нутро, взгляд Сидорова становился все более осмысленным и уж совсем просветлел, когда он краем глаза увидел стоящую на столе чекушку.

     Через полчаса похмеленный Антон Иванович повязал на шею замусоленный галстук с надписью «СРЕДЬМАШ»- реликвию из славного маркшейдерского прошлого, накинул куртку и бодро засеменил к поджидавшей его подержанной «Тойоте».

 

 2. 

Поселок, по которому ехали к магазину Любовь Иннокентьевна и Сидоров.  располагался в горной котловине среди бескрайних просторов Восточной Сибири, и изначально был захудалым поселением с непонятным названием Тутыка. В советские времена неподалеку нашли месторождение какого-то очень стратегического сырья и патриархальная жизнь  резко изменилась, казалось, к лучшему. Откуда ни возьмись приехал всемогущий волшебник Средьмаш и по мановению его волшебной палочки в отдельно взятом поселке стал создаваться коммунизм . Поселок был переименован в Изумрудногорск, получивший гордый статус поселка городского типа. Согласно статусу, как из-под земли вырос микрорайон жилых пятиэтажек, магазины, детский сад, школа с бассейном и спортзалом  и все остальное, обзываемое мудреным словом инфраструктура. В центре разбили площадь с водруженным посредине памятником вождю всемирного пролетариата, рядом возвели монументальное трехэтажное здание со скромной табличкой у центрального входа: 

«Министерство среднего машиностроения СССР

Изумрудногорский горно-химический комбинат»

  Сам же комбинат строился неподалеку, в промзоне- к подножию горы прилепилась ступенчато обогатительная фабрика, окруженная отнюдь не голубыми зеркалами отстойников, в километре от нее началась разработка карьера.

    И был год третий. И посмотрел Средьмаш на дело рук своих и сказал:

-Это хорошо!

И заселил Средьмаш поселок специалистами разными со всего Союза Советского и молвил им слово напутственное:

- Трудитесь честно в поте лица своего, а о хлебе насущном не думайте! И воздастся вам!

       И воздавалось: и хлебом насущным и дефицитами разными и банкнотами денежными.

 Напоследок огородил Средьмаш дело рук своих проволокою колючею, дабы никто из супостатов тайны его не выведал, да что б голь перекатная из соседних деревень не понаехала. А оно и правильно: даже у Средьмаша могучего коммунизма на всех и не хватило бы.

    Зато жители близлежащих деревенек с окрестных сопок запросто могли любоваться на ожидающее их светлое будущее. .

    Любовь Иннокентьевне, тогда еще просто Любе, по праву рождения посчастливилось оказаться  по эту сторону колючей проволоки, чем она и воспользовалась,  выгодно устроившись буфетчицей в управление комбината. Примерно тогда же, в начале восьмидесятых века прошлого попал сюда  стараниями живого тогда еще отца, маркшейдер Сидоров. Работал молодой Антон других не хуже, квартиру получил, семьей обзавелся. Живи, да радуйся. Да вот только много у Антона на работе было спирта неучтенного - не смог побороть он искушения, да и пристрастился.  К тому же и богатырь  Средьмаш не успел развернуться во всю ширь, связался с Перестройкой, девкой распутной да непутевой. Обобрала она его до ниточки, все добро по ветру пустила, да выкрала обманом силу волшебную. И исчез Средьмаш- то ли совсем испарился, то ли в место какое укромное спрятался раны зализывать. И остались от него в наследство никому не нужный поселок, да недостроенное производство. Помыкался люд брошенный пару лютых зим без воды и отопления, и подался  следом из коммунизма порушенного , продав за бесценок квартиры, да добро нажитое. Антону Ивановичу уезжать было некуда. Жена с детьми не выдержав разгульной жизни мужа его покинула и, по слухам , завела новую семью. Сидоров в те смутные времена пробивался случайными заработками- кому телевизор починит, кому еще чего по электрике сделает. Пригодилось увлечение юности. Народ в поселок заселился небогатый, платили в основном натурой- едой да водкой. 

 Квартиру свою к тому времени Сидоров пропил и ютился на койко-месте в оставшемся от комбината общежитии, где и нашла его сердобольная Любовь Иннокентьевна.

    В отличие от горемычного Сидорова, Разводящих в новой действительности не потерялась. Собрав по родне кое-какие деньги, выгодно выкупила небольшой магазинчик и зачастила с коммерческими целями в сопредельный Китай. Привезенное из-за границы барахло расходилось на «ура» и бизнес ее круто пошел в гору. Она к тому времени стала женщиной свободной и независимой- муж лет пять как помер с перепою, дети перебрались жить в область. И вот то ли в память о крепко пившем муже, а ,может, просто от широты своей женской натуры взялась она опекать непутевого Сидорова. Устроила его разнорабочим в магазин и даже пустила на поселение в оставшийся от бабки старый бревенчатый домик. Возможно, благодаря исключительно ее стараниям,  Антон Иванович был еще жив. Он это хорошо понимал и обязанности свои, несмотря на пагубную приверженность к зеленому змию, пытался исполнять добросовестно.  

     Жизнь в поселке тем временем понемногу налаживалась. В здание управления на главной площади вселился поселковый Совет, развалившуюся инфраструктуру кое-как подлатали, народ поселковый всяк по своим возможностям трудоустроился. Кто стал трудиться  в этой самой инфраструктуре, а кто мотался по вахтам в горнодобывающие артели. Ходили даже слухи, что на место исчезнувшего Средьмаша собирается прийти некая структура новой формации и возобновить добычу очень стратегического сырья. 

  По этому поводу подвыпивший Антон Иванович всегда начинал сыпать специальными маркшейдерскими терминами, бить себя кулаком во впалую грудь,  и воинственно поблескивая стеклами очков, кричать, что мастерство и опыт не пропьешь и он себя еще о-го-го как покажет. Собутыльники, пившие за его счет, подобострастно поддакивали в том смысле, что оно, конечно, Иваныч, кого и ставить главным маркшейдером, если не тебя, а то и выше бери…

   После такого задушевного общения  Антону Ивановичу снился один и тот же сон.

Он, маркшейдер Сидоров, в должности Генерального директора сидит в шикарном кабинете с расставленными по углам пальмами. и решает вопросы чуть ли не вселенского масштаба. Необъятный стол заставлен телефонными аппаратами, среди них выделяется красный, с гербом России на наборнике- прямая связь с Президентом. В кабинет поминутно входит и выходит подчиненный Сидорову люд, которому Антон Иванович выдает указания. Затем дверь кабинета робко приоткрывается  и на пороге появляются его нынешние сотоварищи- Витек и Серега. Широко улыбаясь беззубым ртом, Витек произносит:

- Мы ж говорили, Иваныч, выше бери, спрыснуть бы надо…

 В проеме  двери появляется сияющая секретарша Людочка с подносом, на котором покоятся пластиковая бутылка с разведенным спиртом, три опять же пластиковых стакана и крупно порубленная селедка, уютно лежащая на промасленном газетном обрывке.      

     Вопиющий диссонанс, внесенный в сон появлением Витька и Сереги, всегда заставлял Сидорова просыпаться именно на этом месте.

   Грезы грезами, а суровая действительность в облике Любови Иннокентьевны влекла Антона Ивановича этим осенним утром вершить дела сугубо прозаические- разгружать коробки с товаром.     

 

3

Сидя на заднем сидении, Сидоров бессмысленно уставился взглядом в широкую кожаную спину начальницы и молчал. Как обычно, с похмелья он испытывал угрызения совести и не знал,  как начать разговор с рассерженной Разводящих. Наконец, он тяжело вздохнул, и, напустив деловой вид, сказал:

- Да ты, Иннокентьевна, не переживай, я сейчас за Серегой с Витьком сбегаю- вмиг разгрузим. За часок и управимся.

  Ответом ему было гнетущее молчание.

  Машина между тем свернула в проулок и остановилась у одноэтажного кирпичного магазинчика с вывеской  «Смешанные товары».  У задней двери уже стоял запыленный «ЗИЛ» с будкой.  Рядом задумчиво курил водитель Саня – крупный белобрысый мужчина лет тридцати от роду. Чуть поодаль, невесть откуда узнавшие о возможном «калыме», стояли Витек и Серега. Одетые в одинаковые тренировочные костюмы китайского производства (от щедрот Любови Иннокентьевны), они напоминали двух любителей утренних пробежек.

 При виде подъезжающей машины круглое веснушчатое Санино лицо  расплылось в широчайшей улыбке:   

- Люба, солнце мое, все цветешь, все пахнешь- приветствовал Саня выходящую из «Тойоты» Разводящих.

- А то!- игриво улыбнулась Любовь Иннокентьевна,- Как доехал-то?

- Да все пучком, бою нету, я же как для себя стараюсь.

- Хорошо если так. Обратно-то завтра поедешь?   

- Не, мне еще в Баталгу успеть надо, там и заночую.

- У Таньки что ли?- поджала губы Разводящих.

-Ну не в машине же,- хохотнул Саня,- уж приютит, наверное, меня, горемычного. Да и ты бы чем горяченьким угостила. Часа три у меня есть..,-многозначительно намекнул он.

- Накормлю,- оттаяла Люба, - машину вот только разгрузим.

- А че, твои орлы сами не справятся? Говорю ж, времени в обрез.

 Подошедшие «орлы» дружно закивали головами в том смысле, что справятся и одни.

 Любовь Иннокентьевна задумалась. С Саней она сотрудничала уже года два и за это время их деловые отношения переросли в более близкие. Лихой шофер был приверженцем плотской любви, а плоти этой в коммерсантке содержалось хоть отбавляй. Впрочем, тощую Таньку из Баталги Саня своим вниманием тоже не обходил, и Любовь Иннокентьевна это знала. Сейчас в ней боролись два начала: деловое подсказывало, что за разгрузкой все-таки надо проследить, а женское требовало  незамедлительно  предаться любовным утехам. После короткой внутренней борьбы женщина победила.

 Так как магазин по случаю выходного был закрыт, хозяйка передала ключи от подсобки и накладные на груз Сидорову, наказав:

- Смотри, Антоша, чтоб без всякого бою и по накладной проверь. Меня дождетесь. Приеду – расплачусь. Все понял?  

- Ну, что ты, Иннокентьевна, в самом деле? Когда я тебя подводил?,- обиделся Сидоров,- Нормально все будет, не переживай.

- Солнце мое, да поехали уже,- не выдержал Саня, приобнял Любовь Иннокентьевну за пупырчатую голую талию, и повлек к машине. 

  Как только «Тойота» скрылась за поворотом, Сидоров деловито запихав документы под мышку, пошел открывать подсобку.

- Да погодь ты, Иваныч, похмелиться бы для начала,- внес предложение подошедший Серега.

- Не мешало б по маленькой,- подхватил Витек,- она же там, с Саней, часа три кувыркаться будет, все успеем.

 Сидоров бы и сам был не прочь добавить, но денег ни у него, ни тем более у Сереги с Витьком не было. О том, чтобы обменять что-нибудь из товара на вожделенную бутылку не могло быть и речи- несмотря на все свои недостатки, Антон Иванович по отношению к Любе был человеком честным.

- Может, к Макарихе, сбегать? Тебе, Иваныч, она точно в долг даст.- посоветовал Витек.

- Мужики,  до Макарихи в один конец полчаса ходу, машину я на вас, что ли, оставлю?- у Сидорова были основания не доверять Витьку и, тем более, Сереге. Эти двое, дабы насшибать на бутылку, запросто могли чего-нибудь и украсть.

- Слышь-те, земели, может, у Сани чего завалялось?- предположил Серега,- пойду пошарюсь.

  Он живо юркнул в кабину «ЗИЛа», пошебуршился там и, спрыгнув на землю, доложил: 

-Нету ни хрена!,- а затем вкрадчиво добавил:

-Слышь, Иваныч, Саня ключи вытащить забыл, может, слетаем до Макарихи? У меня стажу двадцать лет за баранкой, не боись, полчаса на все и уйдет.

    Предложение было заманчивым и, казалось, легко выполнимым. Гаишников в этот ранний воскресный час на дороге быть не должно, да и дорога не длинная-  всего пара километров. 

- Ну, решай.- заторопил Серега,- трубы горят.

-Эх, мужики, ну что с вами делать?,- сдался Сидоров,- только ты, Серега поаккуратнее уж, не подведи. 

   Решение было принято, сборы были недолги и вот уже «ЗИЛ», тяжело переваливаясь на ухабах, двинул окружной дорогой в сторону Старого поселка. 

 Лидка Макарова, в народе Макариха, жила в бараке на двух хозяев и зарабатывала на жизнь продажей спирта, который раз в месяц в пузатых канистрах поставлял ей из области зять. Торговля у нее шла бойко, от клиентуры отбоя не было, постоянным покупателям Лидка отпускала в долг. Именно таким вот, постоянным, давно уже являлся Антон Иванович.

 « ЗИЛ» лихо затормозил у фрагментов покосившегося забора, местами окружавшего жилище Макарихи. Сидоров вывалился из кабины, чуть не упал, споткнувшись, и живо засеменил к чудом сохранившейся калитке. Через каких-то пять минут, он уже возвращался обратно, победоносно держа в руке литровую пластиковую бутылку, наполненную разведенным до нужной кондиции пойлом. С поправкой здоровья решили не медлить. Отъехав метров двести от Любкиной халупы, остановились на обочине. Серега деловито достал из бардачка дорожный Санин стакан.

- Доедешь – то нормально?- засомневался Сидоров, наполняя  подставленный стакан до половины.

- Да ты че, Иваныч, мне ж как слону дробина, все пучком, - успокоил его Серега, - двадцать лет за баранкой. 

О том, что уже лет десять в своих трясущихся руках этой самой баранки не держал, Серега скромно промолчал.

 Пустив стакан по кругу, перекурили. Выпили по второй. В кабине было тепло и уютно, завязалась непринужденная беседа о делах насущных и временах прошедших.

 Если уж Серега действительно был слоном, а двести граммов спирта действительно были для него дробиной, то эта дробина попала в очень уязвимое место. Язык его стал заплетаться, мысли потеряли былую стройность.

  Заметив это, Антон Иванович спохватился, засунул бутылку с оставшимся спиртом во внутренний карман куртки, и дал указание ехать.

- Эх, залетная!- лихо выкрикнул повеселевший Серега,- А вот мы, Иваныч, щас  прямиком! 

 С этими словами он рывком сорвал машину с места и, свернув с окружной дороги, направил ее по разбитой колее, косо уходящей в крутую сопку.  «ЗИЛ», завывая, трудно брал подьем, затем на самой середине вдруг остановился, и как бы секунду поразмыслив, стал  пятиться назад.

- Ручник, сука, не держит!- весело сообщил Серега притихшим пассажирам,- щас коробкой заторможу!

 Коробкой скоростей тормозить тоже почему-то не получилось. Машина набирала скорость, съехала задними колесами на осыпь, и  опасно накренилась на правый бок. Из будки послышались звуки разбивающегося стекла. 

- Прыгать надо, - вдруг совершенно трезвым голосом спокойно произнес Серега, быстро открыл дверцу и с залихватским криком « Эх, е…», вывалился из машины. Следом, через другую дверь последовали Витек и Антон Иванович. Освободившись от пассажиров, неуправляемая машина еще более накренилась, совершила продольный кувырок, снова встав на колеса, раз пять повторила трюк, и успокоилась лежа на крыше у подножия непокоренной вершины. 

 Сидоров приземлился удачно и все происходящее видел в каком-то нереальном размытом изображении, так как при падении лишился очков. Метрах в пяти от него на корточках, обхватив голову руками, раскачиваясь из стороны в сторону и глухо завывая, сидел Серега. Откуда-то сзади прихрамывая подбежал Витек:

- П-п….ц,- заикаясь подытожил он. 

- Что ж, ты, падла, наделал?- визгливо  заверещал Сидоров, подбежал к Сереге и неумело пнул его ногой в бок. Серега отнял руки от головы, окинул Антона Ивановича бессмысленным взглядом, медленно встал на ноги и, шатаясь,  побежал в сторону поселка.

- Т-так, я, Иваныч, тоже пойду. И разгружать уже вроде нечего,- невпопад скороговоркой выпалил Витек, и, припадая на правую ногу, побежал вслед за удаляющимся Серегой.

  Оставшись в одиночестве, Сидоров  деревянно стоял на месте, не мигая уставясь на перевернутый грузовик. Реальность случившегося сознание его воспринимать отказывалось. Последующие действия он совершал тоже чисто машинально, и впоследствии о них ничего не помнил:

   рискуя расшибиться побежал по склону к машине, на полпути,  увидев выезжающий из-за поворота синий «жигуленок», резко повернул обратно и , не замеченный, скрылся в придорожных кустах.  

 

4

 Пригнувшись, а где и вовсе на четвереньках, обдирая в кровь колени и ладони, Сидоров добрался до растущего на вершине сопки березняка, и лишь оттуда, тяжело переводя дыхание, осмелился взглянуть вниз. Он очень надеялся, что произошедший кошмар окажется  его пьяным бредом и с высоты он увидит лишь много раз виденную привычную картину: желтеющие кустарники вдоль ленты объездной дороги, пятиэтажки поселка, да зияющую вдали бездну заброшенного карьера. 

      Но «ЗИЛ» покореженной грудой металла лежал внизу, двое мужчин из стоящего рядом «жигуленка» озабоченно ходили вокруг . Затем они сели обратно в легковушку и машина, развернувшись, покатила в сторону поселка.

   Сидоров, уверившись, наконец, в реальность происходящего вести себя стал довольно странно. Задрав голову в небо, он горько рассмеялся, затем начал подвывать по-шакальи, кружиться на месте, приседать и бить себя руками по тощим ляжкам. Со стороны могло показаться, что это какой-то местный шаман исполняет древний ритуальный танец и произносит страшные заклинания, обращенные к всемогущим духам. Только одежда у шамана была вполне обыденная, да красный галстук  с надписью «Средьмаш» на его шее совсем не походил на ожерелье из зубов, сушеных жаб и прочих колдовских атрибутов.  Возможно, Сидоров тоже пытался  заклинаньями повернуть реку Времени вспять хотя бы на полчаса. 

 А неподвластное человеческой воле время текло вперед, и события развивались своей чредой. 

   Внизу на дороге показался столб пыли, из которого вынырнули белая «тойота» Разводящих и следующий за ней милицейский «УАЗик».  «Тойота» первой резко остановилась у поверженного «ЗИЛа», задние двери распахнулись и на  дорогу кубарем вылетели сначала Витек, следом за ним Серега. Из противоположной двери выбежал Саня  и начал пинать неудавшихся грузчиков ногами в тяжелых армейских берцах. Подоспевшие двое милиционеров пытались оттащить разбушевавшегося водителя, но он вырывался и продолжал наносить беспорядочные удары по извивающимся в дорожной пыли телам.

   Любовь Иннокентьевна в это время бестолково бегала вокруг машины и по-бабьи всплескивала руками. Она явно проклинала сейчас не только Сидорова, Витька и Серегу, но и себя со своим женским началом и Саню с его мужским концом.

  Наблюдать дальнейшее у Сидорова не было сил.        

Он резко развернулся и быстрым шагом стал удаляться вглубь леса. Антон Иванович шел напролом, не замечая секущих лицо веток. На ходу он ежесекундно взмахивал руками, что-то бормотал под нос, а временами громко нечленораздельно вскрикивал, приводя в недоумение пернатую таежную мелочь. Так, в полузабытьи, он спустился в распадок с текущим по нему ручьем и обессилено упал на толстую подушку мягкого мха. Окружающая тишина, нарушаемая лишь мелодичным шумом струящейся по камням воды, действовала успокаивающе, и в не очень трезвой голове Сидорова стали появляться мысли. Были они безрадостны. Выхода из ситуации он не находил. Он вспомнил детство, покойных отца и мать, веселые студенческие годы, лучшие времена жизни с Анютой, его бывшей женой, детей, с которыми давно потерял всякую связь, и вдруг ясно осознал, что жизнь прожита.

 Нет никакого смысла продолжать существование. Раз и навсегда с этим надо покончить.

Уйти. Сидорову и раньше приходило это в голову, но сейчас жизнь сложилась так, что другого выхода он не видел. И когда он  решил, на душе вдруг стало спокойно и тихо. Все эти Любы, Сани, Витьки, Сереги, да перевернутые машины ушли куда-то на задний план. Правда, что-то на донышке его естества противилось даже самой мысли наложить на себя руки. Какое-то смутное осознание греха. 

« А жить так не грех?»- спросил сам себя Сидоров, - « Не грех?»- заорал он, нарушив тишину распадка. 

« Эх-Эх»,- грустно отозвался распадок.

« Да пошли вы все!»- неизвестно на кого разозлился Сидоров и взглядом стал подыскивать дерево, которое решил осквернить болтающимся  на суке собственным телом.

« Вот и реликвия пригодилась»- злорадно подумал он, снимая с шеи красный засаленный галстук. 

Между тем, когда все было готово, злая решимость стала покидать Антона Ивановича. Нет, от мысли своей он не отказался, но надумал немного повременить. В боковом кармане лежали полпачки смятой «Примы» и спички, во внутреннем-  еще целых пол-литра спирта. С такими запасами уходить в мир иной Сидорову показалось несколько преждевременно. Насобирав хвороста, он развел костер, отхлебнул из горлышка добрый глоток обжигающей жидкости, запил из ладони ключевой водой, не спеша закурил и прилег у костра, близоруко щурясь на пляшущие языки пламени. Так он пролежал до самого вечера, а с наступлением темноты, выцедив последние капли спирта, безмятежно уснул, свернувшись калачиком у затухающего костра. Астральная сидоровская сущность, наслаждаясь тишиной и таежными запахами, чуть светящимся облачком повисла на ветвях близстоящей сосны.

 

5.

  В ехавшем по ночной дороге микроавтобусе сидели четверо. Свет фар встречных машин позволял разглядеть только двоих- испуганного водителя в форме сержанта милиции и сидящего рядом мужчину с жесткими чертами, крючковатым носом и глубоко посаженными очень недобрыми глазами. Еще двое темными силуэтами угадывались на заднем сидении. Они только что совершили ограбление банка, убили двух охранников, и с сумками украденных денег мчались из областного центра на юго-восток. В салоне царила напряженная тишина. Старший, сидящий рядом с водителем, молчал, молчали и остальные. Они беспрепятственно проскочили пост ДПС, и через три часа сумасшедшей гонки свернули с главной трассы на проселочную дорогу. Разбитая дорога эта обогнула спящий поселок, попетляла между сопками и, превратившись в чуть заметную колею, затерялась во мху тихого таежного распадка. Машина остановилась, заглушив двигатель и погасив фары. Последним вышел замешкавшийся водитель. Тут же вспышка высветила на мгновение его голову в милицейской фуражке. Тишину разорвал резкий хлопок выстрела. Под упавшим затрещали кусты. Стрелявший подошел к телу, пнул в бок, удостоверившись, что человек мертв, и повернулся к подельникам:

- Отмучился,- констатировал с нехорошей усмешкой.

Убийство было оговорено заранее и видимых эмоций ни у кого не вызвало.

- Прошвырнись, Слава,- приказал старший.

- Брось, Андреич, да кому, на хер, в такую ночь по лесу шляться?- бросил тот, кого назвали Славой.

-Не понял?- в вопросе прозвучала угроза.

Вздохнув, Слава пошел вдоль распадка, освещая путь мощным фонарем. Луч света рассеивался в клубах невесть откуда взявшегося тумана, поэтому бандит пройдя метров десять, повернул обратно и, подойдя к подельникам, доложил, что все тихо. При свете фонаря они открыли заднюю дверцу «микрика», сбросили на землю четыре объемных баула и лопату.

-Здесь,-указал место на склоне старший. Двое других стали по очереди копать яму. Через час под вековой сосной образовался ничем не приметный холмик, скрывающий под собой несколько десятков миллионов рублей. Придирчиво оглядев дело рук своих, бандиты пошли к машине. Бездыханное тело погрузили в багажник, микроавтобус развернулся и, мигая красными огоньками «стоп»-сигналов растворился призраком в туманной темноте осенней ночи.

 

6

  В ночной тишине послышался приближающийся мелодичный перезвон бубенчиков. На опушку перед спящим Сидоровым из кустов вышел Берелака- хозяин распадка. Накинутая на его плечи медвежья шкура серебристо переливалась в лунном свете. На конце сучковатого посоха, который хозяин держал в правой руке, металлически поблескивали бубенчики. Бералака со свистом втянул воздух, надул щеки, от чего и без того узкие глаза превратились в щелочки, и стал выпускать густые клубы тумана, скрывшие лежащее на земле скрюченное тело.

- Чудишь, дедуля, чего не спится-то?- поинтересовался астральный Сидоров.

- Велено, однако,- немногословно объяснил Бералака,- уходи, шибко худой человек идет.

  С этими словами старик накинул поверх своей головы медвежью и, позвякивая бубенчиками на посохе, исчез в кустах.

 Вдали послышался шум приближающегося автомобиля. Астральная сущность нехотя спустилась вниз и влилась в телесную оболочку. Сидоров заворочался и зябко подтянул колени к самому подбородку. Его разбудил звук прозвучавшего  рядом выстрела.

 Антон Иванович судорожно вскочил на колени, попав руками в теплый еще пепел костра, и  вытаращенными от ужаса глазами уставился в сторону прозвучавшего выстрела.

« За мной пришли. Убьют... Не били бы только…Бежать надо..»,- проносились в его мозгу отрывочные мысли. Но ни руки, ни ноги его не слушались. Темноту прорезал луч фонаря, послышались приближающиеся тяжелые шаги.

  Вдруг Сидорову стало совершенно все равно, будто  этот кошмар происходит не с ним, и все он видит со стороны, на экране телевизора.

« Только бы не били»- еще раз вяло подумал он.

  Человек с фонарем остановился метра за два от стоящего на четвереньках зажмурившегося Сидорова, скользнул лучом поверх его головы, и повернул обратно. Как только шаги затихли, обессиленный Антон Иванович кулем повалился на мох, почувствовав в штанах теплую сырость. Он лежал боясь пошевелиться в очень неудобной позе и слышал невдалеке странные звуки: будто кто- то копает землю и лопата позвякивает о камни. Внутри у Сидорова опять все похолодело:

« Заметили, виду не подали, а сейчас могилу копают. Издеваются. Выкопают и прихлопнут.»- решил он.

  Умом Антон Иванович понимал, что спастись можно только бегством, но ужас железной хваткой сковал его тело. Единственные движения, которые он еще мог совершать, так это бешено вращать вылезшими из орбит глазами. Звон лопат прекратился, Сидоров закрыл глаза и приготовился умирать.

- Вот и вешаться не пришлось,- горько усмехнулся он про себя.

 Но время шло, а к нему никто не приближался. Затем послышался удаляющийся шум двигателя, и все стихло. Пролежав без движения еще около получаса, Сидоров перевалился на спину и осторожно выпрямил затекшие ноги. Звенящая пустота была внутри- ни мыслей, ни чувств. В таком ни в живом, ни в мертвом состоянии он пролежал до утра, и стал приходить в себя только при первых лучах пробивающегося сквозь туман солнца. 

   Сидоров перекатился к краю полянки и, пригибаясь в кустах багульника,

побежал в гору. Тяжело дыша, остановился только на вершине сопки. Внизу туман рассеялся, в распадке было пусто, и Сидоров  подумал, что ночной кошмар- это плод его больного воображения или верная подруга алкоголика- белая горячка. Антону Ивановичу очень захотелось проверить свое предположение, ему необходимо было убедиться, что не все события, происшедшие с ним за последние сутки являются суровой действительностью. Просто невозможно было поверить , что его хоть и никчемная, но довольно спокойная и однообразная жизнь, вдруг так круто превратилась в непреходящий кошмар.

 Превозмогая страх, Сидоров стал медленно спускаться обратно в распадок. Он прошел примерно в то место, откуда, якобы, ночью услышал выстрел и остолбенел, тупо уставясь под ноги: на примятом мху темной зловещей кляксой расползлась уже подсохшая небольшая лужица крови. Антон Иванович инстинктивно присел и с нескрываемым ужасом стал озираться по сторонам. Все, что было ночью оказалось чудовищной правдой. 

 Мысли его лихорадочно пытались найти логическое объяснение недавних событий:

 « Серегу кончили. Или Витька. Саня «крутых» нанял. Или сам. Нет, нанял. Откуда у Сани пушка? Убили и закопали. Меня ищут Не дамся, суки!».

   Не владея собой Сидоров встал во весь рост и воздел руки в характерном жесте.

- Хер вам!- пронеслось по распадку.

-А-а-м, а-а-м,- грустно отозвался распадок.

  Ком подкатил к горлу Антона Ивановича и он громко и хрипло заголосил. Слезная истерика продолжалась минут пятнадцать, затем Сидоров успокоился и , размазывая грязной ладонью слезы, направился к облюбованному дереву, на ходу вытаскивая из кармана красный средьмашевский галстук.  На полпути остановился. Болезненное любопытство, которое заставляет толпы зевак заворожено глазеть на искореженные трупы на местах автомобильных аварий, толкало его посмотреть, кто же остался в лесной могиле. 

  Сидоров поднял с земли палку и стал методично прощупывать ей мшистую поверхность вокруг себя. Недалеко от мощного ствола вековой сосны палка мягко ушла в еще не успевшую слежаться почву. Превозмогая подступившую тошноту, Сидоров, присев на корточки, стал разгребать податливую землю. Вскоре показался край клетчатой сумки.

«Расчленили, падлы,» - безразлично подумал он, и, закрыв глаза, резко дернул за «молнию». Когда он неимоверным усилием  заставил себя взглянуть на содержимое баула, то ничего абсолютно не понял: вместо ожидаемых останков Витька или Сереги, перед глазами расплывались какие-то прямоугольные брусочки, которыми до верху была набита сумка. Сидоров трясущейся рукой вытащил один из них, поднес к самому носу и лишь тогда увидел, что держит в руках пачку «тысячных», туго обтянутую крест- накрест банковской упаковкой. Он почувствовал даже характерный запах денег, запах, который ассоциировался у него в последнее время только с предстоящей выпивкой и сопутствующей ей закуской.  

 

7

 По ночному проселку в направлении мерцающих вдали огней станции  неровной подпрыгивающей походкой шел человек . Фигура его была перекошена на один бок тяжелой ношей- человек нес на правом плече объемную сумку. Изо рта вместе с клубами пара вырывалось хриплое дыхание. Широко открытые безумные глаза и пляшущий на ветру словно язык пламени выбившийся красный галстук придавали его облику что-то демоническое и зловещее. Видно было, что человек спешил и очень устал.  Звали этого человека Сидоров Антон Иванович и нес он в сумке несколько миллионов рублей тысячными купюрами. Он был преисполнен призрачными надеждами,  шел навстречу новой счастливой жизни, и молил Бога только о том, чтобы ему хватило сил дойти до станции и, чтобы никто не встретился на пути. Он уже двое суток ничего не ел, двое суток мерз у костра в тайге, но ноша, тяжело давившая на плечо, того стоила. По мере того, как силы его убывали, все дальнейшие мечты и желания удалились, и человек, обладающий целым состоянием, желал лишь выпить, поесть и обогреться. До станции оставалось рукой подать, вот уже за поворотом показался освещенный перрон. Темноту ночи прорезал прожектор подходящего поезда, Сидоров попытался бежать.

- Стой!- хрипел он подошедшему поезду,- Подожди! Мне надо, мне надо!

 Оставалось всего каких- нибудь пара сотен метров, когда поезд, отстояв положенную минуту, плавно тронулся. Сидоров, сделав последний отчаянный рывок, не удержал равновесия, и вместе с сумкой полетел в придорожный кювет. Яркая вспышка, казалось. разорвала его голову на мелкие разлетевшиеся во все стороны кусочки, в следующее мгновение все погасло.

     Тишина. Пустой перрон. Дорога, слабо освещенная отблесками станционных огней, да темный бесформенный комок на дне кювета. Сидоров видел все это как бы со стороны и сверху. Ни боли, ни усталости, ни желаний. Покой и легкость. Из кустов бесшумно вышел маленький сморщенный старичок. На палке через плечо висел веселенький узелок, белый в красный горошек. Сидоров почему-то сразу его узнал:

- Здорово, Трифон, ты-то здесь как?- спросил он, уверенный, что будет услышан.

 Старичок от неожиданности подпрыгнул, задрал лицо с клочковатой бороденкой вверх:

- Иваныч? Ух, напужал. Отмучился, значится?  

- Умер я, выходит? А, Трифон? Не снится мне?

- Да уж, теперича, взаправду помер, коли меня видишь. Да-а, дела… Эх, Иваныч, не взыщи, ежели злоблив с тобой был. Так-то ты мужиком безобидным жил, а коли зло свершал, так ведь без умыслу.- вздохнул домовой.- А я в город подался, Любка вишь, хату-то продала, ужо и раскатывать зачали по бревнышку,- смахнул Трифон слезу.

- Да и ты, Трифон прости, если что не так. Дальше-то что, знаешь?

- Окель мне? Я жа тут в нижних сферах. Знаю токмо оберегали тя до поры, да видать спытанья главного ты не выдержал. По новой, знать, пойдешь, авось и встренимся.  Ладно, бувай. пришли ужо за тобой.

  Серебристый луч спустился с высоты темного неба, Антон Иванович увидел светлый бесконечный коридор, в последний раз окинул взором степь, дорогу, темные горбы сопок на горизонте и легко заскользил по лучу вверх.

 

+++

На тело утром наткнулся собиравший вокруг станции окурки местный дурачок Петька.

Он со всех ног пустился  к курящему возле входа в здание маленького вокзальчика милицейскому сержанту.

- Что, Петюня, закурить?- лениво поинтересовался сержант.

  Но всегда тихий и добродушный Петька вдруг стал дергать сержанта за рукав, что-то возбужденно мычал, показывая рукой в сторону дороги.

- Петюня, напился, что ли?- предположил сержант.

Но Петька яростно замотал головой, замычал еще громче и, скрестив руки на груди и закрыв глаза, стал изображать покойника. Милиционер, наконец, понял, что произошло что –то неординарное и вразвалочку пошел за бегущим впереди Петькой. Пробежав метров пятьдесят по дороге, Петька остановился и показал пальцем в кювет. Подошедший сержант увидел на дне канавы распростертого тщедушного мужика и валяющуюся рядом большую клетчатую сумку. Он спустился в кювет и перевернул лежащего лицом вверх. По окоченелости тела сержант понял, что человек мертв.

- Однако,- протянул он и полез за рацией, затем передумал, подошел к сумке, приоткрыл, дернув за «молнию» и тут же, воровато оглянувшись, быстро закрыл.

- Одн-а-ко, повторил он, стоя возле сумки в нерешительности и что-то напряженно обдумывая.

          Но это уже совсем другая история.