На этой странице "Любимая Профессия" рада представить вам современные рассказы про профессию полководец которые с любовью и душевной теплотой написали современные авторы. Спасибо авторам за труд и талант.

Рассказы про полководца 

Полководец
автор: Сергей Штурм
 
   История эта случилась в восьмидесятых годах прошлого века в одной из воинских частей, среди прочих регалий гордо носящей орден Кутузова на Знамени (именно так, с большой буквы!).
   Часть отправилась на очень важные с точки зрения стратегии, тактики и укрепления боеспособности нашей несокрушимой и легендарной учения, поэтому в её расположении остались лишь отпетые рас****яи, от греха подальше, поскольку последние могли палить не в сторону вероятного противника, а очень даже наоборот.
   Учения были проведены успешно, поэтому по их окончании было проведено торжественное построение у Знамени части с целью поощрения отличившихся.
   Часть стоит стройными колоннами побатальонно, поротно и повзводно, играет полковой оркестр бравурные марши, настроение у всех приподнятое, и тут командир, стоя у Знамени, обнаруживает некий непорядок. Нет, кумач знамени не  выгорел, и злато букв на нём не потускнело, но что-то явно не так...
   Командир долго и мучительно соображает, впадает в когнитивный диссонанс, и вдруг со всей горькой очевидностью осознаёт, что на Знамени вверенной ему части ордена Кутузова  не хватает этого самого ордена! Ну, нет его! Улетучился. Испарился. Командир подошёл поближе, зажмурился, потом опять открыл глаза, в душе надеясь, что это всего-навсего обман зрения.  Ордена не было! Он повторил упражнение ещё раз, потом больно ущипнул себя за ляжку. Наваждение не проходило. На месте ордена зияла маленькая дырочка. Умыкнули орден. С****или. Суки!
   - А, б...! - разносится над головами воинов рык командира. Я не знаю, как кричит лев, угодивший яйцами в капкан, поставленный хитро - и голожопыми аборигенами чёрного континента, но, думаю,  рёв командира  был  гораздо, гораздо сильнее и эмоциональнее.  Частично выйдя из шокового состояния, он мощной грудью набрал в себя воздух, и...
"Чтоб, б..! Через пять минут, б...! Быстро, б..! Пулей, б...!  Если, б...! То, нах! Вые..., б! Жопы, б...! На британский, в п..у, флаг порву! Всем, б..! Без наркоза, нах!", после чего очень образно и предельно доходчиво уведомил, что жестоко и без применения лубрикантов отсодомирует всех и вся, причём выказал завидную мужскую состоятельность и осведомлённость в воинской кама-сутре, звуками и жестами показывая, как и в каких именно позах он будет уестествлять  личный состав.
 Когда полковник на время умолк, только для того, чтобы набрать очередную порцию закончившегося воздуха в могучие лёгкие для второй части Марлезонского балета, всем показалось, будто аппельплац,  неспешно семеня, пересёк некий северный пушной упитанный зверёк, не характерный для местных широт, который передвигался, глумливо высунув розовый язычок.
  После Грандиозной Анальной Развальцовки начался Глобальный Шмон. Вся часть стояла на ушах, носились, роняя жидкий стул из клоак и пену с боков. Проверялись все тумбочки, все возможные нычки, все технологические отверстия боевой техники и личного состава, даже выгребные ямы отхожих мест. Ордена не было! Ни через пять минут, ни через полчаса, ни через сутки.
  После недели напряжённых поисков стало ясно, что надежд нет. Никаких. Полная безнадёга.
   Командир с горя упился до состояния пылесоса. Огребли, конечно, все. Кто получил выговор, кто строгий. Замполит огрёб предупреждение о неполном служебном соответствии. Дежурный по части, имевший несчастье в тот злополучный день нести службу, был отодран особо сурово, и грустно пересчитывал звёздочки на погонах, горестно отмечая про себя их убыток. Это только лет через десять после этого Пугачёва с Кузьминым споют:
"В небе полночном в небе весеннем
 Падали две звезды-ы-ы
Падали звезды с ярким свеченьем
В утренние сады-ы-ы"
   Но, как говорится, жизнь продолжалась. Примерно через полгода история эта не то чтобы забылась,  просто мутным осадком осталась на душах воителей, боль от утраты поутихла. И тут подоспел дембель.
   Дембель! Этот сладостный миг, который ждут все военнослужащие срочной службы, от безнадёжно задроченного душары до умудрённого жизненным опытом "дедушки".
 Дембель! О, это чувство, близкое к оргазму! В мечтах уже слышится стук колёс поезда, ноздри ловят запахи вокзального ресторана, а *** ощущают недра податливых влагалищ. "Дем-бель! Дем-бель!"  - бьётся сердце. Всё готово к долгожданному мигу - любовно поклеен фотографиями и разрисован дембельский альбом,  парадки тщательно приведены в соответствие с канонами, принятыми  в незапамятные времена, накручены из шнуров затейливые аксельбанты, до времени притыренные в чемоданах, всеми правдами и неправдами добыты значки отличников, воинов-спортсменов и прочее.
  Гремит полковой оркестр. Сияют трубы и лица. Командир, прощаясь, проходит мимо строя воинов, отправляющихся на гражданку. Груди молодецки выпячены, головы - строго по Уставу! - повёрнуты на определённый угол, на грудях горят  эти самые значки, свидетельствующие о высоких достижениях в нелёгком ратном труде, и тут...
  Взгляд командира упирается в стоящего на левом фланге мелкого (соплёй перешибёшь!) и не могущего без мата связать двух слов по-русски уроженца очень средней Азии, у которого на груди золотом горят значки "Почётный библиотекарь" и "Первый разряд по вольной борьбе",  а между ними...
   Командующий зажмурился, не веря своему счастью. Потом открыл глаза. Опять зажмурился, ущипнул себя за ляжку. Сомнений не было - на груди у лыбящегося, как параша, азиата гордо сверкал орден Кутузова! Тот самый!
- Эээээээ... - страстно замычал командир, тыча пальцем в грудь орденоносца.
- Уууууууу... - утвердительно ответил ему замполит, не забывший унизительную анальную боль от предупреждения о неполном служебном.
- Ааааааа, б...! - хором. И не сопротивляющуюся тушку потомка Тамерлана потащили к особисту.
  Если бы это произошло полугодом раньше, командир бы убил узбека нахуй, потом воскресил бы, и снова убил нахуй, после чего распетрушил бы в мелкую щепу, а стружки отправил бы на родину тополей и бахчевых культур.
  Дознание было кратким. Один узбек, стоя в карауле у Знамени части, улучив момент, попросту свинтил орден со стяга. После, когда шухер до небес закончился,  "охуенама красива значок" был обменян земляку, который во время печальных событий кантовался в госпитале, страдая жестоким поносом,  на стакан ностальгического ганджубаса с Родины или новый «дембельский шапка».  В результате раскосое дитя Востока отправилось не в полный жаркого солнца край, а гораздо севернее - в дисбат.
Полководец
автор: Олег Говда
 
  За спиной оставались только руины...
  Дома без крыш, словно черепа со снесенными палашом макушками, окна без стекол, напоминающие окровавленные, пустые глазницы. Сорванные с петель двери, будто рот - разинутый в последнем вопле. Он видел сотни и тысячи смертей. Но все эти горы изуродованных тел не пробуждали в душе сострадания. Да, они погибали по его приказу, но только потому, что он лучше других умел находить путь к победе, с наименьшими потерями. А оружие в руки каждый взял сам. Побуждаемый азартом и вечным желанием человека поживится за счет другого... Поэтому, глядя на искалеченные, вонючие, отвратительные человеческие останки, он никогда не сожалел, что стал причиной всех этих преждевременных смертей. Что поделать: парни поставили не на ту карту, а джокер выпал другому. Они сами так решили, и никто не колебался. Как не раскаиваются в своем выборе их уцелевшие товарищи.
  Другое дело уничтоженные жилища. Это хуже опозоренных женщин или растоптанных копытами детей. За что они должны страдать? А он - кто одним жестом мог отправить на смерть или подарить жизнь сотням и сотням, совершенно ничего не предпринял для их спасения. Несмотря на то, что с каждым разрушенным домом, с каждой сожженной церковью чувствовал, как ссыхается его душа. Как неотвратимо, шаг за шагом, удаляется прочь обычная человечность.
  Дома, избы и хижины дающие кров всякому, кто в нем нуждался, не разделяя людей на плохих и хороших, праведных или грешных, разбойников или жертв, - в жутких конвульсиях, стеная и вздыхая, корчились и исчезали в пламени. В пламени, разведенным руками, что внешне ничем не отличались от, закладывавших фундамент и возводивших стены...
  Конь недовольно фыркал и дергал уздечку, норовя перейти с парадного шага на более привычную рысь, но всадник не спешил, поэтому придерживал трензелями горячего жеребца. Путь, которым приходится отступать, убираясь восвояси, существенно отличается от cursus honorum* и не вызывает в душе нетерпеливого предвкушения.
  Вдоль дороги колосились нивы, кланяясь прохожим спелым зерном, словно пытались напомнить людям, что пора и о хлебе насущном подумать. Напрасно... И эти тысячи мужчин, которые угрюмо плелись на запад, и те, что догоняли их с востока - заботились теперь иной страдой. Будто все они в один миг отреклись от пищи и от забот мирских. А заодно - и от всего света божьего...
  Он находился среди своих, самых верных, самых надежных и проверенных, а чувствовал себя покинутым, и прекрасно понимал: откуда это неприятное ощущение. Раньше воины шли за ним на смерть легко и безропотно, зная - он приведет их к победе. И даже сейчас, отступая, не переставали верить, что его военный гений сможет превозмочь неудачу, - и тогда в солдатских ранцах вновь зазвенят золотые монеты, в тарелках появится вкусная еда, а фляги наполнятся добрыми винами. Закаленные походами усачи воспринимали нынешние невзгоды, как нечто само собой разумеющееся. Ведь об их судьбе давным-давно сказано: a la guerre comme a la guerre*... И пока эта вера еще не развеялась злым фатумом, гвардейцы не задумываясь, мгновенно исполняли любые приказы. Он даже улыбнулся, сравнив войско с жеребцом. Сильное и норовистое животное послушно корилось малейшему движению поводьев или шенкелей, а попробуй подкрасться к нему сзади и испугать?.. Он даже вздрогнул, когда в воображении мелькнули подкованные копыта.
  И вот, сидя на боевом скакуне посреди десятитысячного отряда верной старой гвардии, слуг и соратников-офицеров, он был одинок, словно отшельник в пустыне наедине с Господом. С той лишь существенной разницей, что совесть отшельника гораздо чище, и не обременена тысячами и тысячами смертей, искалеченных судеб и... уничтоженных жилищ.
  Не понимал он и тех, кто нагонял его с востока. Сочувствовал, прощал, но не так и не вник. Хотя, если отбросить предвзятость, была и в их действиях своя правда и - честь. Ну и что с того, что его армия несла им свободу от крепостничества, просвещение и лучшую жизнь, если все это не укладывалось в их систему ценностей? Как там: насильно мил не будешь? Даже если помыслы чисты, а желания благородны. Плохой господин, но свой (для простолюдина) - понятнее и лучше неведомого чужого, от которого невесть чего и ожидать...
  Неожиданный шум вторгся его мысли, мгновением раньше, чем адъютант деликатно притронулся к стремени.
  - Что? - сказал, как выстрелил, сразу отбивая желание беспокоить его по пустякам.
  - Шпион, монсеньор, - чуть поклонился молодой офицер.
  Он помнил его лицо, но как отрезало, напрочь забыл имя... Много их, молодых, заменили тех прежних, проверенных общими походами и победами. Еще пылких, безрассудных, непреложно уверенных в силе его армии. Жаждущих сражений...
  - Какой еще шпион может быть в рядах побежденных? - недовольно дернул щекой и хотел отвернуться, но гвардейцы уже тащили к нему всклокоченного и закопченного человека в обгорелой одежде зажиточного крестьянина.
  - Кто таков? - бросил сурово. - Что сделал?
  - Говорит, что местный, монсеньор, - поторопился с помощью переводчик. - Но, кажется, лжет... Его схватили, когда он пытался поджечь хлеба. А разве крестьянин способен предать огню собственную ниву?
   В рассуждениях еще одного юнца был определенный смысл. Крестьяне и правда относились к полю, как мать к ребенку. Но ему, за длинные годы боев и сражений приходилось видывать и не такое. Предпочел бы не вспоминать...
  - Подведите поближе, - к гвардейцам. - Здешний? Отвечай! - к пленнику.
  - Да... - едва раскрыл тот окровавленный рот.
  - Врешь! Сказывают: ты поле поджечь хотел. Небось на свой урожай рука не поднялась бы?!
  - Свой... - крестьянин говорил едва слышно, словно с самим собой, но переводчик повторял громко. - А зачем он мне теперь? Для кого собирать? Вы уходите, а возвратитесь ли? Как знать... Те, - он мотнул головой на восток, - скоро придут. А останутся? Да и какая разница между вами? Ядра, которые отправили на небеса души моих ангелочков, летели с обоих сторон...
  Ему стало все понятно и безразлично. Еще один горемыка, у которого помутился разум. Он отмахнулся от адъютанта, как от надоедливой мухи и пришпорил коня. О чем тут говорить. Пусть убирается куда глаза глядят... Если не тронется окончательно, то molto allegro* начнет жизнь заново. Не обремененные лишними думами и раскаяньем, простые души легче воспринимают удары судьбы. Bon gre mal gre* найдет себе другую женщину. А что касаемо ангелочков - то после того, как этими местами пройдут две армии, их вскоре появится с избытком...
  И только после того, как сзади грохнул нестройный залп, он понял, что его поспешный и небрежный жест, молодой офицер воспринял слишком буквально. Дернулся что-то сказать, наказать виновных, но только вздыбил коня, заставив отшатнуться ближайших солдат. Что ж, возможно, расстрел оказался именно той милостью судьбы, в которой как раз нуждался осиротевший крестьянин... Теперь все его беды и невзгоды остались в прошлом. А его чистая душа (какая ж она еще может быть у хлебороба?) уже обнимает в Раю своих родных. Помоги ему, Господь...
  Он перекрестился и вдруг отчаянно захотел, чтоб кто-нибудь смилостивился и над ним. Груз, лежащий на его плечах, стал невыносимо тяжек. А всего лишь одна маленькая пуля, один выстрел могли с легкостью избавить его от непосильного бремени. Полководец так четко представил себе это, что даже зачесалось между лопатками. И он непроизвольно оглянулся, рассчитывая встретить хоть один взгляд, нацеленный в спину и пылающий ненавистью. Напрасно...
  Воистину, тому кто возвысится над толпой и тем самым приблизится к Господу своему, уготован крестный путь гораздо труднее, длиннее и тернистее, нежели обычному смертному. А, может, это знак? Малодушие, безразличие к собственной судьбе, бессмысленные поступки - прямая и самая короткая дорога к катастрофе. А как же все те, что еще верят в него? Быстрая смерть - легка и приятна, но бессмысленна и унизительна, как насмешка!
  Нет, его планида - зреть в будущее, предвосхищать его и до последнего вздоха бороться с роком. Пока ясен разум, руки держат уздечку и шпагу, глаза различают свет, а грудь способна вдохнуть... Судьба, привередливая и капризная, все еще была в его руках. Он не сдался, не покорился! Он еще сумеет склонить весы удачи на свою сторону. Возможно, это усилие убьет его, но лучше умереть победителем, чем жить побежденным!
  Он расправил плечи, привстал в стременах, и так залихватски свистнул, что ближайшее окружение аж вздрогнуло и схватилось за оружие. Потом пришпорил аргамака и послал его вперед так уверенно, словно в одно мгновение поменялись стороны света, и он больше не отступал, а вел свою гвардию в решительную атаку.
  А те, кто ближе, услышали как он громко закричал:
  - Il faut reculer mieux sauter!*
  От этого возгласа величественный малиновый диск на какое-то мгновение завис над горизонтом, а потом качнулся ему навстречу. Словно распахивал объятия тому, кто отважился изменить законы, предписанные простым смертным самим Творцом...
Великий полководец и маленький враг
автор: Юрий Радзиковицкий
 
Тут я что-то увлёкся военной историей. Прочитал несколько книг. И сколько я узнал интересного о великих полководцах. Об Александре Македонском и Ганнибале, Чингисхане и Александре Невском, Александре Суворове и Наполеоне Бонапарте. И так как я всё же больше интересуюсь историей вещей, то на основании прочитанного мне пришлось сделать один важный вывод.  Хотя все эти великие воины жили в разные времена и в разных странах, у них был один тот же враг. И враг этот был очень-очень маленький: его просто так увидеть было нельзя. Но это не мешало ему весьма значительно вредить этим знаменитым военачальникам, нанося  им чувствительные удары. И только один из них смог победить этого коварного неприятеля, хотя и проиграл  две последние, но  самые главные в своей жизни войны. 
  Вы ещё не догадались, о каком враге речь идёт? Конечно, я имел в виду маленькие существа, называемые микробами. Их можно увидеть только через увеличительные стёкла, но не простые, а такие, какие есть в микроскопах. Микроскопы – это такие приборы, которые помогают увидеть нечто маленькое премаленькое, невидимое простым глазом.
 
  Какой же такой вред приносили эти злосчастные микробы гениальным полководцам?
Всё дело в том, что собираясь на очередную войну для завоевания дальних стран, каждый из них должен был подумать, а чем он будет кормить тысячи воинов, которых ему нужно будет взять в долгий поход? Рассчитывать на то, что солдаты будут есть продукты, захваченные на территории вражеских стран, было бы ошибочно. Продуктов этих могло не хватить на всех, да и вообще могло не быть,  так как недружественное население их портило, сжигало, прятало или увозило, чтобы не досталось врагу. А голодный солдат – не солдат. С ним не повоюешь, а тем более не победишь. Следовательно, основные запасы еды надо было брать с собой.
  Но вот беда: многие продукты, а особенно мясные, молочные, овощные, очень быстро портились.  И виновными  в этом  были именно микробы: попав на такую пищу, они вызывали гниение последней.
 
  Люди пытались бороться с этими вредителями. Они продукты варили, жарили, солили, вялили. Но это помогало ненадолго – всё портилось и становилось 
непригодным для еды. А если кто и съедал подпорченное, у тех очень болел живот, а затем многие просто умирали. Выручали только  зерно и скот, который гнали с собой, в том числе и лошади, на которых сначала некоторое время воевали. И победный выход в борьбе с этим невидимым  и очень опасным противником никто не мог найти.
  Летели десятилетия, миновало несколько столетий, наступил девятнадцатый век. Великий Бонапарт собирается в далёкий завоевательный поход на Россию.
Понимая, что в предыдущих походах его офицеры больше охотились на зайцев и прочую лесную живность, чем воевали, он сделал то, чего до него никто из  полководцев не делал. Наполеон велел объявить  по всей  Франции:
 -Тот, кто придумает, как сохранить продукты, получит двенадцать тысяч золотых франков  из рук своего императора  и пожизненный титул «Благодетель человечества». 
   
  Справедливости ради, необходимо отметить, что дай какой-нибудь полководец  такое объявление ранее Бонапарта, ничего путного не произошло бы. Нужно было чудо. И чудо осуществилось!
  Николя Франсуа Аппер – повар и поставщик императорского двора случайно узнал об опытах итальянца Спаллациони. Тот кипятил баранью подливку в стеклянной бутылке, плотно закупорив её горлышко. После такой обработки подлива долго оставалась свежей и пригодной для еды. Им был сделан вывод, что вредные существа гибнут  внутри от высокой температуры, а новые – не могут попасть в бутылку снаружи, так как она хорошо закрыта. Аппер стал проводить свои подобные опыты. И они убедили его, что если стеклянные или керамические банки заполнить жареным или варёным мясом, супами, кашами или приготовленными овощами и фруктами, прочно закупорить их, а затем долго кипятить в воде, то содержимое банок не испортится и будет съедобным около года. Закончив свои опыты, он уговорил одного адмирала французского флота взять в далёкое и долгое плавание его банки с разной едой и кормить ею матросов. И банки Аппера выдержали испытание: их содержимое было съедено, получив одобрение всей команды военного корабля.
  Тогда в 1809 году он представил на суд Наполеону обед из трёх блюд: жареную баранью ногу, кашу с тушёной свининой и компот из персиков. Вся эта еда,  закрытая в стеклянные банки за три месяца до этого, оказалась качественной и вкусной. Император был в восторге и сдержал своё слово. Он присвоил Апперу титул «Благодетель человечества» вместе с денежной премией в двенадцать тысяч золотых франков (примерно 400 тысяч евро). К этому надо добавить, что своё изобретение, свои банки, Аппер назвал давно нам известным словом – консервами, от латинского conserve – сохранять. 
 
  Но так уж сложилось, что истинным  благодетелем человечества всё же стал не француз Николя Аппер, а англичанин Питер Дюранд. В изобретении француза был один серьёзный недостаток. Его банки были изготовлены из стекла, очень непрочного материала. Они часто разбивались в далёких походах при перевозках.  Дюран заменил стекло  листовым железом толщиной до 5мм. И это решило все проблемы. За это он  в 1810 году получил медаль из рук своего короля Георга 3. 
  Правда, возникла совершенно неожиданная сложность: железные банки стало очень трудно открывать. Их открывали ножами, кинжалами, штыками, шпагами и даже топорами. На одной из банок, 1824 года изготовления, можно было прочитать надпись: "Вскрыть с помощью зубила и молотка". Были даже случаи, когда люди чуть не погибали, не имея ничего, чем можно было открыть спасительные консервы: все  попытки разбить их камнем закончились без успеха. Смешно сказать, но консервный нож был изобретён только почти через 50 лет американцем Уорнером. Однако и после этого банки всё ещё продолжали таить определённую угрозу.
  Так писатель Джером К. Джером рассказывает в своей книге о трёх молодых англичанах, решивших поплавать по Темзе в одной лодке, взявших с собой собаку и забывших прихватить консервный нож. И когда им захотелось отведать консервированного ананаса, то они попытались открыть банку перочинным ножом, но потом, когда его лезвие сломалось, поранив при этом одного из них, они решили использовать ножницы, рыбацкий багор, большой острый камень и даже мачту от лодки. От всех их усилий банка-злодейка стала "чудовищно уродливой формы", но всё же не поддалась, так и не дав себя вскрыть. Тогда, оставшись без ананасов, путешественники единогласно, не поинтересовавшись, правда, мнением собаки, приговорили мерзкую банку к немедленной казни и тут же утопили её в Темзе.
  Как вы понимаете, такие трудности возникают только у забывчивых или у бестолковых. Поэтому вот уже 200 лет, благодаря двум благодетелям человечества - Николя Апперу и Питеру Дюранду,  благодарное население нашей планеты вкушает консервы.
 
  Но, на мой взгляд, настоящим благодетелем человечества является всё же Наполеон. Он, проиграв две свои последние битвы, за завоевание России и за свой трон во Франции, одержал победу, совершенно неоценённую ни его  потомками, ни человечеством. Ведь благодаря только его обращению к населению Франции императорский повар начал искать решение вопроса длительного сохранения продуктов. Именно Бонапарт оценил и дал путёвку в жизнь  изобретению своего подданного - консервам. Великий полководец, считавший, что «армия марширует, пока полон желудок», дал войнам прекрасный способ утолять голод на все последующие времена. 
  И я думаю, что на всех консервах, которые сейчас поступают в продажу, должно быть изображение Наполеона с надписью: «Vivat, император!», хотя сам он, безусловно, был бы против этого, так как любил славу,  добытую  только на поле брани, а не за обеденным столом. Но что поделать, если сейчас нам его слава очень бывает дорога именно тогда, когда им благословенные консервы приносят настоящую радость: дома, в походе, в путешествии, в плавании, в космическом полёте при освоении далёких планет и, конечно, на войне.

Смотри и другие материалы по теме:
Загрузка...
Наверх
JSN Boot template designed by JoomlaShine.com