Сценарии о профессиях

На этой странице "Любимая Профессия" рада представить вам интересный сценарий о профессии архивариуса, которые с любовью и душевной теплотой написали современные авторы. Спасибо авторам за труд и талант.

Сценарий про архивариуса

Архивариус Пьеса Комедия

автор: Валерий Марро 
                                
ДЕЙСТВУЮЩИЕ   ЛИЦА:
 
Виссарион  Ильич  Приказов  -   архивариус     
Роман     ЧуднОв,  студент  Академии  искусств,  художник.
Шура  Брик  -  артистка  варьете.
Сергей    Удальцов -   друг    Романа  ЧуднОва,  богатый  наследник.   
Гипатия Александрийская                         
                           
                          Действие  происходит  в  наши  дни
 
  Комната,  напоминающая  антикварную, довольно  большую  по  размерам,   лавку.   На  стенах  висят  портреты  известных  поэтов,  художников, композиторов,  артистов, исторических  персонажей  прошлых  времён.  Вдоль  стен  стеллажи,  забитые  вперемежку  античными  фигурками,   древними  фолиантами, театральными  масками Японии,  Италии, Китая.   
 
 На  кровати,  столах,    подоконниках  и  полу  -  повсюду  старинная утварь,  посуда,  подсвечники,  дамские  шляпки,  платья.  обувь  и  множество  других  всевозможных  предметов  давно  ушедшего  быта.  В  центре,  за    широким   дубовым  столом,    в   древнем,  сильно  потертом,   кресле,  лицом к  зрителям,   сидит  мужчина  лет  50-ти.  
 
На  голове -  пышная  кипа  седых  волос,  по  бокам     бакенбарды,    внизу – усы,   лицевой  овал  обрамляет  небольшая,  клинышком,  бородка.  У    мужчины   круглые,  в  тонкой,   металлической   оправе,   очки.   Они   приспущены,  держатся  на  самом  кончике  носа,    так  что  видны  глаза,  на  удивление  молодые  и  задорные.  На  мужчине   изрядно  поношенный,   сшитый  из  разноцветных  лоскутов,  лапсердак,   в  руках   у   него     отвёртка.  Он   пытается  починить  вышедший  из  строя  граммофон.  
 
МУЖЧИНА/напевает  энергично/.   О-о-о…     ммм…  бу-бу  бу-у-у-у… - да -я-а-а… бу-бу… ммм…  йо-о-о…  хммм…  та-ра-ра- буммм… биуммм…  ду-у-у-у…
Со  временем  становится  понятно,  что  это    Каватина  Валентина     "Бог  всесильный,  бог  любви" из оперы  Ш.Гуно  "Фауст".  
 
Продолжая  напевать, мужчина  накручивает    ручкой   пружину  завода,  ставит  граммофонную  пластинку,   на    которую,  тщательно  прицелившись,  осторожно  опускает  головку  с  иглой.  Звучит 4-я  симфония  Брамса,  первая  часть.  Начало.
-  Ого-го…  ого-го-го-го…   Заиграл,  паршивец! 
 
Мужчина  вскакивает,  бегает  по  комнате.
 
 -  Он  думал  меня  обвести,  старый   ворчун!  Мол,  не  гожусь   уже  ни  на  что! Древний  я,  мол,   сморчок, нутро  моё  сгнило…    А  как  звучит, стервец,  вы  слышите?  Как  волнуются  скрипки?   Валторны  как  призывно  трубят?   И  вот…  вот  они,  виолончели,  вступили,  подхватили   божественный  гимн  любви.     С  альтами  вместе!
 
Подпевает  с   оркестром.   
 
Ту-ду-у… ту- ду-ту- ду-у-ду-у-у,   ту-ду-ту-ду-ду-у-у…
 
-  Да,  я  маленький  человек.  Кто    меня  в этом  мире  знает?  Никто!  Ровным  счётом!  Но  я - единственный,  кто знает  тайну! Гипатия  Александрийская…  это  она…  она  в мелодии  Брамса!  Живёт,  дышит,   влюбляется... ощущает  наш,  земной, мир!    Её нега, её  ум,  обаяние  там… вы  слышите  эти  нечеловеческие    страдания  души?  
 
Мелодия  сменилась   оркестровыми  тутти,  перекличкой  духовых  инструментов,  пиццикато  струнных.  Отворачивает  раструб   граммофона  чуть  в  сторону.  
 
-  Дьявольская  музыка,  должен  я  вам  сказать…    Нервы  с корнем  рвёт!  Выворачивает  нутро!  И  судьба  этой гречанки – ей  под  стать! Что мне,  казалось  бы,  до этой   судьбы?    До  взглядов  на  мир…   этих ,  давно  ушедших,   динозавров  духа?  В  том то  и  дело,  что  из-за  них …  этих  гениев  мысли,     всё  и началось!    Не  простили  ей    влюблённости   в  жизнь  и   высокий  полёт  свободного  духа.  
 
Простите,    я  несколько   отвлёкся…    Судьба  Гипатии  - вот  что  стало   смыслом  всей  моей  жизни.  А  она – моей  музой.  Яркой,  ослепительной  звездой!    С  которой  я  не  в  силах  расстаться…  вот уже  столько  лет!
 
Осторожно  снимает головку  проигрывателя  с  пластинки.    
 
Уфф…   пробрало  как!  А  вас…  вас  тронуло?  Ну, признайтесь,  -   хоть  чуть-чуть…  самую  малость?  Тронуло…  да?
 
ШУРА/входит/   Тронуло,  тронуло…   шандарахнуло!  Кого  ты   снова  там  охмуряешь?  /Смотрит/.   Мышей,    чё  ли?  Или  крысу  эту  опять…  Машку?
 
Заразительно  хохочет  
 
-  Она…  коханка  твоя,     на  Брамса  всегда  из норы  своей  вылазИт.  Я   ж  знаю!  Сидит  и  слушает,  стерва,  как  в  филармонии  вроде,   даже  глазом  не  моргнёт…    Я  наблюдала.
 
ОН.    Душа  у  неё  нежная,  Шурочка… это  правда.   Люблю  её  за…  тонкость  восприятия.   Привык  уже  к ней.  
 ОНА.    Я  вот…  как  наверну  тварюку       эту  наглую…  веником /замахивается/  -  и  кончится  твоя  любовь!   Тоже  мне…  лямуры  здесь развёл.   В  моё  отсутствие.  Я  вон…   жратву  принесла.   Селёдку…  неделя  всего  просрочки.  И   пару  сырков -  эти  всего  на  два  дня.  
 
ОН.   -  Спасибо, драгоценная  моя…  но  я  червячка уже  заморил.  
 ОНА.   -   Это  чем…  интересно?   Крыса  твоя,  чё  ли,  хот-дог    приволокла?  С   помойки…  за  Брамса  твоего  в  благодарность?  
 
Хохочет.
 
-    Жуй,  дружок,  пока  свеж  пирожок!  /Выкладывает  на  стол  продукты,  грубо  отодвинув  в  сторону  граммофон/.   Вот… хлебец  с  тмином.  /Нюхает/.      Мм…  какой  пахучий…   Свеженький…  из  пекарни. /Отламывает  кусочек, даёт  ЕМУ/.   Я   педовкам  этим,   в  белых  халатах,     пол  марафетила.  Шваброй:  туды-сюды,  туды-сюды…  целых  полчаса! Ну,   прям  Брамс получается!  Натуральный! Зато   имеем  буханочку.  А  от  твоего… /смотрит  на  граммофон/  пердуна  старого…  какой  толк?
 
ОН.   -  Пожалуйста,  Сашенька…  поласковее.  Он…   это  история.  А  историю  уважать  надо.  
 
-  Ну  харе, харе…  уважаю  уже.   Ради  тебя  и терплю.   Смотри-ка,  милый,   какой  цымус    я,   в  пополнение    романтического   говнеца   твоего/указывает  на   стены/,  закуконила? 
Вынимает  из  сумки  свёрнутый  трубочкой  листок.   Разворачивает.   Демонстрирует,  приложив  к  груди.  Это    изрядно   помятый     портрет  Леонардо  да  Винчи.  
 
-   Хожу  по  бульварам, шуршу,  ботлы  в  фиалках  ищу.   Смотрю – Версаль   трёхэтажный  нарисовался!   Башенки   золотые  так  и  сияют  на  солнышке,  как  брюлики  в   царской  короне!  Зарулю-ка,  думаю,    к  буржуям  родным. Можбыть,  разживусь  кой-какой  жрачкой...   в  мусбаке  у них. Через  забор  маханула…  Стою за  кусточком,   смотрю -  летит  самолётик.   Прям  на  меня!   Беленький такой,  симпатичный.  А  он…   потёма…    с балкона…    ручкой  барской  своей… вот  так  делает. 
                                         
                                               Показывает.  
 
-  А  на  морде – оргазм!
                                              
                                               Показывает.
 
  Думаю:  чёй-то  кабан  этот…  так  резвится?  Спермой  брызжет  по всей  планете… от  удовольствия.  Развернула  -  а  там…  он,    родимый.   Знал  бы,  что самолётиком  станет…   в  21  веке,     не    малевал  бы  свою  мадонну. 
 
ОН.  -  Таких  недотёп,  Шурочка,   жалеть  нужно.  Не  ведают,  что  творят.    
 
ОНА.   -  Не   жалеть,  а вешать - так  правильней  будет. Смотри,  милый,  чем  я  разжилась  сегодня?
 
ОН.  -  Примус?!
 
ОНА.   Он,  родимый!  В  пещере  нашла.  Среди  костей  мамонта.   Орудие  троглодитов.  Щас   мы    этот  древний  экспонат…  рычать   заставим. Чтоб     вкалывал  в  поте  морды.  На  коммунизм!
 
Хохочет.
 
ОН.    Непременно, Сашенька!   Привлечём объект   к  активному  социальному  труду! Пусть  приносит  пользу  обществу…  а  как  же!   Прочистим  форсунку…    иголочкой,  закачаем    атмосферы.     Чиркнем  спичкой  -  и  возгорится  пламя… 
 
ОНА.    … мировой   революции! /Хохочет/. И  жратвы  будет –  море!  Ну…  само  собой -   выпивон,  закусон!   Огурчик  малосольный…  колбаска  -  московская, не  какая-нибудь…  ляпшмурдяковская!  И…  гуляй,  душа  бродяжья,   не  хочу!   
 
ОН.  Насчёт…  гуляй   душа,  Сашенька,  я  не  против.  Душу  нашу  иногда  ублажать  надобно,  чтоб  она  наездника  своего  ретивого…    однажды  в  кювет  придорожный   не  скинула.  А  вот  революций,  пожалуй,   больше  не  надо.  Наелись  мы  этой  барышни…   хватит!   Сыты  по  горло!  
 
Так  что  при  запуске  нашей…  исторической  децибелы,  то  бишь  примуса  этого,    возникнет  всего  лишь…   яркое  пламя,    дающее  возможность  приготовить  нечто  из  лакомых,   приятных  нашим  бренным округлостям, блюд!  
 
                                                 Зажигают  примус.  
 
ОНА.   -  А   музыка?   Музыка…  Виссарик?  Вечный,  бодрящий  душу,  родник  тончайших  человеческих…  чуйств,  как  ты   вдохновенно  чирикаешь  мне  иногда,   гёрле  своей  Тобосской!
 
Хохочет.  
 
ОН.   -   И   музыка,  Шурочка!   Как  же  без  неё,  родимой,  целительницы  наших,  заблудших,  душ?  Скрипки!  Вновь  зарыдают  скрипки…  знакомой  тебе  мелодией. 
 
 
Подбегает  к  граммофону.  Ставит  головку   с  иглой  на  пластинку.   Вновь  звучит  4-я  симфония   Брамса.  Первая  часть.  
 
-  Вот… вот она,  моё  божество!  О  ней  я  тебе  говорил…  уже  много  раз!
ОНА.   -   Яичница – и  Брамс!   Отпад!  Опупеоз   с  переаншлагом!!  
 
                          Хохочет.  Ставит  на  примус  сковороду.
 
-   Ладно, романтик…  Будем   считать -  это   наша    симфония!  Трущоб  и  вонючих   помоек!   Сейчас  я  тебе  её  разложу…   по  полочкам,  как  химоза  учёная  в   залах,  где  пиплы  ходят  толпой.  /В  образе  экскурсовода, тонким  голоском/.     Вот   это…  господа  экскурсанты…  тема -     всеобщей  любви  и  страданий  народа.
                                                    
                                             Разбивает  яйцо.  
 
 /Выйдя  из  образа/.  Слышь…   шкварчит?  Как  наша  жизнь!    Хрр…   хрр…  хренотень,  села  жаба  на  плетень! /В  образе/.  А  вот  это…  уважаемые  пиплы /разбивает  второе  яйцо/ -  наша  память  долбаная!  Которая  всё  забывает!    /Выйдя  из  образа/. Пусть  она  вернётся,  не шляется  по  задворкам,  как   ****ина  последняя:  этого  я  не  видела…  а  того   я  не  помню!   
 
/В  образе/.  А  вот это -  /берёт  третье  яйцо/  -    высокая,   неземная  любоффь…    Она  парит  так  высоко,  что  её  хер  достанешь!  /Выйдя  из  образа/. Только любоффь  спасёт    человечество…   ты  говоришь?    Так  вот…  сейчас  мы  её…  сожрём, эту  продажную  тварь!  Чтоб  воще  от  нас  не удрала!  Пусть сидит  в  нашем  пузе  и  вдохновляет  на  подвиги… низы   пролетарского  общества!
 
     Хохочет.  
 
-   Ну,  какой  глюкоген    я  тебе  устроила,  жук  антикварный?   Глазунья  с  колбаской!  Трио цыплят  на  примусе! Цивильняк!   Опсикос-перпендикулёс! 
                         
               Снимает  головку  граммофона  с  пластинки.  Ставит  другую.   
 
-   Признала,  признала:   кундейка   твоя  -  класс!  Она   мне   даже   ночью   снится… Глянь,   столько  морд   здесь   вокруг    наворочано!  
 
                                       Танцуют. 
 
ОН.   -  Это,  Шурочка,     не  морды,  а  лица.    Известные… знатные   люди  из  прошлого.  Пожалуйста,  выражайся,  говоря  о  них,   поинтеллигентней… хорошо?  
 
ОНА.   -  Ну,  харе,  харе…  уже  выражаюсь.  Князья  мне  эти -  до  жопы!  И    богатство   их – тоже!  Мне,  можбыть,  ты  больше  нравишься…  антиквар  замореный!
 
                           Обнимает  его,  хохоча.  Он  смущается.  
 
ОНА.   Ой…  чёй-то  мы,   как девица  стыдливая?  Зарделись все… зарумянились… Ты  чё,  архивар…  не зажимал   на  свиданках   баб  своих?  Да?
 
  Идут  с  столу.
 
ОН.  Ну  как  сказать…  Шурочка…    Не  так  уж,  чтоб  совсем… Просто  мы  с  тобой…    мало  знакомы.   Всего  лишь…  несколько  дней.
 
ОНА.    Сейчас,  милок,  и  двух  минут  хватает!   Совпадём?  Совпадём!  И -   кувыркаться…    в  отель!  Время  такое…  
 
Снимает  головку  с  пластинки.  Пробует  кусочек  еды. 
  
Мм…  улёт!  Сейчас  и  тебе  наложу!  /Кладёт  глазунью  в  тарелку/.     Сегодня правилку  устроила… хмырю  одному.  Молодой   ещё…  из  интеллигентов…  видно,  только  начал  осваивать  наш  рацион.  Смотрю:  выписывает   дружок  по  моей  территории. В  один  мусбак  нырнул  своим  фейсом,  в другой…  Я  -  к  нему:    тихонько  так,  незаметно…  вроде  как бы  прохожая… подплываю.     Да  за  шкирку  его  - хвать!  
 
Тащу!  Ты…   спрашиваю,  на  какой полигон  зарулил,  гондон?   Ты  Сашу  Брик   знаешь?  Ты  её,  падла,  спросил?   Разрешение  взял…  на  прописку?  Молчит…  трясётся  весь,  вибрирует…    вот  так! /Показывает/. Онемел  с  перепугу.  Ну…  я  его  пожалела,  дала  испытательный  срок.    На   неделю.  
 
Разложила  по  тарелочкам  глазунью, достала  из  сумки    кусочки  хлеба, налила  в  стаканы  "Пепси".
Наслаждаются  едой.
 
ОН.   -  Человечность,  Шурочка,  это  всегда  хорошо.  Ангелов  лишних  не  бывает.
ОНА.  Да  знаю,   знаю…  не  учи!  Воландалась  бы  я  с  тобой,  если б  вот  тут…  /показывает  на  грудь/  головёшка  была  заместо  души.      
По  телеку  жужжат:  поможжжим   гражжждАне…    бомжжжам!  Не  оставим    бродяжжжек  в  биде!   
 
А  я  им…  в  ящик  этот:   пожжжалте…  жжжуки  вы   навозные!  При-хо-ди-те!  Навоз  свой   скорей  при-но-си-те!    Гречкой  с  гнильцой  пригоща-айте,  просроченный  сок  налива-айте!  Не  откажжжи-и-и-мси!    /Хихикает/.  Дождёшься  пока  от  цивилов  пузатых  етьбы  этой  сраной  – ноги  протянешь!  Поэтому  правило  завела:  на  богачей-трепачей  надейся,  а  сам – не  плошай!  
 
 Ну  ладно…  хорош  трындеть!  /Достает  косметичку,  наводит  марафет/.   Мне  в  мои  хезники…    пардон -  мусбаки  пора  наведаться.    А  то    шнырят  там…   фибры  немытые,   разбирают  товар.
 
Чмокает  его  в  щеку.  
 
-    А  ты  давай…  развлекай  свою  Машку.   Только  смотри  мне…  без постельных  сцен! /Хохочет/.  Ну  ладно,  ладно… не  гундось…  пошутила  я!   Через  часок…    опять :  скок-скок - поскок,  в этот  милый  уголок!   Улю-лю…   паучок    ты  мой  антикварный!  Обожжжаю!
 
Активно  размахивая  своей   бродяжьей    сумкой   и  напевая  "Тореадор…  смелее  в  бой!",    уходит.         
 
   ОН/после  паузы/.   Ну  что  с  неё  возьмешь?  Дитя  природы!  А  ведь  правда…   она  -  само  очарование?  Я  это  сразу  понял…  Хотя  знакомы-то  мы…  всего-ничего,  случайная  встреча.  /Задумался/.  Семья…  есть  такая  ячейка  в  обществе.  Вернее,  была…   И  у  меня  тоже.   Большая  семья.    Кто  кого  любил,  я   не  помню.  Но  хорошо    помню: меня  не  любил  никто.  Потому  что   хотел  знать  слишком  много.   Вот  и  сейчас…    вокруг  -  что?  Говорят -  семья,  а  подразумевают?  Кто…  с   кем?..  В  каком  формате?..   Вы  знаете?  Я  -  нет! 
 
Пауза.
 
 Мафия  -  тоже  семья.  Ещё  какая!   Пожалуй,  сейчас  это – главное.   Главнее  всех  главных…  как  в  песне  Долиной.    /Загибает  пальцы/.  Он,    она…  тесть,     сынок, дочурка,   зять…  любовница… бывший  сосед  по   нарам.   Восьмёрка  распашная!    Все  дружно  гребут  в  одну  сторону…  известно  какую.    И там…  на  том   берегу,  они  всегда  - первые!  Потому  что    на  финише  -   следователи,  прокуроры,  судьи  -   все   свои.    Члены   тайных  семейных  уз.   Ну,  это  я   так…  к  слову.   
 
Я  вообще  о  другом!  Вообразите  себе  бабищу:  под  два  метра,   плечи – во…  молотобойца!   Или штангистки  олимпийской!  Она   была  ещё  девушкой.  То  есть  не  знала  мужчины.  Это  в  сорок-то  лет!  Целомудренное  существо… /Смеётся/.  Сейчас  и  в  тринадцать  уже -  днём  с  огнем…  Извините,  я  вновь  отвлёкся.     Но,  может  быть,  именно    в  этой  целомудренности    и  заключается  тайна  рождения  того,  чья  музыка    так  волнует  меня?   Уже  столько  лет?  Тайна  начала мелодии  Брамса…   и моей  любви?      Гипатия…  моя   богиня!  
 
/Подходит  к  портрету/.  В  ней    я   слышу   отголосок  той  давней    мечты…  Прачка,  стиравшая   платья  и  панталоны  праздных  буржуев  и   развратных девиц?   А  влюбился  в  неё…  ресторанный  контрабасист…  на  голову  ниже  её.  Так  себе…  невзрачный  кабацкий  лабух.  Пьянчужка.  И моложе…  на  целых  четырнадцать  лет!  Но      получился… Брамс!  Гений!  А  они  растерзали  её… черепками!  Разорвали  на  куски!   Потом  сожгли…   За  что?  Потому  что  была  чиста  и  умна…  как   эта   прачка…  мама   Брамса.   
 
Он    каждый  день  посылал    ей  письма,  жить  без  неё  не мог.  Однажды  он  спросил её – какую  музыку ему  писать?    Она  ответила:  пиши,  сынок,  музыку    простую  и   ясную.   Чтобы  она  волновала  души  людей.  Тогда  её  будут  любить  все.  Он   запомнил  эти  слова.  И  хранил  в  своей  душе... до последних  дней.  Поэтому  и  звучат  такие   мелодии, от которых…  вот  тут… напряжение   возникает  порой.  
 
А  этим   варварам  мудрость   была  не  нужна.   Их  пугала  её  святость.  Её  правда  о  жизни,  которая  высвечивала  их  глупость.    Они  привыкли  жить  во  мраке,  как  пауки.   Лучи  сияния  её  ума  были  губительны  для  них.
 
                 Смотрит  на  портрет  Гипатии. 
 
Богиня… Не  испугалась!   Не  дрогнула,  не   попросила  пощады!  Могу  же  я,  чёрт  возьми,   позволить  себе  любить  такую  женщину!  Правда…  в  воображении.  Но  всё  равно -  одна!  На  всю  жизнь!   Другие  для  меня  просто  не  существуют.    Кто-нибудь  из вас  обязательно  подумает:  странный  он…  этот    антикварный   чудак!   
 
Как  это  - любить   прекрасную…  память?    Всю  жизнь!  И  считать себя  счастливейшим  из  людей?   Явные  отклонения  в  психике…   В  мечтах  ещё  можно  такое  себе  позволить,   но  в  реальности…  извините!  Живое  должно  быть рядом  с  живым!  И никто  это правило жизни  не  отменял.   Когда  я  вижу  в  глазах  людей   такой    упрёк,  я  думаю:    насколько  были  бы  они  счастливее,  озари    их  души  и  мысли  то  прекрасное  видение,    что   снизошло ко  мне  однажды…  ещё  в  юности?  Нет,  нет…   я   могу,      могу  их  понять…  я  их   не  осуждаю!   
 
 Они  живут  по  правилам,   которые  понятны  и  удобны  всем.    Поэтому  и  не  смогли  найти  того,  что  нашёл  я!  Восхититься  тем,    чем  восхитился  я  -  маленький  человек,  архивариус,  день  и  ночь  мечтая  о   той,  кто  давно уже…   там,  в  ином  мире,  могут  немногие!  Нужно  через  что-то  переступить…    решиться  однажды   на  это  безумство…  и    остаться  там  навсегда.  Вместе  с  ней…  единственной!   Недосягаема…  Как это  прекрасно!  
 
Замолк.  Прислушивается.  
 
-   Опять  скребётся…   паршивка.  Просит  Брамса.  Ну  как  ей  объяснить:  Брамс  нынче  -  не   формат!    Другие  времена,  другие  нравы.  Раньше  был  жаркий    зюйд-вест,  а  сейчас  - холодный  тропический  муссон, переходящий    иногда  в  смертельное    для  народов   торнадо…
 
Пауза.   Слышен  писк.
 
Сердится…   Я  её  понимаю…  Сейчас,  подожди…  подожди    немножко,  радость  моя,  получишь  ты  свою  порцию    приятных волнений,   свой  опе… рантный  бихе… вио… ризм.  Уфф…  еле  выговорил.    Это  я  в  иностранных  журналах  вычитал.  Как  учили   крыс  нажимать…  заветную  кнопочку,  чтоб  получить  удовольствие.    А  потом – людей  принялись  учить.   Как  крыс.  По  всему  миру.   И  научили!  Результат -  "на  морде  лица человечьего  профиля",  как  выразилась  однажды  Шурочка. То  есть  полное  отсутствие  присутствия.   Не  верите?  Сейчас  докажу!   Секундочку…   нужно  освободить  место  для  десерта.  
 
Приводит  стол  в  порядок.  Ставит  на  плитку  чайник.  
 
Давно  уж  замечено:   интеллект  крыс  заметно  отличается  от  человечьего… в  лучшую  сторону.   А  иначе  как  объяснить:  человек  наркоту  в  страну   везёт,  а  они,  крысы,  наркоту  эту  ловят…  вместе  с   курьером,  разумеется.  Или     мины  находят…  в  жаркой  Африке,  где  уже  пройти  нельзя,  чтоб  не  взорваться.  Спрашивается  -  кто  умней?  То-то…  А  Машенька  моя  на  Брамсе  зациклилась.  Благородное  увлечение!    Говорит  о  том,  что  мир,  возможно,  и  продолжит  своё  развитие.  Весь  вопрос  -  с  кем?   Машенька…  ты  ещё  здесь?   
 
Слышен  писк.
 
Не  уходит…  ждёт.  Фанатичка!  Сердце  моё  тешит…  Думаю,  не  случайно всё  это.  Почуяла…  крысиным  нюхом  своим  - загнивает  человечество.  Спасать  его  надо! Памятник    заказывать  пора  зверюшке  этой…    самому  Эрнсту  Неизвестному.   Он  сможет.    У  него – получится.   Испытал  он  когда-то  на  собственной  шкуре…  узость  имперского  мышления. 
 
Смотрит в  антикварное    трюмо, повернувшись   к нему  спиной  и  меняя  положения. Напевает.
 
"Что-о…  в  имени  тебе…  моём?  Оно умрет, как шум печальный Волны, плеснувшей в берег дальный, Как звук ночной в лесу глухом…   Что  в  нём?"...    От  древнего  Рима  пошёл  интерес  этот…   к  заднему  фасаду  человечества.   От  демократии тогдашней.  Всё,  мол,  возможно,  делай,  что  душа  желает!  А  душа  оказалась нескромной…  Доигрались.  Дошли  до  Содома…  эти  любители  зрелищ  и  Эроса.  Теперь  вот  и нам  морока… c  этими  древним  влечением...
 
Крестится,  подойдя  к    антикварной   иконке.
 
  -   "Спаси  и  сохрани,  Пресвятая  Богородица, да  не  введи  во  искушение  раба  Твоего  грешного.  Ибо не имею я иной помощи, кроме Тебя, ни иной Защитницы…"    
 
/Крестится,   шепчет  молитву/.
 
Я  уже  много  лет  не  выхожу  на  улицу…  с  открытым  лицом.  Меня  все  знают  как  чудака,  у которого  нет   даже  имени.   Так  и  зовт:   "Эй…  чудак?   Куда  идешь?   Сбацай  что-нибудь!..  Спой  нам  песенку!.."   
 
 Так  и  живу  в этом  мире.  Он  мне  совсем не  нравится.  Вернее,  я  его…  ненавижу!  Родители  заметили…  дикость  мою,  и  часто  били.  "Не  позорь  нашу  семью…  урод! – кричали  они. – Иди…  полови  рыбку,  в  футбол  поиграй!"  А  я  -  если  и шёл  куда,  все   старьё  искал -   чтоб  историей  пахло…   Возьмёшь  в  руки  древнюю  вещь -  и  фантазируешь.  Улетаешь  мыслями…  далеко,  далеко…  
 
А  они…  всё,  что  приносил,  выбрасывали.  Или  сжигали.  Разведут  костёр  во  дворе,    швыряют  весь  мой   дневной  труд…  и  приговаривают:   "Вот, урод… смотри,  как  горят  твои  сувениры  поганые!  И  не  смей  больше…  мерзость  эту…  в дом  наш  таскать!" После этого  я  целый  час  стоял коленями…  на  горохе.  Потом до  вечера  ходил    голодный.   Так  я  узнал -  что  такое  зло.    И  отделил  его  от  добра.  Я  сказал  себе:  я  создам    другой  мир.  Мир,  в  котором не  будет  зла. 
 
Пауза. 
 
И  вот  я  один.  В  этом  мире.    И  со  мной  -  моя любовь…  к  Гипатии.   Никому,  кто  обижал  меня,  Бог не  дал     долгих лет.    Ушли…  один  за  другим.  Теперь здесь  -  мой  храм  любви.   А  там – другой  мир!  Если  вообще  то,  что  там…     можно  назвать  миром.  Скорее,    это  мерзко  пахнущая,  гнусная,  полумёртвая   медуза…  непонятного  пола,    цвета  и  происхождения.   
 
Ходит  по  комнате,  осматривает  экспонаты.  Иногда  берёт   их   в  руки,    бережно  снимает  тряпочкой  пыль.
 
Естественно,  раньше  здесь  всё  было…  не  так,  как  сейчас.  По  крайней  мере,   добра  здесь  не  было.  Никогда!  И  музыки  тоже.  Той  музыки,  что  всегда  крайне    волновала  мою  душу  своим  особым,  тончайшим  постижением  сути  породившей нас  Природы,   вносила  успокоение,  просветляло  мой  ум.  Музыки,    парящей   так  высоко,  что  никто,  ни  один  гений  мира   не  сможет  постичь  до  конца  тайны  её   божественного   воздействия  на  души  людей.
 
И  как  невыносимо  мне  было  сознавать,   что  те  чудесные  Largo  Моцарта, Генделя,  Баха,  Чайковского,    в  которые  я  с благоговением   погружался  тайком  от  родителей,    были  однажды  заменены…  на  Largo  Classic.  Что,   как  я  случайно  узнал  из  рекламы  ТV, означало,  всего  лишь… мебельную  систему,  выполненную  в  цвете  ПАТИНОВАННОЙ  итальянской  вишни.  
 
Моей  безответной, святой  любви к  Богине  звуков  был  нанесён  коварный,   чудовищной  силы,    удар.  Я  понял,  что  мир  окончательно  стал  другим, замкнулся   ещё   больше,  и   приложил  затем  немало  усилий,  чтобы  из  этой   убогой,  мещанской    квартиры   сделать   со временем    то, что  вы сейчас  видите.   Стеллажи,  подрамники,   шкафы,  кладовые  и  антресоли…  там  хранятся  мои  сокровища,  вот  этот   мой  добрый, старинный  приятель /подходит  к  граммофону/  -  везде видна  моя  рука и  моё  святое  желание  -  вернуть    в  этот  бездушный,   агрессивно  настроенный  ко  мне  мир,    любовь.  
 
Пауза. 
 
-  Иногда  мне  кажется - меня    нет  на  самом  деле.  Что  это  обман,  ошибка  природы.  Случайное  сочетание  хромосом  в одном  теле.  Тело  есть,  а  человека  - нет.    Есть  условность,  которую  назвали  человеком.  Частица  пространства.  А  иногда – наоборот!   Мне  кажется,    что  я – есть,  а  мира   вокруг  меня  - нет.  Он  умер.  Потому  что  в  нём   умерла  музыка – душа  мироздания.  А  мир  без  души,  как  и тело,  сами  понимаете… 
 
Возвращается  к  портрету  Гипатии.  
 
Представьте   на  минутку -  если  б  её  не  было?  Вообще.  Никогда!  И  я никогда  бы не  знал её?   Всё!    Дубак  в  летний  зной!  С  кем  бы  я делился?   Кому  поведал,   как  распирают  меня   мои  чувства?  И  как  я  страдаю  без  любви  на  Земле?  И  без  музыки…  /Рассматривает  портрет  под  разными  углами,  перемещаясь  по комнате/.   
 
Её   имя  -  на  карте  Луны.   А её -  порвали  на  кусочки…  мерзавцы  в  рясах.    Зависть…  месть  архиепископа.   Убить  достойнейшую, обвинить  в  клевете,  растерзать…   а  потом  сжечь. У  стен  церкви…  заметьте.   Она,  видите  ли,  имела  влияние  на  главу  города.  Смуту  сеяла…  среди  прихожан. 
 
 Платона  и  Сократа  возводила  на  пьедестал  высочайших  мыслителей  мира,  к  языческой  вере тягу  имела!  А  какую  смуту  сеют    у  нас  сейчас?  Каждый  день!  Из всевозможных    каналов?    Одних,   тупорылых,  возводя  на  престол,  а  других…  умнейших,  семи  пядей  во  лбу,  с  того  престола  сбрасывая.  Не  говоря  уж  о  том,  что  уважения  к  святости  и  благочестию   на   территории,  имеющей  отношение  к  данным  событиям, давно  уже  не наблюдается...
 
Подходит  к  антикварному,  из  первых  образцов,  телевизору. 
 
-  И  ничего,   сходят с  рук  все  эти…   миазмы  скверны.  Привыкли,  наверно…  жить  без них  не  могут.  Потому,  что  нет  её…  богини  души…  музыки.    Придёшь  в    филармонию,  а  там – лауреат  во  фраке…    и  три  божьих одуванчика.  По  одному  в  каждом  ряду.   Дунешь – улетят.  Они  Гилельса  ещё  помнят…  и  Рихтера.   Святослава.   Тоже  лысого,  как  тот,  что  "Апассионату"  любил.   А  потом  революцию  сделал… бандитскую.  Когда  стреляли,  топили и  резали  всех,  кто  "Марсельезу"  не  пел.  Тоска  зелёная... 
 
Билетёрши  заглянут  иногда  в  зал…  для  видимости. Вроде  бы  зрителей  больше   прибавилось…   Дирекция  мизансцену  эту занесла…  в  условия  договора.     Иногда  выходные  дает.    А  он  там…  по  клавишам  своим…  лупит,  образы  выколачивает  /Поет  тему "Апассионаты,  изображая  вдохновенную  игру  на  рояле/.   Пам - парам…  пам-парам…  пам-пара-рам…  Кажется,  чайник   вскипел.  Разрешите…  я  похозяйничаю  немного…   
 
              Снимает  чайник с  плитки.  Вынимает  штепсель  из  розетки.  
 
-   Газа  нет…  Отключили.  За  долги. Ну  и  плевать! Позднее подключим,  если  что…  правда?  Голь  на  выдумки  хитра,  как  известно…    Тысячи  способов  есть,  вы  же  знаете… Подумаешь – плати!  Кому…    мымрам   этим  жэковским?   Ага… разбежался.   Они  же  полстраны  уже  обнесли!    Да  и  чем?  Пенсия – вся  здесь!  Это -  не  обсуждается!  Вся  - до  копейки!  До  цента  последнего!  Зато  - результат!  
 
Здесь   и  готические  мадонны  Рима,  и  старинные  фолианты,   рукописи  летописцев,   картины,   портреты,    табакерки  королей…  гравюры древних  венецианских  мастеров…  пищали,  сабли,  флаконы  духов  даже…  И  тысячи  других,  дорогих  моему  сердцу,  вещиц  и  творений  собрал  я  здесь,  в этом божественном  храме  любви.  
 
 Иногда  жутко  становится  даже:   а  вдруг…  у  какого-то  чинуши  современного…  мыслишка   каверзная  возникнет:   а  не  пора  ли  у  него…  крота  этого  древнего…    ревизию  провести?    По  учёту…  вроде  бы?  На  законном основании?   Глянуть…  своим  алчным  глазком -  чего   он   туда…   в  кундейку  свою  паучью,  понатащил…  этот  любитель  античных  дивностей? 
 
Придут  однажды… все  в  чёрном…  с  чертами  сумеречных  гипихунгов  из  "Гибели  богов"  Вагнера  -  и  всё!  Моя  святая любовь  к  старине  будет  вдребезги  разбита о  "берег  быта"!  И  придётся  мне… в  конце  жизни,  испытать   все  прелести  обитания    Робинзона  Крузо…  на  ограниченном  пространстве  Земли,  в  гордом  одиночестве -  это  в лучшем  случае! 
 
 Но  я,  как  правило,  гоню  от  себя  эти  грустные   мысли,  надеясь на  лучшее:  всё-таки живём  мы  в  21  веке,  а  не в 17-м.  А   в   жизни   мне  многого    и  не  надо.    Одежонка   кой-какая,  на  случай,   имеется; пара  башмаков  антикварных…  стоптанных,    правда,  слегка;      зонтик Марии-Антуанетты,  казнённой  на  гильотине…  на случай  дождя.  А  пропитание  взяла  на  себя…  Сашенька.   /Улыбается,  расцвёл/.    Ангел!  Неземное  существо! 
 
Сбросив  накидку,  снимает  с мольберта  подрамник  с  незаконченным  портретом  обнажённой  молодой  женщины,  полулежащей  на  кровати.  Водружает  на  стол.  Рассматривает/.
 
Она  об  этом ничего  не  знает…  Хочу  сделать  ей  подарок…  на  день  рождения.  Правда… когда  он, этот  день,  мне  до  сих  пор  не  известно.  "Я -  юная  девушка,   мила  и привлекательна!"  - говорит  она  мне  с  гордостью  каждый  раз,   когда  я  намекну  лишь  на  свой  интерес – а  сколько  же  тебе  лет, голубушка?   А   она  в  ответ:  "Спросишь ещё  раз  -  пасть  порву!"  
 
  Да,  бывает…   бывает  она,  мой  ангел,    груба…  Но  душа…  Какая   это   удивительная,  тонкая…  и, одновременно,  сложная   субстанция  -  её  душа!  "Откуда  исходит    добро?" - спросила   она   недавно.   Я  молчал…   растерялся…  или,  если  честно,  просто  не  знал  ответа.  "Из  Земли   добро  идёт,   потема, - говорит  она  мне. - От  матери  нашей, кормилицы.   Она  как  бы  подпитку    нам,  детям своим  неразумным,  даёт.     
 
Чтобы    добро   это  переходило   в  музыку…    или  вот  в  эти…  краски  или   слова   разные,  красивые.   Через  тех,  кто  всю  эту  прелесть  земную    слышать  и  видеть  умеет.     А  мы…  все  остальные  людишки,   знаками этими  божьими   как  бы   души  свои   потом  чтобы лечили".   
 
 Я  смотрел на  Сашу…  оторву  эту  шальную,    что   ни кола,  ни  двора  никогда не  имела,    – и не мог  поверить:  она  это всё  говорит...  или ангел   случайно  ко  мне  залетел?    Через   форточку.  С  тех  пор  мы  вместе…  вот  уже   несколько  дней.   
 
Наливает  в    антикварную  чашечку   чай,  добавляет  заварку,  кладёт  кусочек    сахара.
 
Недавно  я  подумал:   мне нужно  совершить  поступок!  Чтобы   попробовать    этот гнусный    мир  исправить,  сделать  другим.   Нужно  чем-то  шандарахнуть  его…  по  башке!  После  чего  он  стал  бы  вести  себя по-другому!  Я   долго  думал над  этим.   И  придумал.  Я  должен…  заорать!  Желательно  очень  громко.   Ночью.  На  площади.   Чтобы  все  испугались:  бродячие  собаки,  коты,  дежурные  менты,    случайные  прохожие,   влюблённые,   бомжи,  тараканы на  кухнях,   проститутки  в  саунах,  депутаты  в  ночных  кабаках!  
 
Ведь  не  каждый  же  день  такое  увидишь:  вышел  озабоченный,  патлатый    хмырь   на  площадь  -  и  орёт!  Очень  громко.  Вот  так:  А-а-а-а…   а-а-а-а-а-а-а-а…  Я  вас  не  ипугал?  Извините…   Думаю,    вы  согласитесь -   меня  бы  услышали…  правда?   И  тогда  я  вернул  бы   музыку. Я  остановил  бы   этот…   ужасный   крестный  ход…  с  шагающими  по  Земле  скелетами.   Без  тела  и  души.      Да,  я вернул  бы  музыку.  Непременно!  Каким  образом?    
 
Вполне  возможно, моё  соло  на  площади  услышал бы  какой-нибудь  важный  чиновник…  или  даже  премьер?  А   почему бы   и  нет?   И  премьеры  иногда…  правда,  очень  редко,  пешком  ночью  по  городу ходят.  Днем  у  них  дел  много…  да  и  протокол  не  позволит.   Подошел  бы  он,  премьер  этот,  послушал  меня…  на  расстоянии,  конечно, -    и понял:    человек  - на  последнем  рубеже.  Оплот,  можно  сказать,  цивилизации  в  смутное  время.   После этого  он  проникся  бы  ко  мне…  нет,  не  уважением -  сочувствием  к  одинокому,   дико   орущему,  существу.  Ночью.  На  пустой  площади.   В  21-м  веке!   
 
Проникся  бы он  этим  своим…  очень  большим  сочувствием…  и   задумался.  Хотя  нет…  задумался -  это  уж  слишком.  Задуматься – это  уже  сложный  мыслительный  процесс.  Не  каждому  это   удается.  Тем  более – большому   чиновнику.  Я  не  оговорился:  премьер  - тоже  чиновник.    Только  очень  высокого  ранга.  Прошу  не  путать  с  теми,  кто  рангом  пониже.  Те  больше   инстинктами  промышляют…  не  будем уточнять  -   какими? 
 
Так  вот…  Начнется  шум,  спохватятся  все: милиция,   бомжи,  проститутки,  премьер,   его министры,   влюблённые, коты  бродячие,  тараканы…   прусаки,  рыжие  такие… с усами,   которые  на  земле  останутся…  когда  нас,  людей,  уже  не  будет.   Возможно,  президент  даже… на  вертолёте  прилетит.  И  начнется  совещание  на  месте.   Там  же…  на площади.  Экстренное!  
 
Как  же,  мол,   так?  Как   это мы…  такие  разэтакие,     народ  довели…  а  я,  как-никак,    тоже  народ,  маленькая  частичка,   правда,   песчинка,  можно  сказать,  микроскопический  элемент  общественной жизни,  но  всё  равно,  народ,  -   как   это  мы,  уважаемая  партия  воров  и  жуликов…  я,  кажется,  случайно  оговорился…  или   нет?   Вы  считаете  -  нет?  Или,  всё-таки,   –  да?  У  нас  демократия…  не  бойтесь!  Расправьте  плечи,  господа,  поднимите  выше  голову! 
 
 В  общем…    я  продолжу.  Как,  мол,  мы…  команда  исключительно   порядочных  и  честных  во  всех  отношениях  правителей,  могли  довести   народ   до  такого  уровня,  что  вот  эта  песчинка,  этот микроскопический   наноэлемент,   представитель созданной  нами   устойчивой,  абсолютно  здоровой общественно-политической  системы,       не  выдержал…   и   заорал?   Причём  очень  громко.  Как  паровоз!  Нет…  даже  ешё  громче…   как…   извините,  не  могу  подобрать  пока  нужного  слова.  Значит,  была  причина?   
 
А  где…  в  чём она,  эта  причина,  спросят  они  сами  себя,  внимательно  глядя  в  глаза  друг  другу,  пытаясь  в   этих   честных, неподкупных   глазах  отыскать  те  самые,  зловредные,  неуловимые   причины?   Что  заставило  его…  этого выходца  из  самых  глубин  народных,  горячо  любимых  нами,   масс,    производить  вот  здесь,  на  площади,  глубокой ночью,   такое… необычное    действие?
 
Причем  не  хлеба  просит,  как  все... а  музыку!  Странный  тип!  Необычный!  Похоже,  мутант...    или  сектант?  А  родом  откуда?  Из  какой  партии?   То  ли  из  Октябрьской  революции?   то  ли    из  Оранжевой?   то  ли  из  рядов  Болотной?  Неизвестный,  значит,  не  исследованный   великим  Бехтеревым,     элемент  общественной  среды. А  значит - вдвойне  опасный!   Начнут  искать истоки.  Не   найдут. Потому,  что  я...  скажу  вам  по  большому  секрету   -  маргинал.   Одиночка.  Живу  на  пенсию,  гуляю  сам  по  себе. Как  кошка  Киплинга.  И  никогда,   ни  в  какие  склизкие,  дурно  пахнущие,  политические    выделения   никогда  не  вступал.   /Крестится/. 
 
Истоков  не  найдут...  и  ко  мне,  на  площадь,     ринутся!   А  я,  как  увижу,   что  бежит  ко  мне  эта…  несметная   орда  бандитов...  извините,  случайно  оговорился...  этих ментов,  папарацци, спецкоров,  проституток,  бомжей,   тараканов,  бродячих  котов…   во  главе  с  премьером,    ещё  громче…   еще  сильней    заору.  Как…   как   сирена  эмчеэсовская -  вот,  вспомнил!..  когда  наводнение  ночью! -  В е р н и-и- т-е   м у-у –у-з ы к у-у-у!     Х ри-и ста  р-а-а-а-а-а-а-д-и-и-и…  Музыка –  душа-а-а    люде-е-е-е-й!     Верни-ите - лю-ю-юдя-я-м  д-у-у-у-ш-у-у-у-у-у-у-у-у… 
 
- Не  бойтесь, показывать  больше   не  буду…   И  пошла  волна…  Цунами!    Помчался  по   миру  девятый…  или  даже  десятый,   вал!  Крики,  стоны,   мольбы  о  помощи…  Десять  балов…  это  вам  не  прогулка  по  вечернему,  обласканному  правительством  Великой  Державы,  Сочи.   Сплошная  стена  океанской  волны!   Десятиэтажный  дом…  летит  на  тебя!  И  некуда  скрыться,  убежать    от    этого  вздыбившегося …  двадцатиметрового,   водяного  зверя! Он  рычит,  клокочет,   рвёт  тебя  на   части,  сбивает  с  ног,  тащит  в  кромешную  тьму!  Вместе  с  обломками мебели,   президентских  вилл,  трехпалубных    яхт  олигархов,     мусбаками,  дохлыми  котами,  порванными     гондонами.   
 
  И  ты  не  знаешь  уже -  где  небо,  где  ад,  где  коммунизм,  где  твои   миллиарды  и  васильковые  глаза  с  поволокой,  которые  снились  тебе буквально  только  что,    пять  минут  назад,   на  берегу  самого  синего   в  мире  Чёрного  моря,  в   элитной  санаторной   палате   для  инвалидов  войны…  извините,  для    депутатов  Госдумы,  и  с  лица  твоего    не    успела  сойти  ещё  тень  счастливой,  безмятежной  улыбки…      А   наутро  обо  мне  напишут  газеты.  В  инете,  конечно  же,  ролик  выложат.   Так же  по  телеку…  на  всех   каналах.  Заграница,   как  всегда,  подсуетится:   Америка,  Китай,  Туманный  Альбион. 
 
 Те, конечно  же,    во  всех  подробностях… вплоть  до  обезьянника, куда  меня  тут  же  засунут…  в  наручниках.  Как  шизонутого  на  всю  голову   психбольного…   из  палаты   номер  шесть.  С  фингалом   под левым   глазом.  Это  он  сам  себе,  скажут…  этот  фингал...    6 на 9,   поставил.   Вот  так,  кулаком.   Когда  орал.  Чтобы  опозорить  нашу  доблестную  полицию.   Неподкупную,  честнейшую  в  мире!   И  везде:  в  газетах,  журналах…  на  всех  экранах,  в  инете,   крупным  планом  -   мой    орущий  рот.  Во-от  такой!  Нет,    даже  больше…  ещё  больше!  Ниагарский  водопад…  вот,  нашёл!  Метафора  такая  будет…   монтаж  редактора.  
 
 Трагедия?  Безусловно!  И  чем  это  кончится,  можете  догадаться.   Но  зато  меня...  с  вывернутой  челюстью  и  сломанным  ребром...  узнает  мир!  Я  стану  популярным!  Может  быть,  даже…  мегазвездой.   Как  Алла  Борисовна…  или  Кобзон.   Они  каждый  день  на  экране,   во  всех  программах…   с  утра  до  вечера,  как  свадебные  генералы,    мелькают.  Без  них – ни  один  выпуск.  Сначала  они,  потом – президент.  Ну…  или  дружок  его,  премьер…  Как  будто  никого  больше  нет. На  всём  белом  свете!  Или в том  же Союзе…  бывшем,  правда...   
 
 Словом,  и  я -  туда  же,  за  компанию  с  ними…  бултых!    И  вот  тогда   я   стану  действовать!  Я  стану  безжалостно  крушить   этот  убогий,  загаженный  буржуями,   мир,  в  котором    не  стало  вдруг    музыки.  Я  стану  могучим  дерзким  Давидом,   вызвавшим    на  бой  ужасного  Голиафа!  Я докажу  им,  что  во  мне…    маленькой,  невидимой  микрочастице мира,    живёт,  взрывается,  пылает  жарким огнём  мощное  вулканическое  ядро,  способное  взорвать,    изменить…  
 
Простите...     я,  кажется,    вновь непомерно увлёкся.  Это  с  детства  пошло…  когда  меня  лупили  за  старьё    и  закрывали  на  ночь  в  тёмный  чулан.    А  там  -   мыши.   Я,  естественно,  не  спал,  швырял   до  утра,   в  темноту,   старую  обувь…  и  мечтал  о  хорошей  жизни.  Где  будет  много  сахара  и  не  будет  мышей,     которые   так   и  норовят    укусить    тебя  за  лодыжку…  
 
Пауза.  Он    помешал  ложечкой  чай,  отпил  несколько  глотков.    
 
Мне  кажется  иногда,  что  я  проживаю сразу  две  жизни.   Одна…  которую  знают  все  - это    внешняя  жизнь.  Ничем  не  приметная…  серая,  скучная  жизнь  антикварного  червя.  А  другая  -  которую  не  знает  никто,    то  есть  внутренняя.    И  в  этом…  внутреннем  мире    я  живу  один.  Он  закрыт  для  всех.    Абсолютно!  И никто  не  знает -  что  у  меня  там,  в  том  мире,    какие  страсти-мордасти   бушуют  в  душе  моей?  Так  я  спасаю    себя… 
 
Меняется  свет.  Он  ставит  чашечку  на  стол,  подходит  к   висящему  на  стене  портрету  Чаплина.   Долго  всматривается.  Вдруг,   преобразившись,   смешно  имитирует,  взяв  в  руки  тросточку  и  надев  на  голову  котелок,   походку  гения.  Затем  разыгрывает  разные  сценки,  возникшие в  его  воображении, в  том  числе  с  любимой  Гипатией.  
 
На    протяжении  этой  сцены  звучат  различные  по  ритму  и мелодике  фрагменты      музыки.   В  сцене  с  Гипатией – вальс.
Снял  котелок,  поставил  в  угол  трость.   Идёт  на  просцениум.  Возвращается  первоначальный  свет.  
 
Маленький  человек…  Я  часто  думаю  об  этом.  Сколько  их  на  всей  Земле,     этих  маленьких?  /Наполеона  не  считать:  это  другая  порода…   злых  гениев/.   Не поленился,  подсчитал. Оказалось  80%!  И все -  маленькие!  Бедные   то есть.   Которые  мрут,  как  мухи. От  голода  и  болезней.   
 
 А  остальные    20%?  Кто  они?  Что  делают?  Тоже  выяснил. Остальные  20% -  живут.    В  своё  удовольствие.   При  этом усиленно  изображают  на  лице  демократию.  Мол,  всё  у  нас  на  этой  чудной  планете,  правильно  и  красиво!  Беспокоиться  нечего,  господа  троглодиты,  ставшие когда-то    людьми…    А  у  меня  перед  глазами  другая  картинка…  
 
Бежит  бедуин.  За  золотом.  Комментатор  олимпийский  зудит:    у  них,  бедуинов,  этот  бег  чемпионский  в  генах  заложен!   Что   ещё   в  утробе  матери  он,  бедуин  этот,  уже  чемпион… и  тренироваться  ему  не  надо!     Хочется  мне  трепача  этого  слегка  подправить.      Может  быть,  и  заложена  в  них, этих  маленьких  человечках,  выносливость.  
 
Но    потому  только,  что  они  бегут…   всю  свою  жизнь.  От  нужды  бегут…  и  никак  убежать  не  могут.  Как  и  мы  с  вами.  Что  их   там,  в  песках  бедуинских,    кормят  только  их  тощие,  жилистые    ноги.  Уже  много  столетий.   И  никакого  другого  способа  выжить  они  до  сих  пор  не   нашли.  И   здесь,  по  дорожке   орущего  стадиона    он бежит   не  для  того,  чтобы  гимн  свой  родной,  из  трёх  нот,  послушать  и  миру  улыбку    невесёлую…   с  гнилыми    зубами,  показать. 
 
 Он  здесь  для  того,   чтобы  там,  в  стране  своей  африканской,   не  погибнуть  с  голоду,    как   погибают,  не  найдя  возможности  прокормить  себя  и  свою  семью,  миллионы  других     его   чернокожих    собратьев.  
 
Подходит  к  столу.  Отпивает  глоток  из чашечки. 
 
Вот  и  я… Целыми  днями  роюсь    в  этом  своём…  волшебном скарбе.   В  моих  порах  вековая  пыль,  я  не  вижу  солнца,  у  меня  болят  кости  от    бесконечного  сидения.   Антикварная  мышь,  как  говорит  Сашенька.   Безродная  моль,  возомнившая  себя  спасителем  мира.  Могу  признаться  вам  по  секрету – это  соответствует  действительности.  Говорю  на  полном  серьёзе.  
 
Просто  никто  не  знает ещё  об  одном  свойстве  моей   беспокойной  натуры.  Я -   в   центре  вселенной!  Гигант,  сдерживающий  вал безумия.   Последний  форпост!  После  него  -  забвение!  А  этого  допустить  нельзя!  Это – конец!  Конец  всему!  Ей,  Сашуне,   хорошо,  она  не  обременяет  себя  подобными   глупостями.   Живёт  как  птичка,  одним  днём. 
 
 А  что  же  делать  мне,  когда  там,  внутри,  бушует  адское  пламя?   Когда   ангельский  образ   Гипатии   возбуждает  мой  мозг,  зовёт    к  борьбе  с омерзительным  злом,  что  убило  её?   С  тем  злом,  что    и  сегодня  уродует нашу жизнь,   губит   то  светлое,  что  прославляла  в  своих пламенных  речах   она…  богиня, прекрасней  которой  я  не  знаю  среди  живущих  на  этой  Земле?     Я вновь  отвлёкся.  Извините…
 
Отпивает несколько  глотков  чая.
 
-  Да,  страсть…  источник  безумных  деяний  и   подвигов,  которыми  можно   гордиться, но иногда…   Не  каждый  может  нести  достойно   сей  тяжкий  груз.   Я  -  смог.    Я  посвятил    мечте   свои  мысли,  своё  тело,  свой  мозг,  свои  убеждения,  свои  деньги.    
 
Больше  у  меня  ничего  нет.  Я  -  архивариус.  Улитка.  Маленький  человек,  владеющий   тайной  предстоящей гибели  земной  цивилизации,   оставшейся  без  музыки.   Я  пытаюсь  эту  гибель  предотвратить.     И   очень   хочу,  чтобы  меня  услышали…  хотя,    не  знаю…  не  уверен  –  выйдет    из этого  что-либо  путное?    
 
Сейчас  придёт  Сашенька…  Она  всегда   приходит  ко  мне  в  это  время.   Каждый  день!  Знаете  почему?  Потому  что  в  ней  живёт  дух  абсолютной  свободы.  Как   жил  он     когда-то  в   Гипатии.  Как  живет  он  и  во  мне.  Это  нас  объединяет.   Всех  троих!  
 
Маленький,  тайный  "Союз   спасения"   декабристов!  /Смеётся/.  Нет  ничего  прекраснее,  чем ощущать  этот божий  дух  свободы   в  себе.   И  они, эти  дивные  женщины,   ставят  любовь  к  свободе  превыше  всего!  Они  были    бы,   живя  в  одно  время,     подружками,  я  уверен…  
 
Затемнение.  Полумрак.   Лето.  Синева  вечернего  неба,   мерцание  звёзд.  Слышен  тихий  плеск  прибрежных  волн.  На  сцене    Гипатия  и  Шура.  Они  в  костюмах   начала  1-го  века,   на  головах  у  них    изящные,  летние  шляпки.  Часть  лица  Гипатии  скрыта  под  густой  вуалью.   Они   идут  вдоль набережной.  
 
ГИПАТИЯ.    Сегодня,  Шура,  я  поняла   одну,  очень  важную  для  себя,  вещь.
 
ШУРА.  Какую,  Гипатия?
 
ГИПАТИЯ.  Мы  приходим  в  этот  мир,  рождённые,  как  правило,  в  любви.  Следовательно, должны  помнить  об  этом  всегда.   Любовь  -  это  главное,  ради  чего  мы  живём,  для  чего  совершаем    свой,  строго  очерченный   по  времени,  жизненный  путь  по  Земле.    Ты  думала  об  этом когда-нибудь,  Шурочка?
 
ШУРА.  Да,  Гипатия,   я   думаю  об  этом…  иногда.   Но,    чтобы   получить  ответ  на  такой  непростой  вопрос,  нужно,  видимо,  прожить   несколько  дольше,  чем  прожила  я.   И,  к  тому  же,  необходимо…   кого-то   любить.   А  у  меня… как-то  не  получается  пока…  с  этим   частным,  интимным   вопросом.  Поэтому  душа  моя  пока   спокойно    спит,  полная  безмятежных  снов.   
 
Смеётся. 
 
ГИПАТИЯ.    Счастливый  ты  человек,  Шурочка.  Ещё  совсем  недавно  и  я  была  такой…
 
Вздыхает. 
 
ШУРА.   А  что  волнует  тебя,  Гипатия,  сейчас?  Я  вижу  грусть  на  твоём  прекрасном  лице…
 
Они  остановились.  
 
ГИПАТИЯ.  Это   не  грусть,  Шурочка,  это…  предчувствие.
 
ШУРА.   Предчувствие  чего?
 
ГИПАТИЯ.     Того,  что  жизнь  моя  будет  недолгой.   Данный  мне  Богом  талант  смело  говорить  каждому  нарушителю державных   законов  и  общественной  морали     правду  в  глаза   оказался  не  ко  времени,  вызывает  раздражение  у  слишком  многих.   А   имена   Сократа,  Платона  и  Аристотеля,   которые  часто  звучат  в  моих  лекциях,  приводят  их   просто   в  бешенство.  
 
Не  говоря  уж  о  постоянно  произносимых  мною     цитатах из  их  трудов   относительно   пагубной  роли   для  людей     несовершенного   государственного  правления.  А  так  же  о  печальных  последствиях   для  общества  ужасающего падения  нравов,  вызванного  вседозволенностью  богачей,   отделившихся от народа   высоким  забором   и   втайне  презирающих  его.  Я  чувствую…  особенно  последнее  время,  как  сжимается  вокруг  меня  это  смертельное  кольцо  ненависти…  
 
ШУРА/остановилась/.   Ну  что  ты…  что  ты  говоришь,  Гипатия?  Прекрати!  Тебя  любят…  боготворят…  много  людей!  Они  с восторгом  произносят  твоё  имя,    особенно  молодёжь!    Они  толпами  ходят за  тобой,  ловят  каждое  твоё  слово!  Ты  стала  для них  идолом,  олицетворением   совершенства! 
 
Сейчас,  после  позорного  падения  Рима,   они  стараются  здесь,  в  Александрии,   своими  мыслями…  манерой  разговора,   независимым  способом  держаться  при  общении  с  богатыми  людьми    подражать  тебе,  брать  с  тебя пример.   Ты  им  очень  нужна,  они  тянутся  к  тебе,  как светлому,  чистому  роднику  свободы  и  истинной, не  показной,  демократии!
 
Продолжают  путь.  
 
ГИПАТИЯ.  Зеркало  души,   Шурочка,   должно  иметь  две  стороны.  С  одной смотришь  в  него  ты  сама,  с  другой –   смотрят  те,  ради  кого    ты   живешь  на этой  Земле.   И  среди  них  обязательно  должно  быть  то…  одно,  единственное  в  мире,  лицо,  взгляда  которого  ты  ждёшь  с  особенным  трепетом.    
 
И  ту,  и  другую  отражающую  поверхность    ты  каждое  утро   чистишь  особенно  тщательно.   Но  всё  же…  всё  же,  со  временем,  отдаёшь    всё  больше  предпочтения  той…  другой  стороне.  Потому  что  всё яснее  понимаешь  бессмысленность  своего  существования…   без  любимого.  
 
ШУРА.   Не  могу  поверить,  Гипатия!   Ты…  такая  божественная,  неземная,  созданная  для    блаженства…  и  не    имеешь  того,   кто  волнует   твоё  воображение,  заставляет  переживать  сладкие  муки  любви,  ревности?
 
ГИПАТИЯ.     Так  уж  сложилось,  Шура,  что  я  не  позволила   проникнуть в глубины  своей  души  тем  поклонникам,  кто,  имея  броскую  внешность  и  великосветские  манеры,  не  имел  того,   что  привлекает  меня  в  мужчине.
 
ШУРА.  И  ты…  можешь  открыть  мне  эту  тайну,  Гипатия?  
 
ГИПАТИЯ.    Могу,   Шура.  Тебе  я  могу  доверить    самое  сокровенные  мысли  и  чувства,  зная,    что  услышанное  тобою  не  станет  достоянием  моих  врагов.  
 
ШУРА.    Клянусь,    Гипатия,  эта  тайна  умрёт  вместе  со  мной!  
 
ГИПАТИЯ.   Страсть…  я  имею  в  виду   естественное    стремление  к  близости  с  мужчиной -  живет  во  мне,  бурлит,  переливаясь  иногда  через  край,  как  ни  в  ком  другом.  Но  когда  я  представляла  эту  близость  с  кем-либо  из  тех   напомаженных    модников,  бесконечным  роем  вьющихся  возле    меня  повсюду  с  угодливыми,   сладострастными  лицами,  всякое  желание  такой  близости  пропадало  мгновенно,   не  успев  даже  разгореться.
 
Видимо,  долгое  общение  с  трудами  Платона,  Сократа,  Аристотеля,  Сенеки   выработали  в  моей  душе  чувство  брезгливости  при  виде  тех,   кто  не  достоин  моего  внимания,  но  пытается  всячески  завладеть  им.    На  лице  которых  явно  видны  следы  глупости,  великосветской  напыщенности  и  непостоянства  в  своих  чувствах.  А   так же      внутреннего,   тщательно  скрываемого  от  других,  ханжества  по  отношению  к  окружающим  их,  более  бедным,  людям.    
 
Поэтому  лучшим  выходом  из  этой  ситуации  я посчитала  ещё   более  глубокое  погружение  в  мир  любимых    мною  кумиров,  гигантов  мысли  и  духа!  Я    ввела  их  мысли…  видение  мира  и  принципы  жизни  в  свою  душу,  живу ими,  дышу…  оцениваю  происходящие  вокруг   события.  И  никогда  не  предам  этой  святой  любви.   Даже  перед  лицом  смерти… 
 
 Но  мне  всё  труднее  это  делать.   Вот  почему,  особенно последнее  время,  я  всё  чаще  склоняюсь  к  мысли,  что  таким  женщинам,  как  я,  коим не   уготован  изначально  рай  на  Земле,   было  бы,  наверное,  лучшим  выходом  из  ситуации…   уединение  от  мирской  жизни  и    преданное   служение  Богу.
 
ШУРА/вновь  остановилась/.  Не  смей  говорить  такие    слова,  Гипатия!  Я  запрещаю  тебе  даже  думать  об  этом!  Мир,  окружающий  нас,    настолько прекрасен,  что  слова  об  отречении  от  светской  жизни…  тем  более  из  твоих  уст,  звучат  нелепо  и  ранят     мою…   нежно  любящую  тебя,  душу.   
 
ГИПАТИЯ.   И,  тем  не  менее,  Шура,  я   постоянно   ощущаю  эту  чёрную,  зловещую  тень,  безмолвно  бредущую  рядом  со  мной  повсюду,  где  бы  я  ни  была.      Поэтому  каждый  миг,  прожитый   на  этой    земле,  кажется  мне  даром  Всевышнего,  проявлением его   отеческой,  нежной   любви  ко  мне. И  я    бесконечно  благодарна  ему  за  это.   Вот  почему…
 
ШУРА/вдруг/.   А  ты   знаешь,   Гипатия…  извини,  что посмела  прервать  твою  мысль,     мне  пришла на  ум  сейчас…  когда  я  слушала  тебя,    одна  удивительная…  может  быть,   даже   слегка  озорная,    мысль!  
 
ГИПАТИЯ/смотрит  с недоверием/.   Удивительная   мысль?  Даже  озорная? Странно…   Неужели   у  нас,  живущих    возле  потерявшего  всяческий  стыд,    развратного  Рима, могут  ещё  появляться  достойные  мысли?   /Смеётся/.   Ну,  хорошо…  давай,  скажи…    что  это  за  мысль?
 
ШУРА.  Я  вдруг  вспомнила…  сама  не  знаю  почему,  одного    старичка…   архивариуса,  влюблённого   в   историю  прошлых  веков. Романтика  до  мозга  костей…  я  тебе  как-то  недавно,  всего  пару  дней  назад,  о  нём  говорила.  Но  не  сказала  тогда  самого  главного… постеснялась!   Дело  в  том,  Гипатия,  что  он…  этот  седой  мечтатель,  влюблён  без  ума…   знаешь   в  кого?
 
ГИПАТИЯ/с  усмешкой/.  Старик…  и  влюблён?    Это  уже  интерес- но!  Ну…  и  в кого  же?
 
ШУРА.   В  тебя,  Гипатия!  Он  просто  бредит  тобой!  Твои  выступления    перед  студентами,  смелые  мысли  о  порядках  в  современном мире,   продажности власти  и  коварстве  сильных  мира  сего  приводят    его  в  восторг.  Ну…  и,  конечно  же,  твоя  неземная  красота… 
 
ГИПАТИЯ.   И  ты  хочешь  сказать  мне,  что  он…  этот  милый   мечтатель,  был  бы  не  против…  познакомиться  со  мной?
 
ШУРА.   Да!   Именно  это!   И  думаю…  нет -  я  просто  уверена,  у  вас  появилось  бы  много  интересных  тем  для  общения!  Хотя…  не  скрою,  Гипатия,  я  ведь… немного,  правда,    пока всего  лишь  чуть-чуть, но    сама  влюблена  в  этого…  милого   фантазёра.     Дело  в  том,  Гипатия,  что  он…  этот  загадочный  Виссарион,    мечтает  изменить  весь  этот  развратный, непостоянный  мир...  при  помощи  музыки…  представляешь?
 
ГИПАТИЯ.   Немедленно…  немедленно  познакомь  меня  с  ним,  Александра!  Я хочу  видеть  этого  человека! В наше  время  так может  рассуждать    только  очень  смелый,    уверенный  в  себе,   защитник  всемирной  морали  и     порядка  на  Земле,  а    мне    это  очень  близко…
 
Затемнение.  Через  мгновение на  сцене   появляются  прежние  декорации. 
 
ОН.   Божественное  видение…   Как  бы  мне  хотелось,  чтобы  это  всё  было  наяву!
 
Пауза.
 
         - Ну  ничего…   на  смену  ночи  всегда  приходит  день,    на  смену  печали  приходит  радость.   Все  меняется  в  этом  мире.  И  наша  судьба  с  Сашенькой  тоже  изменится  однажды…   я  верю  в  это. Правда,  усилий  для  этого  придётся  приложить  немало…
 
Он  подходит   к  старому,   с  небольшим  экраном,  телевизору.  Включает.  Оказывается,  аппарат  ещё  действует.   Мелькают  кадры    современной  хроники,  что-то  из  парламентской  жизни,  проектов  новых  законов,   подготовке  к  выборам.   Он  выключает  антикварный  аппарат.  
 
            - Я  смотрю иногда  на  этот  светлый  квадратик…  и  с  ужасом  понимаю:  лучше,  чем  они,    никто  в  мире  не  сможет  сыграть  враньё! Никто! Никогда!   Самый  продвинутый    актер  не   ухитрится   так    гениально   вжиться  в  образ омерзительного  трепача,  как  это  с  поразительной  лёгкостью  делают  они.   Вот  вам    сценка  из  жизни,  объясняющая    мою   устойчивую,  многолетнюю  мизантропию.  Над  этим  стоит  поразмышлять  отдельно…   
 
Отошел  к  столу,   поставил   чашечку  с  чаем.  Возвращается  на  просцениум. 
 
            -   Идёт  по  улице  человек.  Прилично  одетый,  интеллигентного  вида…  Он  смотрит  тебе  в глаза…  и  ты   это   заметил.  Ты   видишь  -   человек  пристально  смотрит  тебе  в  глаза.   Абсолютно  незнакомый  тебе  человек, но одновременно  фатально   знакомый  всем.  Человек  из  ящика.   Небожитель.   И  видя  эту  навязчивую  пристальность,  ты  поневоле  начинаешь  смотреть…     в  глаза   ему.  Так же  пристально,  не  отрываясь.   
 
 Итак…  он  смотрит  тебе  в  глаза,  ты  смотришь  в  глаза  ему.  На улице  много людей.  Но  вы  их  не  видите -  вы  смотрите  друг  на  друга.  Вот  так! /Показывает  по  очереди  каждого/.  Весёлая  сценка…  не  правда  ли?   Начало интригующего   сюжета…  
 
Он  останавливается  и  начинает  с  тобой  говорить.  Учтиво,  заботливо.   Ты  совершенно  не  хочешь  этого,  но  он  говорит  с  тобой,  не  желая  даже  удостовериться – желаешь  ты  этого  или  нет.   Так  говорят  с  теми,  кому  никогда  не  дано  видеть  звёзд  на  небе.      Он  об этом  знает   и  поэтому  ведет  себя  именно  так.  
 
Конечно  же,  об  этом  знаешь  и  ты,  маленький  человек,  у которого  забыли  спросить -  желает  ли  он принять  участие  в  такой,    откровенно   наглой,    уличной   аудиенции?Но  ты  сдерживаешь  себя,  не  грубишь,  не  подаешь  виду.  То  есть   не даёшь  знать,    что  у  тебя  начинает  ныть   от  невыносимой   боли  печень  и  дрожат от  возмущения  коленки.   
 
Ты  ждёшь,  наблюдаешь,  анализируешь,  глядя  на  подошедшего  к  тебе  человека  в  костюме  от  Диора.    Со  значком  депутата.   Ты видишь,  как  открываются    и  закрываются  его  губы.  Жирные,  лоснящиеся  от постоянного  переедания,   губы.  Из  них, этих  лоснящихся,  ненавистных  тебе,    губ,    вылетают  слова.  Ты  понимаешь,  что  это  слова  должны  что-то  значить,   что  они   несут   определённую  информацию…  но ты  совершенно  не  понимаешь  их  смысла.   
 
Потому  что это  противоречит  твоему  нутру.  Потому  что  это  не  соответствует   твоей  религии.   Потому  что  это  входит  в  жестокое  противоречие  с  твоим  отношением  к  семье,  к деревьям,  к  бездомным  котам.   К  убийству     детей,    к  пешеходной  зебре,   которую  ты  никогда  не  перейдёшь  на  красный  свет.  К   престарелым   людям, к  птенчику,   выпавшему    из    гнезда.  Он не  виноват…   этот   маленький,  желторотый  комочек,  с  еле  заметным  пушком  на  пузатом  тельце,   жалобно  орущий  в   грязной, холодной  луже.  
 
А вокруг  -   никого…  лишь  ветер  и  дождь.     Все  эти  сытые  дяди  и  тёти,    кого  он просил  о  помощи,     пробежали  мимо,    поспешив  укрыться  в  подъезде.  Но  ты  услышал  его  отчаянный  крик. Ты  поднял  его  и,  пряча  от  дождя  в  ладонях,     спешишь отнести  назад. 
 
 Рискуя  свернуть   себе  шею,  пробираешься  среди   ящиков  из-под  пива,  сломанных  стульев,    опрокинутых  безногих  столов,  кусков  арматуры,  кирпичей,  разбитых  оконных  рам, ржавых консервных  банок,  мышиного  помёта,  гниющего  тряпья  и  наполненных  спермой    гондонов.  
 
Преодолев с  большим  трудом  эту  зловонную  среду,  ты  карабкаешься,  как  заправский  альпинист,    по  облупленной  стене,  находишь,  весь  израненный,     гнездо…   высоко-высоко,   под  самой  крышей   старой,  довоенной  ещё,   подсобки  с  трухлыми   карнизами  и  балками,     кладёшь в  него  осторожно  птенца,    машешь  приветливо  рукой  орущей    в  беспамятстве  воробьихе…  и,  счастливый,  спускаешься  вниз.   
 
 Так  вот  слова,  выползающие,  словно  змеи,    из  лоснящихся   губ   тучного  человека  из  ящика,    никак  не  совпадают  с  этим  твоим  отношением  к  жизни.  Потому  что  ты  понимаешь -  он  врёт!   Врёт,   глядя  тебе  в  глаза  своими  бычьими,  пропитыми  на  банкетах,  глазами  вышколенного  в   коридорах  власти   циника    и  словоблуда.  
 
Что  внутри  этого  бугая  в  костюме  от  Диора  работает  денно  и  нощно   совсем  другая  программа!  И  что   она  никак  не  стыкуется  с  тем  шоколадно-слащавым   тоном,  которым  он  с  тобой  говорит.   И  ты  бежишь  от  этих  глаз,  этих,    жалящих  тебя,  змеиных  слов,  этой  лживой,  тошнотворной  учтивости    и  спешишь,  заткнув уши,     поскорей  исчезнуть, выйти  из    магнетического поля  этого  омерзительного  лицедейства,  раствориться  в  толпе…
 
Пауза.  
             -  Но  разве  можно    убежать  от  жизни,   в  которой  ты    вынужден  ежедневно  быть,   существовать,  передвигаться,  поглощать  пищу? От   этой  лгущей,  зловонной  среды,       засасывающей  тебя  в  своё    мерзкое  чрево  каждый  час,  каждую  минуту  и  даже  секунду?  Не  оставляющей  тебе  ни  малейшей  возможности   вырваться…  убежать…  спрятаться  куда-нибудь  от этого агонизирующего    кошмара,  злобно  и  настойчиво  сужающего    вокруг  тебя  свободное  пространство?
 
Пауза.   Он  возвращается  за  чашечкой  чая.  Но,  с  удивлением  обнаружив,   что  чай  уже  основательно  остыл,   ставит  на  плиту  чайник.  
 
-  Я  давно  мечтал  достать  Библию.    Старую. По   которой  службу  правили  дьяки  и  священники.   
 
 Подходит  к  стеллажу.   Достаёт   с  полки  объёмный  фолиант.  Тихо,  издалека,  доносится церковное  песнопение.   
 
Здесь  -  вся  мудрость  мира.   Истинно  народная  книга  о  жизни  и  её  сложностях.  
/Листает/.  Слово за  словом  вкладывали    заветные  слова  в  уста  Бога  и  его  апостолов  безымянные   хранители  высшей  морали,  седобородые, никому  не  известные,    служители  святой  веры.    И  в  словах  этих,   которые  стали  богом,     вся  правда  жизни.  Создав свой  храм,  я  тоже   создал    Библию.    Только  вместо  слов  в  ней  -  звуки  музыки,    краски  художников,  пластика тел     давно  ушедших  людей,  их  образы, манускрипты    и  старинная  утварь, хранящая    память   веков…  
 
 Именно  Библия  очищает  души  людей  от  скверны, заблудшему  помогает  выйти  на  путь  истинный.  И  вот  она  у  меня,  эта  Священная  Книга.  Принесла  одна  женщина…  богомолка.  По  ней,  говорила  она,    правил  службу  мой  батенька,  Прохор  Денисович  Кузьмин,  священник.   А  перед ним – его  отец,   Денис    Фролович  Кузьмин…  он  из  казаков  был.  
 
Негромко,  проникновенно зазвучала  песня.
 
Ой, да ты, калинушка,
Ты, малинушка!
Ой, да ты не стой,
Не стой на горе крутой.
 
Ой, да ты не стой,  не  стой 
На горе крутой,
Ой, да не спущай листа
Во сине море.
 
Ой, да во синём море
Корабель плывет,
Ой, да корабель плывёт,
Аж вода ревет.
 
Ой, да как на том корабле
Два полка солдат,
Ой, да два полка солдат,
Удалых ребят.
 
Постепенно  замерев   вдали,  песня  смолкла.  Еле  слышные  перезвоны  церковных  колоколов. 
 
-   В  революцию   он,  вместе  с  Библией,   у  добрых  людей  беду  пережидал…   архиереем,  на  Поволжье,    до  этого был,  его  все  знали.   Тоже  по  стопам  отца  своего  - Фрола   Борисовича  Кузьмина пошёл,  а  тот,  в  свою  очередь,   от своего  родителя  эту  страсть  и  любовь  к  миру  божьему  перенял.  Словом,  династия  целая...  многовековая,  ещё  со  времён  великого  царя  всея  Руси  Ивана  Грозного  в   своих   православных  руках  эту  Книгу  Святую  держала,  слово  Божье  по  ней  к  людям  несла,   о  самом  сокровенном  ведала.   
 
Пусть  будет,  сказала  богомолка,    теперь у  Вас… здесь,  в  этом  священном  доме,   на  сохранении, этот  Древний  Завет.   Авось пригодится  когда-нибудь…    и для  наших,  продавших  свою  душу    Дьяволу,   безбожников.  Вспомнят  и  они  о  Создателе  своём,   задумаются  над  мудрыми  словами   его  и  уйдут  от  суеты  мирской  и  дел  своих   неправедных,  грешных…    
 
 Потому  что  поймут:  такая  жизнь     -  это  не  что  иное,  как  тлен  и  суета  сует.   А вся  правда  в  Боге  и  его  Святых  заповедях.  
 
Читает.
 
"Горе  вам,  книжники  и  фарисеи,  лицемеры,  что  очищаете  внешность  чаши  и  блюда,  между  тем  как  внутри  они   полны хищения  и  неправды".  
 
  Колокола   смолкли. Он  закрывает  Библию,  кладёт  её   на  стол.  Какое-то  время  сидит  в  задумчивости.   
 
- Я  должен  извиниться  перед  вами, господа!  Мне  бы  не  следовало   допускать, наверное,   чтобы    кто-то...  в  разговоре  со мной,  здесь...  на  сцене,   выражал  своё  мнение    таким  вот образом:   " Князья  мне  эти -  до  жопы! ".  И  хотя  не  мой  это   способ  выявления  эмоций  или  каких-либо  душевных  волнений,  но  всё  равно…  Слова  тесно  связаны  с  мыслью,  а  мысль  -   с  душой. 
 
И  если  душа  не  противится  такому  кощунству,  возникает  вопрос  - почему?  Почему возник такой  оборот?  Где  его  истоки?     Что  заставило мыслящего  индивида  сделать  эту   подмену  простых,  понятных всем,   слов,  подобным   набором?   Вам это  нравится?  Мне - нет.  Но  факт  остаётся. 
 
 И  этот  факт  говорит:   когда  интеллигентный    с  виду  человек    позволяет  вдруг  себе,  перед  столь  высокочтимой  публикой,   произносить  подобные  мерзости,   это   значит -  слишком  многое  уже   переплелось  в  этом  мире.    В мире,   в  котором    мы     все  живём.   В  мире,  который,  как  ни  стараемся,    мы  не  можем  познать  до  конца.  
 
Но  всё,   происходящее  вокруг  нас,   имеет,  как  ни  станно, своё, логическое,  объяснение...
Пауза. Выходит  на  авансцену.  
 
-  Вы  пробовали  когда-нибудь   ночью  нащупать  ногами  тапочки? В  темноте?  Вам  приснился ужасный  сон… вы  внезапно  проснулись  и  вам  необходимо  сходить…  понятно  куда.   Но  вам  не  хочется   включать  свет,  вы  сонные,  один  глаз  ещё  закрыт,  другой – лишь  слегка,  с  большим  усилием,  приоткрыт…  
 
Один  тапочек  нашёлся   сразу… вы   же  всегда,  уже  много  лет,   оставляете  их  в  одном  определённом  месте,  прежде,  чем  юркнуть  в  кровать,  к  жене…  или  любовнице! Поэтому,  просыпаясь  утром,   вы,    словно  снайпер,   не  глядя,   бьёте  прямо  в  десятку.  Двумя  ногами.  Сразу…  оп!   Однако   в  это  утро  вместо   десятки  -  жуткое  молоко:  правая  нога  упирается  в  небольшой,  жёсткий  коврик.  
 
Вы  начинаете  осторожно  прощупывать  пространство  вправо,  влево,    вверх,  вниз,  по  периметру…  Но  тапочек  упорно  не  хочет    надеваться  на  вашу,  уже  замерзающую,  босую   ногу.   Вы  упрямы,   вы  не  привыкли  отступать,   у  вас  скверный  характер,  вы  какой-никакой  руководитель  компании  по  продаже  свиных  ушей,   вы  злитесь…  хотите  найти  проклятый  тапок  и  облегчить  свой  мочевой  пузырь.  
 
Но  вас  вновь  ожидает  фиаско. Произнося  негромко,  чтоб  не  разбудить  жену...  или  любовницу,  необходимый  в  таком  случае,   дежурный  набор   суровых мужских  слов,    вы  поднимаетесь  и,  прыгая  на  одной ноге,  начинаете   передвигать своё  сонное  тело  всё  дальше  и  дальше  от  кровати,  обшаривая  другой - босой-  ногой,  словно  миноискателем,    свободное  поле  своей,  довольно  объёмной,   спальни,   надеясь непременно  отыскать  оборзевшего  вконец  наглеца  –   ведь  должен  же  он  где-то  быть! 
 
Не  украли  же   ночные  воры   этот,  пропавший  вдруг,   порядком  изношенный,     подарок  жены…    сорок  пятого   размера,   из мягкой  телячьей  кожи…  с  кокетливым   бубончиком  на  подъёме! 
 
 Наконец,  весь  продрогший,    вы  находите  этого…  криминального  типа.  Но    почему-то  далеко  не  только  от  кровати,  но  и  от  вашей  спальни. 
 
 То  есть  в  прихожей!   Долго  удивляетесь  -  как  он  мог  туда  попасть:  в  шкаф-купе,   на  верхнюю  полку,  в  ячейку    для  шляп?   Вынув  с  нескрываемым  злорадством  наглеца  из  его  уютного,  ночного,  гнёздышка,  вы,  отводя  душу,  лупите  несколько  раз по   его   бесстыжей, нахальной  морде,  спешно  натягиваете на  правую, окоченевшую  вконец,  ногу  и,  судорожно  прижимая  друг  к другу    коленки,      спешите поскорее  в    пункт  своего  конечного  назначения – туалет…     
 
Так  мы  познаём   окружающий  мир.  На  ощупь.  В  кромешной  тьме.  Иногда  удачно,  иногда  нет.    После  второго  "иногда"   очень  часто  бывает  лишь  темнота.  Сплошная.   Вечная…   Библия  учит  быстрее  находить  путь  к  истине.  Главное  -   успеть  этот  путь  найти,  не  потерять  драгоценное  время.   
 
ОН  отпил  несколько  глотков  уж  остывшего  чая. Взял  с  полки  небольшую    модель  корабля,  рассматривает.  Вдалеке,  тихим  фоном,  зазвучал  католический церковный  хорал  в  исполнении  женского хора. Играет  орган.
 
-  В  экстремальных  ситуациях   раскрываются  удивительные  черты  характеров  людей.  Многие   в  себе  таких  возможностей   даже    не  подозревают.  Думаю,  это  идёт от  огромной,  заложенной  в  человеке  Природой,  любви  к  жизни.   Ради этой  любви  они  и  совершают  свои  восхитительные  поступки.  
 
На  этом  Титанике,  уходящем  на  дно  океана,    до  конца   звучала  музыка.   Отплывающие  на  шлюпках  женщины  и  дети  слышали   божественные,  прощальные  гимны.  И  я  с  восхищением, глядя  на  модель…  погибшего  так  нелепо,    гиганта, каждый  раз  думаю:  какая же   мощь заключена    в   волшебном  мире  звуков,  если,  отправляясь  на небеса,  люди  думают  не  о  своей  погибающей,  бренной  душе,   а  о  ней,  святой  Богине  всех  искусств  -   Музыке?    
 
Внезапно  гаснет  свет,  смолкает  музыка.  Темно.  Голос  Шуры. 
 
ОНА.  Оппа…   Америка,  Европа!  Враги  народа  не  дремлют.      Ты  где…  суслик  мой?  В  могиле?
 
ОН.  Я  не   Радамес,   ты -  не  Аида,  Сашенька.  Нам  туда  ещё  рано…
 
ОНА.   Чо  будем  делать…  хозяин-барин?
 
ОН.  Барин здесь  давно  не  ночевал,  Шурочка.     У  нас  древнее,  плохо  отапливаемое,   помещение.    С     дырками  в  стенах,  зимой  дует…   У  них -  трехэтажные  хоромы   с  башнями  и прислугой.  Европейский  стандарт!  Миллионов  на  десять-пятнадцать  евро каждый  тянет.  
 
  А сколько  всего – не  сосчитать!   Один -  в  Америке,  другой   - в  Китае,  третий  -  в   Бангладеш,  четвёртый  в  Риме.  И  еще  на  Гавайских  островах…  они  там  любовниц прячут…   от  жен  миллиардерш.    
 
ОНА.    Если  найдут  -  пристрелят.  Или  яйца  отрежут… Может…  свечку   зажечь?  Или  лучину?
 
ОН.   Свечки  нет… вчера  сожгли последнюю.    Лучину  нужно  было  добыть  заранее…  
 
ОНА.   Я  жратву  принесла.   Её  выложить  надо,  ужин  сообразить…
 
ОН.   Сообразим  чуть  позже.  Не к спеху…  
 
ОНА/поёт/.  Ну  и  обстановочка!  Ну  и  обстановочка! По  Одессе  Вовочка  катит  фаэтон…   И  что   же  делать  будем  без   света… гусь  антикварный?    Так  и  жить…  в  вечной  мгле? 
 
ОН.  Беседовать.  Беседовать  будем,   Шурочка.  Абсолютная  темнота  располагает  людей  к  интересному  философскому  диспуту.
 
Пауза  Тишина. 
 
    - Почему  ты  молчишь,  Сашенька?  Я  сказал  слово,  ты  -   ответила.  Так  строится  диалог.  
 
ОНА.   Я  люблю  слушать   тебя,  Виссарик.     Одного.  Когда    ты  философствуешь…
 
ОН.  Я  не святой  Матфей  и  не Христос,  Сашенька.     Проповеди  -  не  моё  ремесло.  Я  просто  выражаю  мысль.  Я  думаю.    В  голове  моей  постоянно  что-то   происходит.   Это  процесс,  которым  я  управляю.   Мысль  - главный  инструмент  этого  процесса.  Она  имеет  свойство  развиваться.    Вот  и  сейчас…
 
ОНА.   И  сейчас,  и  потом,  Виссарик!  Я  всё  равно  буду  молчать.  Мне  так    удобнее…    Говори.  Говори один.    Ты умный,  а  я  дура.
 
ОН.  Ты  упрямая.  А  на  упрямых  воду  возят…  слыхала?
 
ОНА.  Не  пытайся  меня  разговорить,  Виссарик! Напрасный  труд…
 
ОН.  В  тебе  есть  черты  Гипатии.
 
ОНА.   Не  говори  ерунды.  Она  -  призрак,    потерявший  плоть  две  тысячи  лет  назад – всего  лишь. 
 
ОН.   И  три…  и  пять  тысяч  лет.   Я  всё  равно  любил  бы  её.   Как  люблю  музыку.   Музыка  и  Гипатия -  одно  целое.   И  это  целое  живёт   во  мне.  Его  не  разорвать!  /Пауза/.   Она  погибла потому,  что  была  упрямой!   
 
ОНА.  Упрямство -   классная  штука!    Умным это  нравится…  оно  их  возбуждает.    Думаю,  тебя  тоже,  Виссарик… ты  же  умный?
 
ОН.   Ладно…  оставим  пустой  спор.  Знаешь…  я кое-что  придумал!
 
ОНА.  Что?  
 
ОН.    Разговор  у  нас  не  идёт.   Спать   ещё  не  хочется.  Света  нет.  Ужинать  рано.   Не  будем же  мы  сидеть  в  темноте,  как  истуканы,  и  молчать.  Давай-ка,   займёмся…   любовью! 
 
ОНА.   Чего,  чего?   А  ну…  повтори!
 
ОН.  Любовью,  говорю…  давай,   займёмся!
 
ОНА.    Ну  ты…   суслик  амбарный,  даешь!  Чего  это  вдруг?
 
Хохочет.
 
Надо же…  потянуло.  На шестом-то  десятке?  С  какой  это  стати?
 
ОН.  Да  просто  так…  Бывает  такой… интересный    процесс…  иногда.  Между  мужчиной  и  женщиной. 
 
ОНА.    А  ты  не  забыл  -  как  это  делается?
 
ОН.    Я  вообще  не  умею…
 
ОНА.   Етишкин  корень!    Ты  что…  с  бабой  ещё  не  спал?
 
ОН.  Некогда  было.  Всё  как-то  я…  больше   этими   вот   вещицами  занимался.  И  потом…   я  стеснялся.
 
ОНА.    Правильно  делал!  Бабы- стервы!   Испортили  бы  тебя,  антиквара,  извели.  Забыл  бы  ты  своё…   хобби  мировое, если  б   хоть раз… под  юбку  залез.     Ну  харе…  А  как    ты  себе…  это  представляешь?
 
ОН.  Ты  о  чём?
 
ОНА.  То,  о  чём  ты  просил…
ОН.    А-а…   Помню  кое-что…  Из  книжек.  
 
ОНА.     Мама  гения  твоего…  Брамса,   до  сорока  лет   целкой  была…   ты говорил.     И  Гипатия,  я  думаю,    не  скакала  на  каждого.   Ты  противоречишь  сам  себе,    дружок,   и красивым  мыслям   своим о  музыке.  
 
ОН.  Мысль  возвышенна,  а   плоть  грешна,  это  верно.   Но  иногда…  знаешь…   
ОНА.  Нужно  выпить  холодной  воды.
ОН.  Выпил   уже…  
ОНА.   И  что?
ОН.  Разъярился  только…  Он  плотно  во  мне  засел…
ОНА.   Кто  - "он"?
ОН.  Змей  искуситель.   Так  и  крутит  всего…
ОНА.   А  ты  терпи.  Бог  терпел  и  нам  велел.
ОН.  Бог  далеко,   а  ты  близко.  Не  могу…
ОНА.  Ну  ладно,  так  и  быть…   Давай,  попробуем…  Где  ты  там?
ОН.  Я  здесь.  В  кровати  Марии  Стюарт.
ОНА.   Шуточки  у  тебя,  однако…  
Шуршание.
Что  ты  делаешь?
ОН.  Готовлюсь.
ОНА  /через  паузу/.   Разве    так  готовятся?
ОН.  А  как?
ОНА.    Штаны  сначала  сними…
ОН.  Совсем?
ОНА.  Совсем!
ОН.  Уже  снял.  Что   ещё?
ОНА.  Трусы…  если  есть?
ОН.  И  тоже  совсем?
ОНА.  Совсем…  ниже  колен, по  крайней  мере…
ОН.  Зачем?
ОНА.  Должна  быть  свобода.
ОН.   Свобода…  чего?
ОНА.   Действий!  Секс  любит  свободу.
ОН.  Уже!
ОНА.  Что  "уже"?
ОН.  Я  свободен!
ОНА.  А  теперь  проверь….
ОН.  Кого?
ОНА.  Не  кого,  а  что! Градусник  свой. В  нём  должна  быть  температура.
ОН.  Ой…
ОНА.   Что?
ОН.  Обжёгся!
ОНА.   Что…   Примус?
ОН.  Нет…    градусник!  По-моему,  там    уже   магма   кипит…
ОНА.   Ты уверен?
ОН.  Абсолютно!  Вот-вот  вырвется  наружу…
ОНА.   Дай-ка  я  проверю…
ОН.  Попробуй…  
Пауза.  Шуршание. 
ОНА.  Ты  прав.  Перегрелся…  Можно  начинать.
ОН.  А  кто  первый?
ОНА.  По  теории,  вроде  бы…  должен  мужик.  
ОН.  Понял.  Сейчас…     А  свет  включить  можно?
ОНА.   Нет.
ОН.  Почему?
ОНА.     В  сексе  должна  быть  тайна,  Виссарик.   Всё  происходит  на ощупь.   Руками…  и  другими  частями  тела.  Так  интереснее…
ОН.   Согласен.  Я  начинаю…
ОНА.  Ну  давай  уже… Только  под  правильным  углом.  Чтоб  напор  был хороший.
ОН.    Попробую…
ОНА.   Ой…
ОН.   Что? 
ОНА.  По-моему,  это  приятно…  
ОН.  Ещё  как…   Медельсона  бы  послушать…  "Сон  в  летнюю  ночь".    Можно дальше?
ОНА.  Можно!     Ага…    ощущаю!   Вот-вот…  пошёл  уже процесс…   Знаешь… если  ребёночек  будет…   сыночек,   назовём   его…  Архивариус…
ОН.  Почему?
ОНА.  Потому,  дурачок!  Я  же  люблю  тебя…  люблю…  люблю… ах!
 
Охи,  ахи,  стоны,  крики,  возникающие  обычно в   ситуациях,  когда  любовью  занимаются  не  богатые,  но  очень  темпераментные,  люди.  И, конечно  же,  музыка  любви...  
                                                
                                   ДЕЙСТВИЕ    ВТОРОЕ
 
Утро.   Декорации  прежние.   Он  один.  На  нём  костюм  вельможи  17  века.  На  голове  берет. 
 
          ОН.  Мне  хорошо  здесь  -  я  директор  музея…  никомуненужныхвещей.   Какое  длинное  название!    Таких   музеев  больше  нет.  В  нём  хранится  тайна -  разгадка    скорой  гибели  мира.     А  я  -  его  спаситель.   Не  думайте,  что  я  шучу.     Я  северный  человек.   Славянин.     Директор.    
 
Но  прошу  меня  не  путать  с  гениальным  евреем  Мишей  Нострадамусом.    Я  -  не  прорицатель.  Я  -  скупщик,    накопитель  мировых  ценностей. Архивариус  времён.  В  этом -  вся  моя  жизнь.   У  меня  нет  выходных,  я  не  получаю  зарплату.  Я  упорно  готовлюсь   к   торжественному  акту   -   спасению  людей!  Кто-нибудь  скажет -   чудак  какой-то!  Ишь…  чего  задумал -  спасти  человечество!  Как… каким  образом?  Сидя  в  этой  каморке?  Среди  этого  древнего хлама?    Вечно  бормоча  что-то  себе  под  нос?  Может  быть,  он...  сумасшедший  -  подумает  он… этот  "кто-нибудь"?  И  ошибётся.    Несомненно!  
 
Он не учтёт  одного:   человек  -  мыслящее  существо.  У  него есть  мозг -  и  это  даёт  ему  преимущество…  Нет -  не  перед  животными.  Животные умнее  нас.  Намного.  По крайней  мере,  они  не  убивают  своих  детей.  Не  пьют  водку.  Не  курят  марихуану.  
 
Не  расстреливают  людей  на  улицах  и  в  школах,   не  взрывают  домов  и   атомных  бомб  над  городом.   Не  расстреливают  мирных  демонстраций,  не   предают  друзей,   не  лгут  на  каждом  шагу,   не  совращают  малолетних,  не  занимаются  казнокрадством  и  не   берут  взяток.      Сидя  без  движения,  я  работаю.  Мои  извилины   выдают  продукт  -  мысль.   Мысль  материализуется,  превращается  в  фантазию,    затем  в  образ. 
 
 Оживает  пространство.  Начинается  действие.  Я -  полководец!  На  белом  коне!  Мои  солдаты  -  мои  мысли!  Их  много  и  они  послушны! Любой  приказ,  любое  желание – и  они  ринутся  в  бой!   Совсем,  как  в  песне:   мои  мысли  -  мои  скакуны!  Хорошая  метафора! Плохо  только  -  скакунов  становится  всё  меньше.  Не  у  меня – в окружающем  мире.  Перевелись.  Остались  в  основном  пресмыкающиеся.  Травоядные.  Они  ленивы  и  нелюбопытны.  Век  динозавров.  В  моём  храме  -  их  кости.  
 
 Всё  повторяется -   и  я  это  вижу.  Возможно,  видит  кто-то  ещё?     Не   знаю.  Не  уверен…   Мир  словно  сошёл  с  ума – хочет  всё  взорвать,  изгадить,  превратить  в  пыль,  не  оставив  даже  следов  былой  цивилизации.   Как  на  Марсе:   русла  рек,  морских  берегов  есть,   а жизни  -  нет.  Атмосферы – тоже.   Сколько  цивилизаций  уже  погибло – никто  не  знает.  
 
 Вселенная -  это  кладбище  цивилизаций.   Там  властвует  стихия.    И в  этой  стихии  -  мы,   жалкие  пылинки,  микробы  плесени,  случайно  возникшие  на  безбрежном  пространстве.    И  вот  эти  микробы  вскоре  должны   будут  погибнуть,  исчезнуть  навсегда,    пожрав  себя  изнутри.  Жуткое  зрелище  саморазрушения…  
 
Моя  работа невидима, но  мир  не    сможет  уже  совершить  возврата  от  глупости   к  совершенству.    Глупость  разрастается  стремительно,  как  раковая  опухоль.  Так  разлетаются, ускоряясь,   галактики  после  гигантского  взрыва  сверхплотной  массы,  накопившейся  в  тайниках  неведомых  нам пространств.   Я  созрел,  чтобы   остановить  эту   трагедию. Я  нашёл  ключ  к  разгадке  тайны.   
 
 Музыка -  единственное,  что  сможет  спасти  обезумевший  мир.   И  начало  этому  положу  я  -  архивариус.   Это  произойдёт  уже  скоро…   на  ваших  глазах.   Однако…   придется  пока  прерваться.  Я  слышу  шаги!  Тук-тук…  тук-тук-тук…  Да,  да…  это  Шурочка…   ангел  мой,  стучит  каблучками.  Утренний  визит  в логово  Бабы  Яги…   так  меня  Сашенька  называет.  /Смеётся  как-то  странно,  по-детски/.    
 
Прелестное  создание,  но  к  ней  нужен  подход.  Какой  именно?  Её  нужно…  удивить!  Чем-нибудь!  Непременно!  Мы  с  ней  придумали  такую  игру  -  удивлять  друг  друга!  Любовь  -  это  когда  удивляют. Каждый  день, каждое  мгновение! Тогда  любовь    становится  блаженством.   А ожидание  блаженства – чудом.  Вот  как  сейчас…  я  весь  в  напряжении -  вы заметили?  Седой  человек,  а ведёт  себя,  как  мальчишка.  Что  мне  Саша,  и  что  я -  Саше,  казалось  бы?  Случайная  встреча  на  улице…  два-три, ничего  не  значащих,  слова…    И  вот…  пожалуйста:    у меня  есть  теперь  не  только  Гипатия,  но   и  Саша,  а  у неё…  В  том-то  и  дело,  что  у  неё,  у  Сашеньки  моей,    -  никого!  Абсолютно!  
 
Она  сирота.  Подкидыш.  Так  и  выросла…  среди чужих  дядей  и  тётей,  которых  иногда  папой  и мамой  звала. Ей  так  хотелось,  чтобы  они  были…  её  родные  папа  и  мама,   но   они…  бездушные  особи,  так  и  не  появились.   А  потом   школа,  училище…  и  варьете.   То,  страстно  любимое  ею  с  детства,    место,  где  она поставила  точку  в  отношениях  с  этим  ****ским,  как  она  выражается,  миром.  Но  об  этом  потом,  чуть  позже…  не  сейчас…   Вот  они,  каблучки…   тук-тук,   тук-тук-тук…
 
Входит  Шура.  
 
ОНА.   Привет,  Одуванчик!    Как  ты тут…    без  меня?  Не  шалил…  с  Машкой  своей?
ОН.   Заливался  горючими  слезами,  радость  моя!    Где,  думаю,  так  долго    ходит-бродит  моя  Кассиопея…
ОНА.  Гипатия  я!  Гипатия  Александрийская! Номер  два…    славянского  разлива!  
Хохочет.  
Пока  ты  о ней   трындел   тут  с  утра  до  вечера,  я  прониклась к    этой  героической тетке…    большим  уважением.
 
ОН.    Правильней  будет,  Шурочка,    сказать   не  тетке…    это  грубовато  звучит, …  а  синьоре  или леди.   А,   в общем…    меня  очень  радует  твоё  признание,   любовь  моя.    Я и  сам  нахожу  между  вами  иногда…  много  общего.
 
ОНА.    Ты    чо,  архивар…  офонарел?  
 
Хохочет. 
 
Во,  бля…  сравнил!   Бродягу  сраную  с  богиней!  Она  же  там…  в  небесах  голубых  летает,     а   я -  на  мусорках…  в  говне  роюсь!  
 
ОН.  Я  в души  ваши  гляжу,  Сашенька.  В  глубины  ваших,    человеческих  "Я".  И там  ищу  мгновения,   безоговорочно   убеждающие   меня  в  моей  правоте.
 
ОНА.    Ну  ищи,  ищи…  лирик-холерик.   Можбыть,  и  найдёшь  чё  нить…Только  не  долго.  Я  вот  даму  одну   сегодня   сдыбала…  из  культуры.   
 
То ли  рулит  она этой  культурой,    то ли  бабло   с   неё  снимает.  Вылезла  из  шевроле  своего … бдядина,    мордописом   своим   кабаньим  вот  так водит… /показывает/,   а потом говорит…  так  ехидненько…  баритоном  своим  вонючим:  "Ты,  я  вижу…  имидж  свой  решила  сменить,  красотка?   Не захотела  быть  в  варьете?   Пела  бы  свои  песенки,  плясала, тёлкой    нормальной   была.    Приходи…  дура, если  надумаешь.  Я…  бла-бла-бла…  всё  забыла  и   зла  не  помню…".  
 
 Села  в  свой  драндулет  и  укатила…  сучара.  Думала,  побегу  я  за  ней  вприпрыжку?    Ага…  разбежалась!   Пусть  сама  кобелей  своих    жирных  обхаживает.   И  сзади,  и  спереди…  и  как  пожелают!   А   я…   если   охотка  придёт,  так  и  здесь   варьете  устрою…  верно,   жучок  ты  мой   сердобольный.  Святая  душа!      
 
ОН.  И  я  тебе  уже  не  раз  говорил,  Сашенька:  твоё  место -  на  сцене!    У  тебя  -  талант…
 
ОНА.     Аха…   Талантило,  талантуло,  по  башке  меня  турнуло!   Песенка  из  сказки,    где   бегают     салазки.   А  я  с  горочки…  ух!..  летела,    и  на  милого  глядела.     На  хрен  никому  талант  этот  сегодня  не  нужен.  И  пятака  никто  не  даст…  в базарный  день!    Так  что  забудь,  дружок,    навсегда   это   красивое  греческое    слово!  
 
Читает,  ёрничая.
 
Все   причалы  огни  
потушили,                                                                       
Горизонты  Норд-остом  
сквозят.                                                                        
Далеко  наши  яхты  
уплыли,                                                                         
Не  вернуться  уже  им  
назад…
 
-    Давай-ка,  займёмся    лучше   чревоугодием,  дружок!   Я  вот  тут…  деликатесик    один  поимела…  случайно  проходясь   по  Пикадил- ли…  вечерней  порой.    Будем  чаёвничать,  как    порядочные  буржуи.
Достаёт  из  сумки  баночку.  Читает.  
 
"Джем  клубничный…   французский…  370  граммов.  Цена  203 рэ".  Отгадай, Виссарик,  где  такое  богатство    я     заныкала?
 
ОН.   Трудно  даже представить,   дружок  мой!  Пела,  видать,  плясала…  Ты  же    умеешь…
 
ОНА.  Плясала  когда-то… это верно.  И  зал  стонал,  как  мачта-грот,   шумел  людской     мордоворот!  
 
Включает  плитку.  Ставит  чайник. Говорит  тонким  голосом. 
 
На  ворованном   ле****ричестве  пища  приобретает  особый…    нежно-романтический,   вкус…  хе-хе-хе…
 
Открывает  баночку,  нарезает  батон.  
 
        -  И  всё-таки  я  зыркну  когда-нибудь  на  этот…   зашоренный   твой  шедевр.
 
Намазывает  джем  на  ломтик   батона.
 
         - Меня  аж  выворачивает  всю  наизнанку:  какую такую…  фефёлу   наглую    ты  там  зафордыбачил…
 
ОН/морщится/.  Ну…  Сашенька,   девочка  моя  милая!  Я  же  неоднократно  тебя  просил:  не  употребляй,  пожалуйста,  таких…  ужасных,  некультурных   слов  в  своей  разговорной  речи.    Это  несовместимо  с  твоим  чудным,  божественным  обликом, твоей   нежной, непорочной  душой…
 
ОНА/даёт  ему бутерброд/. -Ой,  паки,  паки,  паки! - загавкали     собаки.  - Не  жизнь,  а  живопырка,  раздолбанная  дырка!  -   Меньше  нужно  было  тискать меня  в  гримёрках  и  офисах.  Еле  вырвалась…  из  гадюшника  этого.   А  теперь  я – свободная  птица!  
 
Вот  прилетела  к  тебе,  Иерониму  святому,   в  келью твою  древнюю,  клубничкой  потчую,  силы  твои  укрепляю.  Чтобы  смог  ты   чё  нить  сделать,  о  чём   жужжишь  мне    тут…  каждый  день.
ОН.    Не  жужжу -  рассказываю,  Сашенька.  О  больших, благородных  планах.  По  возвращению  в этот  мир  любви.   Её  так  не  хватает сегодня  людям.    И  нам  с  тобой – тоже.   Она  спрятана в  звуках  музыки,  в    красках  этих картин,  предметах   давнего  быта…  
ОНА.   Ты – один,  и  я -  одна,  выпьем  рюмочку  до  дна!   Коньячку  я  захотела,  птичкой  с  поля  прилетела!  Сказочку  слышал  такую?   Бежали  по  дорожке…  две  сороконожки.   Сдыбались.   - Ты   где  живешь?  Нигде…  А  ты  где?  А  я  -  напротив.   -  И  стало  им     тепло  и   уютно  в     их    убогой,  нищей   каморке.          
 
ОН.   Ну  почему  же  убогой…   почему  нищей,  Сашенька?   Здесь  нет  ни  одной,  самой  малой  вещицы,   которая  не  говорила  бы    нам  о  прошлом.  А  это  и  есть  самое  большое  в  мире  богатство  -  наше  прошлое!  Как  же  не  радоваться  нам,   не  гордиться,   зная  об   этом  удивительном, бесценным  приобретении,  сравниться  с  которым  не  может    ничто  на этой   Земле?  
 
ОНА.   Хорошая  песня...  только  длинная.    Я,  когда  слушаю  всю  эту  хрень,  всегда  думаю:  зачем  ты,  Виссарик,     каждый  день   душу  мою  тревожишь?  На  что  надеешься?     Что  я  стану  другой?   Перестану  бомжевать,  говорить  поганые  словечки,  петь похабные  частушки  типа  /поёт,  приплясывая/ :  
 
Где  Катюша?  Кати нет…  
Катя  делает  минет!  
Нет  у  Катеньки  прописки,  
Зато  есть  у  Кати  сиськи!
Рядом  с  нею -  Зинка дура,
У  ней  лифчик  от  Кутюра!
Сися  моя,  сися,  
Веселей  трясися!
Эх,  сися моя, сися,
Баблом  оборотися!
 
 
Вышли  девки  за  село,
Доставай,  мужик,  бабло!
Наши  девки  не  горюют –
Девки  сиськами  торгуют!
Сися  моя,  сися,  
Веселей  трясися! 
Эх,  сися моя, сися,
Баблом  оборотися!
 
Или  ты  хочешь,  чтоб  я  вернусь  в  этот  ****ский  притон  с  красивыми  афишками  за  стеклом?    Не  жди,   Виссарик,   этого  не  будет.    С  этим покончено.  Навсегда!   Там  нет  людей.   Там  сейчас  одни  обкуренные  морды,  шлюхи  и   педики!    Все    приличные  люди  остались  в том прошлом,  о  чём   ты  сейчас  мне  талдычил.   И  сам  ты  тоже  любишь   его…  это   древнее   время,  больше  всего  на  свете  -  там  ведь  живет     твоя  богиня…  Гипатия…  не  так  ли?
 
 А    на  сегодняшний  Мухосранск  ты  забил,  как  и  я,    большой  и  красивый…  сам  знаешь  что.   Так что  мы  с  тобой квиты,  дружок,  и  делить  нам  на  этой  грёбаной   станции    Раздолбуево  нечего.    Давай-ка,  лучше…  удивляй  меня!  Мне  нравится  больше,  когда  ты  со  мной…  игры  свои  заводишь.   У  тебя это  так…  классно  выходит.   Ну…  чё   уставился, как   Наполеон  на  москальский   Кремль?  Я  не  икона,  а  простая  девушка   Саня,  мне  хочется  хлеба  и  зрелищ!   
 
Хохочет.  
 
Взяла  в  руки  кастаньеты,    накинула  шаль,  встала  в  позу  танцовщицы.    Он  быстро  находит  нужную  пластинку,  ставит  на  диск  граммофона,  предварительно  подкрутив завод.    Звучит  зажигательная   бразильская  самба.  
 
-  Хочу  сегодня  удивить  тебя…   Виссарик!   При  условии,   что  и  ты поддержишь  мою  хип-хоп  компанию!
 
Танцует. 
 
ОН.   Непременно…  непременно,  Шурочка!  Ты -  в  отличной  форме! Айседора  Дункан!    Божественно…  неповторимо!   Продолжай,  продолжай,  любовь  моя,   не   сбивайся  с  ритма!  Я  сейчас,  сейчас…  лишь  подберу  костюм.   У  нас  получится…  славный  дуэт!
 
Убегает за  кулисы.    Она  продолжает  танец.  Появляется   молодой  человек.    Это  Сергей  Удальцов.  Он  весьма  удивлён  происходящим.  
 
СЕРГЕЙ.    Не  понял.    Это  что  за  кордебалет?  Девушка…   остановитесь!  Да,  да…  я  к  вам  обращаюсь!
 
ОНА/не  останавливаясь /.   Ты  откуда…  чучело?    Квартирный  вор?    
 
СЕРГЕЙ/включаясь  в  танец/.   Наглость – второе  счастье.   Устроить  здесь… этот   стриптиз  -  и  меня,  хозяина,  чучелом  обозвать?  
 
ОНА.   Ты…  хозяин?!    
 
СЕРГЕЙ.    Факт!    Это   была   квартира  моего  дяди.  А  теперь  -  моя.   По  наследству…
 
ОНА.    Врёшь!   Здесь хозяин  другой!  Архивариус  он…  собиратель  этих  вот  штучек.   И  Зовут  его…   Виссарион!  Виссарион  Ильич,  если  точнее…  понял?
 
СЕРГЕЙ/остановился,  смеётся/.   Вас  развели…  девушка!  По  полной!   Вот…  взгляните!  /Показывает Шуре,   прекратившей  танцевать,  паспорт/.      Видите…  я  здесь  прописан.    Живу,  правда,   в  другой  квартире,    на   Арбате.   Но  иногда  наведываюсь    сюда.   Проверяю…  всё  ли  в  порядке?  Не  проник  ли  случайно  кто?    Вы обратили  внимание:   здесь   везде  стальные  двери,  на  окнах -  решётки.   А  это   потому,    что всё-таки  много  ценностей…   
 
ОНА.  Да  твои  ценности   мне  до  жопы!   Я  другое  хочу  понять…
СЕРГЕЙ.  Что  именно?  Говорите…   я  слушаю!
ОНА.   Он   же  так  красиво  мне  верзилку  правил…  
СЕРГЕЙ.  Вы  это…  о  ком?
 
ОНА.  Да  о  нём  же… который   Виссарионом  назвался!   Он  сразу  застолбил:   люблю  Гипатию…   и  музыку      хочу   вернуть…  в этот   примаханный   мир.    Выходит…  меня  опять…  кинули?
 
СЕРГЕЙ.   Не  знаю,  девушка,   не  знаю…  Мне  трудно  судить…    Я,  видите  ли,    не  знаю…  сути предмета.  И  давно  вы  с  ним…  здесь,  в моём  доме?
 
ОНА.  С  кем?  С  Виссариком?
 
СЕРГЕЙ.  Ну  да…  с  этим!
 
ОНА.  Несколько  дней…   Увидела  на  улице…  Идёт…  бормочет  что-то  под  нос,  никого  не  видит.  То  ли  косит  под   шиза,  думаю,  то  ли  правда  шиз?   Но  что-то  колупнуло…  там,  внутри.    И    пошла  за  ним.  Потянуло…  словно  магнитом.   Так   и  дошла…  до  этой  древней  хазы. Сама  навязалась…  дура!  Показалось  мне…  есть  в  нём…    этом  чирикале  смурном,  что-то  такое…     чего  нет  у  других.   
 
СЕРГЕЙ.    И  что - нашли…    то,    "другое"?
 
ОНА.  Представь  себе… да!  Он  увлёк  меня…  своими  речами  заумными…  этот  гномик  седой.  И  главное -  своей  любовью…  к  Гипатии.    Гипатии  Александрийской!
 
СЕРГЕЙ.    А  это…  кто  такая?
 
ОНА.    Да  была  одна…  тётка.    В  давние  времена.   Умная  сильно…  Сократа  на  каждом  шагу  прославляла…  и  ученика  его,   Платона.   А её   поймали…  черепками   порвали   на  части…  и сожгли.    Возле  церкви.   Вот я и захотела  понять -   как  же  так?  Разве  можно    человека…   казнить…  за  ум  его?    За  то,  что  хочет  он  жить…   по-своему?   
 
СЕРГЕЙ.     А  по- своему… это  как?
 
ОНА.    Красиво,  значит…   Послав  всех  на  хер!   И абсолютно  свободно!
 
СЕРГЕЙ.  На  счёт  красиво  -  с  этим  я  согласен.  Но  вот    послать  всех…  как  Вы  сказали… "на  хер"?   Здесь  я  могу  поспорить.  
 
ОНА.  Это  почему же?
 
СЕРГЕЙ.   Убеждён -   свобода  портит  людей.   Они  просто не  знают -  что  с  ней  делать:  то  ли  грядки ею окучивать,  то ли  пирожки  из неё  печь? Смотреть  на  такого…  абсолютно  свободного  человека  или  в  книжках  о  нем  читать,  безусловно, приятно.  Он  производит  впечатление,  увлекает  своей   смелостью,  умом,  сильным  характером.  Но  вот  жить  с  ним  вместе…  тем  более,  если  этот  человек – женщина -  я  думаю,  не  очень  легко…  
 
ОНА.     Да  ладно…    Бабы  тоже  бывают  разные.  Если  бы  я  была  мужиком,  например,  я  бы,   как  Виссарион…  
 
СЕРГЕЙ.    Странное  имя,   между  прочим.   Виссарион…  да  ещё Ильич?   Культом  личности  попахивает…
 
ОНА.     Кончай  бараг0зить…  муфлон!  Имя -  как  имя.     Правда,  длинное.  Но  красивое.  Я  его,  вообще-то,    Виссарик  зову… мне  так  больше  нравится.     А   Ильич  -  от  папани...   террориста  на  весь  чердак.    Он  за  старьё  его  линчевал…  когда  в  дом  свой  таскал…   рухлядь  всю  эту…  в  детстве   ещё.  Так  вот:    была  б  я  мужиком,  я  бы  тоже…  
 
СЕРГЕЙ.   Ну  что?   Говори!
ОНА.     …   влюбилась!
СЕРГЕЙ.    Продолжай!   В  кого?
ОНА.   В  Гипатию  эту…
СЕРГЕЙ.    Уф-ф…   Мда…  
ОНА.  Что?
СЕРГЕЙ.  Ничего…   Просто  думаю…
ОНА.  О  чём?
СЕРГЕЙ.    О   Гипатии…
ОНА.  Ты    чо…    тоже  запал?  
 
Хохочет.
 
СЕРГЕЙ.   Да  нет… ты  не  поняла…
ОНА.   Тогда  объясни!
СЕРГЕЙ.  Скорее всего…  ты хотела  сказать…
ОНА.  Ну…  чо?  Давай,  давай…  не  мычи!
СЕРГЕЙ.    …  что  так  же,  как  он…
ОНА.   Ты  меня  уже  задолбал…  гвоздодёр!    Ну  говори  же!
СЕРГЕЙ.      Сейчас…  дай  собраться  с  мыслями…  
Пауза. 
-    Скажи…  как  тебя  звать?
ОНА.   Шура  я.    Шура  Брик.    Бомжиха.    А    тебя  как?
СЕРГЕЙ.  Сергей   Удальцов.    Меценат.  Бабла  полно,  а  куда  девать  -  не  знаю.  
ОНА.     Трепло...  А   на  самом  деле?
СЕРГЕЙ.  Студент  политеха…  числюсь,  правда,  только.  А  вот   КАВЭЭНы    -  люблю!
 
ОНА.    Оно  и  видно…  У  вас  это  семейное?
СЕРГЕЙ.  Что  именно?
ОНА.     Фордыбачить    вот  так…     по-чёрному…
СЕРГЕЙ.  Не совсем.  Дядя  приколы  любил.  Он  начальником  был  большим…
ОНА.  Министром?
 
ОН.    Не  важно…    Бабла   у  него  было  -  как  тараканов  в  помойном  ведре!  Так  он    его      в  землю…  вагонами  загонял!
ОНА.   Иди  ты…  знаешь  куда…  со  своим…  трепогоном!    Нормальным  языком  можешь  мне  объяснить?  
 
ОН.    А  я  нормально  и  объясняю!   Земля  -  это   что?  Это   тот   продукт  природы,      что  всегда   в  цене.  И  с  каждым  днём    он    всё   выше  и  выше…  этот  продукт,  земля  то  есть!  А  на   ней…   на   земле  этой…   хавир    разных  -  море!   Куда  ни глянешь  -   торчит  что-то…  с  башенками    изумрудными,  в  позолоте  -  или  без!   
 
 Так   у  него,   у  дяди  моего,    финт  любимый  был…  по левому  краю!  Где-то  что-то  высмотрит…  что  скребанет  его  по  душе,   на    "бентли"   своём    серебристом  в  управу  подкатит…   и   бабки -  на  стол! Заверните,  говорит!  Хочу,  чтоб  это   было  моё!
 
ОНА.  А  если  там  люди?
 
ОН.  По  барабану!     Натура  такая   была:   сказал –   как  отрезал!  Если  мало -  могу  добавить…  и  весь  разговор! Никто  не  мог  устоять…   против  его   "хочу"!   Ну,  вот…  присмотрел он  и  этот   дом. А  в нем -  старец  жил.  Антиквар…  я   к  нему  пацаном потом   прибегал…  из   любопытства!  Живёт  человек  -  и  не  знает:   давно  уже  куплено  всё…  вместе  с  ним. 
 
 А  он  сидит…  жизни  радуется,  цяцьками  своими  древними,    словно  дитя  малое,  забавляется…   
 
ОНА.   Извини,  конечно,  но…  *****  он  был,  твой  дядя.  Оторва!   Так  с  людьми  поступать  нельзя.  Криминал это подлый…  
 
ОН.   А  при  чём  здесь   мой дядя?   Время  такое   пришло:      каждый  варил   бабло,  как  мог.   И  он  -  как  все!  Глобусом  своим  пошевелит… смотришь – и   приплыл  миллиончик-второй!   Затем -  по  новой:  пошерудил  веществом своим  серым  -   ещё  миллиончиков  десять  пришло!  Пошевелил   ещё  раз…   уже  напряжённее   -   и  уже  на  миллиард  потянуло!  В  общем,  весело  жить  умел.  
 
 А  вот  антиквар  был -   совсем  другой!  Возраст  примерно  один,  а  нутро…  абсолютно  другое!  Увидит  меня  -   не  знает,  куда  посадить  и  что  показать?   Это  - из   древнего  Рима,  говорит,    гравюра,  а  это – меч  Македонского…   А  о  бабле – ни  слова!  Ни  намёка даже  какого…  Недавно    концы  отдал.  И  стало   мне…    так  жаль  этого  чудика.    
 
Сам  не  знаю, почему…  Я  ведь  ему    ничего  не  сказал  тогда…  что    купленный  он   был… вместе  с   музеем  своим.    А    потом  я  нашёл здесь…   вот  этот  толстенный  талмуд!
 
Достаёт   из стола  объёмный   свёрток.
 
ОНА.  Покажи!  
 
Берёт у  Сергея  рукопись.  Смотрит,   листает.  
 
ОН.   И  у  меня  появилась  идея…  Думаю:  нужно  как-то  этого  милого  старца…  на  пьедестал  возвести.    Уж  слишком  он  был  бесхитростным,  чистым  каким-то…  таких  сейчас  нет.
 
ОНА/читает/. " Я  влюбился  в  неё  с  первого  взгляда.  Вернее…  с  первого  факта.  Как только  узнал:     она   одна  - и целая  свора   тупорылых,  кровожадных    убийц.   Богиня! Не  испугалась!   Не  дрогнула,  не   попросила  пощады!  Могу  же  я,  чёрт  возьми,   позволить  себе  любить  такую  женщину!" /Продолжает  читать,  беззвучно  шевеля  губами/.  
 
ОН.    Но  главное:    чтоб   там…  на  постаменте,  Гипатия   вот  эта,  которую  он любил,   рядом  с ним     была.  И  крыса  Машка… которая  Брамса любила   слушать…
 
ОНА/читает/.    "Мне  кажется  иногда,  что  я  проживаю сразу  две  жизни.   Одна…  которую  знают  все  - это    внешняя  жизнь.  Ничем  не  примечательная…  серая,  скучная  жизнь  антикварного  червя.  А  другая  -  которую  не  знает  никто,    то  есть  внутренняя.    И  в  этом…  внутреннем  мире    я  живу  один.  Он  закрыт  для  всех…"
 
ОН.   И   тут  подвернулся  случай…  У  меня  друган  есть …   художник,  студент  Академии  искусств.  23  года  ему,    как  и  мне…  картины  гонит  под  заказ…  за  бугор.   Зелени – море,  а  подруги  для  жизни  -  нет! 
 
ОНА/читает/.   "Сейчас  придёт  Танюша…  Она  всегда   приходит  ко  мне  в  это  время.   Каждый  день!  Знаете  почему?  Потому  что  в  ней  живёт  дух  абсолютной  свободы.  Как   жил  он     когда-то  в   Гипатии.  Как  живет  он  и  во  мне.  Это  нас  объединяет.   Всех  троих!  Маленький,  тайный  "Союз   спасения"   декабристов!"  
 
СЕРГЕЙ.  И  надо  же  было  такому  случиться - запал  он…  дружок  мой,  на  спектакле  одном…  на   актрису! Солисткой  она  была…  примой…  в   театрике  этом  дешёвом.    И  стал  он  носить  ей  цветы.  Каждый  раз,  на  каждый  спектакль!  Носит  ей  цветы,  носит…  белые  розы,    австрийские,   23 штуки…  с  намёком на  возраст  свой.  
 
Передает   их  через вахтёршу…  вместе  с  записочкой  золотом,    а  она  -  ни  гу-гу!  Ни  писка,  ни  шороха…  ни  намёка   какого… на  интерес  к  любителю   роскоши   …  на   300  "уе"      букетик   каждый   тянул!   Словом,   время  идёт,  надежда    Ромео  тает,      а  результат – нулевой!  Ну,    я  и решил  подмогнуть…  
 
ОНА/с   насмешкой  смотрит на  Сергея/.  То  есть  ты  хочешь  сказать,  что    он…    приблуда     этот  патлатый… шпарил  мне  текст…  по этой    вот  книге?
 
СЕРГЕЙ.  Ну  да!   Только  имя   Таня   заменил…   на  твоё! Ты  же  артистка,  а  он -  ни  бум-бум /стучит кулаком  по  лбу/  в  этом  деле!  Вот   я  талмуд этот  в  руки  ему   и   подсунул.  Вперёд,  говорю,  гардемарин! Садись   за  стол,    зубри  рукопись эту древнюю…  чтоб  буква  в  букву  - и  развивай  образ!  По-Станиславскому!
 
ОНА.   Погоди,  погоди,  дружок…   По  какому  Станиславскому?  
 
СЕРГЕЙ.   А  их  что…  несколько  было?
 
ОНА.  Да  нет,  вроде  бы…  Один…  Константин  Сергеевич  который… 
 
СЕРГЕЙ.   Ну  вот…   Он  же…  этот  Константин  ваш…   "Не  верю!"  всё  время  бубнил!  Почему  и  стал  знаменитым.  Не  верю,  орёт,  - и  всё,  хоть  ты  тресни!    А  почему?  Потому  что  правды  хотел…  там,  на  сцене!   Вот  и  я…  Сиди,  говорю,    Казанова,  входи    старательно  в  образ…   этого  чудика.  Чтобы  стал  ты  им,  этим  архивариусом,    во  всём:  в   мыслях…  походке  своей…    движениях  разных…  
 
Ну,    и  патлы,  конечно…    грим  придумай,  морщинки  разные…  ты  же  художник! Набирайся,  говорю,  всего  этого  мусора  антикварного…  по завязку!  Коси,  в  основном,    под   заумного  мена!  Ну…   что-то  вроде  дяди  с  приветом.     А  когда    говоришь -  то   как  бы  не говори,  как    все  нормальные  пиплы,   а…  мычи:  му-у…  бу-у… херр-му-у…   И    ещё   бормочи   про  себя  иногда     под  нос  тихонько…   непонятное  что-то /показывает/!  Ну…    когда  по  улицам  будешь…  потом ходить.    
 
ОНА.  А  зачем  ему…  художнику,  вся  эта  полова  твоя  была  нужна?  По  улице  ходить…  му-у…  бу-у…  херр-му-у  бухтеть…   морщинки,  патлы выдрючивать,  косить  под    придурка  заумного… /показывает/  - зачем?
 
ОН.  А  затем!  Расчётец  здесь  конкретный   был…  с  моей  стороны!  Сыграешь,  говорю    я  ему,  стопроцентно…     в  натуралку  архивара  этого  -  глядишь…  фифа  та,  из  варьете…  которая  на этой   же...  Пикадилли  лесной,  моцион  вечерний  принимать  любит,   -   и западёт    на  тебя   однажды!  Они  ведь  тоже   там  все…     в  этой  своей…  особой  среде,    слегка    с  приветом!
 
ОНА.   Это  кто - с  приветом?
 
СЕРГЕЙ.  Я   хотел  сказать  -  они…  актёры,  тоже   любят  глючить  иногда…  шизовать   то  есть.   Ну…  как  бы  по  жизни  у  них  это  идёт!   Не  поняла?  Объясню!    Вот  ты,  к  примеру,  была примадонной?  Была!  Да  ещё какой!  Весь  Бродвей  на  ушах  стоял!  Конная  милиция…  фаны    настырные…  папарацци!  И   вдруг…    стала      бомжихой!    Спрашивается  -  зачем?  
 
ОНА.  Не   твоё   это  собачье  дело,  наследник!   Надо  было  -  и  стала!  Это  моя  жизнь – не  твоя.   И совать  своё  рыло  туда  не  советую  -    понял…  говнюк?
ОН.     Угу…  понял,  что  бронхит  крокодила  донял.  Да  и  как   тут  не  понять:  шёл  к  себе  домой,  а    попал…  в  разборку  тупую,  из  которой  выход  один:  нужно   срочно  звонить  ментам…  /Достает  мобильник/.
 
ОНА.   Перебьешься…  цивил!/Выхватывает  мобильник/.  И  менты  твои  пусть  отдохнут.  В  следующий  раз   грохну…  вот  этим  крутым  филипсом,    по  твоей  тупой  башке!  /Возвращает  мобилку/.  Говорил    ты  долго,  дружок,    а  теперь  слушай  -  что я  тебе  скажу.   Но  сначала  ответь  мне…   Шуре    Брик,   на  пару  вопросов! 
 
ОН.    Давай,  валяй…   господин  Достоевский!  Только    попрошу  вас,   уважаемый  эмиссар…  республики  ШКИД, больше   мне   не  хамить!
 
ОНА.    А  ты  мне  условий  не  ставь…    бебис     буржуев!  А  не  то    быстро    пропишу  в  другом…  таинственном  месте,  откуда   уже  не  приходят.  И  воще:   ты  знать  должен,  с кем  дело  имеешь…  усёк?   Так  что  заткнись…  и не возникай! Вопросы  буду  задавать  здесь   я!  Вопросы   первый:     ты  чо…   красавчик,    хочешь  сказать  мне?  Что  тот,   который  здесь…  тусовался   со  мной,   вовсе  не   твой  дружок,  а  другой…    жиган  случайный  какой?   Примаханный  поц?  
 
СЕРГЕЙ.  Совершенно  верно!  Именно  так,  как  Вы   только  что,  весьма  красочно,   нарисовали:    жиган…   и  примаханный!    Иначе  и  быть  не  может!
 
ОНА.    Почему   так  думаешь?  Какие  факты  имеешь?   А  вдруг  он… порядочный  человек?   Образованный… начитанный…  интеллигентный.    Но,    по  внезапной   причине, от  него  не  зависящей,   ставший  бомжом?  Таких  вон…  прокинутых  оборванцев,  миллионы    уже  по  дорогам  и  скверам  нашим  мытарится. Да  и  за  бугром  их  -  не  меньше…   если  не  больше.
 
СЕРГЕЙ.   Знаю,  что  ходят  повсюду…  просят  на  хлеб.    Вижу…  не  слепой.  Подаю…  иногда.   И  вообще  считаю – стадо  это…  не  виновато,  что  такое  оно  большое  и  вшивое.  Что  кто-то  должен  будет  за  это  всё  же  ответить!  Но,  тем  не  менее,  -   порядочные  люди,  Шура,    в  чужие   дома     не  лезут!  Это -  во-первых!   
 
Во-вторых!   Художник,  которому  я  всё разъяснил  подробно,  как  другу,  из  самых  добрых  побуждений,  послал  меня…  подальше  - и  свалил  за  бугор.    Да,  да…  представь  себе!  Не  захотел  в  эти  "Кошки-мышки" с  тобой   играть!  Выставка  там…  видите ли,      у  него. Персональная!  Прислал  эсэмэску.  Вот…  полюбуйся!  /Засветил  дисплей  мобилки. Читает/. "Грандиозный  успех  в  Париже! Раздаю    свои    интервью,   дарю  улыбки  милым  французским  дамам.  Роман  Чуднов".   Как  тебе  это  нравится?
 
Слышны  торопливые  шаги.  
 
ОНА.  Дарит…  говоришь?   Или,  всё  же,    косит  под  шиза…  как  ты  научил?   Вот  что…  прописанный!  Сомнения  у  меня  есть…  в  твоей  правдивости.  Поэтому  на    второй  вопрос  ответ   получать  я   буду…  уже не от  тебя!     А    ты     на  время…  стань   Муму.  Исчезни  то  есть…    Спрячься  вон  там…  за  ширмой!    
 
СЕРГЕЙ.  Намётано!  Классный ход,  между  прочим!  /Шаги  приближаются/.   А  вот  и  он…  твой     милый   дружок!  /В  зал/. Хотел  бы  и  я  с нетерпением   выяснить:  в  Париже  он…  этот  летучий  голландец,      или  здесь,  в  музее  этом  древнем,   воду  мутит?
 
Прячется  за ширму,  оставаясь  в  поле  зрительного  контакта  с  залом.  В  будущем  он  будет  активно,  жестами  и  мимикой,  комментировать  события.  Вбегает  Виссарион  Ильич.   
 
ОН /запыхавшись/.  Сашенька…  извини,  ради бога…   Ужасные…    нелепые  обстоятельства  возникли  на  моём  пути!   Уфф…  притомился  малость…   сейчас…  позволь,   я  выпью  воды! /Делает несколько  глотков  из  чайника/.  Это  костюм  знаменитого  испанского  танцора  Диего  Надаля…  семнадцатое  столетие - понимаешь?   У  меня  прекрасная…  феноменальная  память на  вещи, даты,    форму,   стили…  
 
И вдруг – о,  боже! -  я  чувствую,  что  не  могу  от  волнения  вспомнить  -  где,  в каком    именно гардеробе,    сундуке…  или  какой  корзине  я  поместил  этот…  уникальный  памятник  эпохи  Людовика   Четырнадцатого?  Узнав  о  славной  победе  войск  над имперским  городом  Страсбургом,  Король  Франции  заказал  пышный  придворный  бал.  В честь  героев!   
 
И  его  любимец,  Диего  Надаль, блестящий  виртуоз  своего  дела,   целый  час,      поражая  присутствующих    изумительным   рисунком  движений  и высочайшей  техникой,   танцевал  героический  фламенко!     С  тех  пор  он  стал  знаменит  на  весь  мир!  А    этот  костюм  хранился   в  мадридском  музее,   в  специально  созданном  для него  стеклянном  пенале.    С  большими  трудностями  я    приобрёл  его…  путём  обмена  на  другую  бесценную  реликвию  древности.  
 
И      так  надёжно  запрятал,    что  едва   отыскал…   среди  костюмов  испанских  вельмож  того   же   времени! /Смеётся/.   Но  все  трудности,  Сашенька,   уже  позади!  И  теперь  я  готов  составить  тебе достойную  пару  в  твоём…  зажигательном    самбо!  
 
ОНА.    Спасибо,  Виссарик,  но…
ОН.  Я  знаю…  знаю,   Сашенька,   что  поступил  ужасно…  Но    я      должен…  непременно  должен    удивить   тебя  сегодня…  как  мы  договорились!     Давай…  начнём  сначала!   Я  постараюсь  не ударить  лицом  в  грязь.   Самба -  это  абсолютное  слияние  движений тела  и  музыки! 
 
 А  ведь  именно  музыку  я  мечтаю  вернуть  в  этот  мир!  Музыку  и  гармонию.   И  ты  увидишь,   что   могу  я  тряхнуть  ещё  стариной!  Какой    прочный  камень  мы  заложим  с  тобой   в  фундамент  будущего  светлого  здания…
 
ОНА.    Да…  всё  правильно,  Виссарик,  я  совершенно  не  сомневаюсь  в  твоих  талантах.    И  светлое  здание  мы,  безусловно,  сможем  с  тобой  соорудить.  Но   дело  в  том,  что… здесь…  только  что…  буквально  пять  минут  назад…  
ОН.    Что…  Машенька?  Вновь  вылезла из  норы  своей Машенька?   Вот  проказница…  не  может  без  музыки…  Придется  её пригласить  посмотреть  наш чудесный  танец…
 
ОНА.   Нет,  Виссарик…     Машенька   не  вылезла,  спит  она  уже,   вероятно…  вместе  с  детками.   Здесь  дело  совсем  в  другом.  Здесь… в  твоей  комнате,  только  что…  перед  твоим  приходом,    я…  совершенно  случайно,  обнаружила…
 
ОН.   А-а…   понял,  понял  -   это  был  сосед!  Вот  шалапай!  Он любит  делать  мне  иногда  такие   сюрпризы:   заходит   тихонько  так… без  стука,  вроде  человек-невидимка  какой.   И  стоит,  хитрун,  не  шелохнется  даже…  за  моей  спиной!   А  потом…  тихонько  так -  торк  меня  за  плечо!  Да, да…  играем   мы  с  ним  иногда…  в  шахматы. 
 
 Седой  такой…   импозантный,   высокого  роста…  На  Ди  Каприо   чем-то смахивает… постаревшего,  правда,   слегка.  Бывший  врач,  а  ныне  - политикой  занялся.  На   митинги  ходит,  флажками  размахивает…      Олег  Степанович   его  зовут…   Лежебок. 
 
ОНА.  Нет, Виссарик,  не  сосед  он  Лежебок.  И  на  Ди  Каприо  тоже   не  тянет.  Даже  постаревшего. Да  и к  политике  вряд  ли  склонность    имеет. И  вообще… он  не  дышит  даже…  а  шуршит  только!  Вот  так:  ш-ш-ш…  шиш-шиш-ш-ш-ш-ш…    как змея  по  траве…  Потому что  он… 
 
ОН.   А-а…  понял!   Я  всё понял,  Сашенька!   Гришка  это…  кобель…    любовник  Машкин!     Из  соседского   дома!    Морда – во!  Зубищи – во!  А  на  хвосте – во-от  такенные    бородавки!  Повадился…   стервец,   меры  не  знает…   каждый  день:   с утра  подскочит,  а потом     ещё…  и    под  вечер!
 
ОНА.   И  на  Гришку  беспутного   он  тоже   совсем  не  похож,  Виссарик. Ни  сзади,  ни  спереди,  ни  сбоку,  ни  хвостом  своим  с  бородавками… И  вообще  он… ходить не  умеет.  Потому  что  он…   потому  что  он,  Виссарик,     почему-то…  оказался  вдруг  в  таком   месте,  где  его  никак  не  должно  было  быть… 
 
Плачет.  
 
ОН.   Что    с  тобой,    девочка  моя!  Кто  тебя  так  напугал?   Не   плачь…  не  надо!  Мы  сейчас  всё  выясним,  во  всём    разберёмся,   разложим  по  полочкам…   Я…  маленький  человек,  седой  архивариус,    пережил  за  эти  дни  столько  сладких  минут  неземного  счастья,  каких не  было  у  меня  никогда…  за  всю  мою  одинокую  жизнь!  И это  чувство  живёт  сейчас  постоянно  здесь…  в  моей  груди,  согревает  моё   старое  сердце…  и  делает  каждый  миг моей  жизни…  светлым  и  радостным.
 
И  я  не  хочу  терять   это,  Сашенька!  Не  хочу  пережить  катастрофу,  после  которой  быть  уже  ничего  не  может. Потому  что  не  может  быть уже  самой  жизни.  Сейчас…  сейчас  мы  вытрем   эти  слёзки,  Сашенька,   они  совсем  нам  не  нужны…   ведь  правда,  нежность моя…  ведь правда?  И мы  будем…  будем    счастливы  с  тобой…   мы   непременно  будем  счастливы!    Мы  будем   теперь  до конца  дней  своих    неразлучны  с  тобой…  моя  любовь,  моя  ненаглядная  девочка…
 
Плачут  уже  вдвоем,  обнявшись. 
 
ОНА.   Как    приятно  мне  слышать  такие  слова,  Виссарик,  если  б  ты   только   знал!    Ведь  что  я вижу  за  целый  день?    А  ничего…   мерзкую  жизнь,    которую    жизнью  назвать-то  никак  нельзя.   Идешь… зыришь  по  тем фиалкам, ботлы  сортируешь,   бомжей   гоняешь…  в   мусбаках  ревизию делаешь.   Роешься  в  этом  дерьме  целый  день…  и думаешь…  думаешь…  мечтаешь…  
 
 /Встала,  в  луче/.  "Вот   закончу  я   рейд…  по своей  законной  базе,   снесу  всё  Ваське  Хромому… в  утилку,  копеечку  в  карман положу.   Подмарафечусь,  конечно,    слегка,  патлы  свои   немытые  приберу  -  и  в  супермаркет… шасть!  Как  почтенная  дама -  зайду…  из  себя   важная  вся  такая…  Все  смотрят  на меня,  удивляются…   моей  небесной  красе.  
 
 Зайду… возьму…  соразмерно  дневного  дохода…  с  полочки  деликатесик  какой   приятный,  заплачу,  конечно,  как  все  -  и  бегом  к  Виссарику,  в   кундейку  его  уютную…  с  Машкой-блудницей  в  норке,  что на  Брамса запала.  /Подходит  к  нему/. И    заведём   с  тобой   мы  сразу  музыку,    Виссарик.  Примус  распалим,  конечно…   глазунью  с  колбаской   ливерной  сообразим…    и   в  медленный  танец  войдём…   под  ту  мелодию,    что  Машка   на  неё  вылазИт,  чтоб  послушать.     
 
Тихо,  издалека,  звучит  4-я  Симфония  Брамса  /первая  часть,  начало/.
 
Счастье…  не  описать!  Море…  Каспийское,  в  лунную  ночь!  И  скажу  я   Виссарику  своему…  тихо-тихо  так  скажу,  на  самое  ушко:   видишь,  Виссарик,  как  люблю  я  тебя…  дурачка  учёного,    как  забочусь,  чтоб  музыку  ту,  что  пропала… в  том  сраном  мире,    вернул   ты  назад.   И  скажешь  мне  ты,  Виссарик…  тоже  тихо-тихо…  на самое ушко:   верну  я,   Сашенька,    всё  верну  в  этот  долбаный   мир! 
 
 И    музыку всю верну,  и эти   стены  с  портретами  важными,   и  миллион  других,   нужных   для  памяти   нашей,  вещей.   А  моя   любовь  небесная…     к  Гипатии  и любовь   земная…   к  тебе,  Сашенька,   станут  одной…  большой,  красивой,    любовью.  И  мне  это  очень  понравится.    Я  обниму  тебя  тогда…  и поцелую…  нежно-нежно.    
 
Так  поцелую,  Виссарикк,  что  закружится  у  тебя  голова и  дрожь  пойдёт  по  всему   твоему   телу.    Потому  что  мне  эта  тётка  греческая,  которую  ты  так   нежно  любишь…  тоже  очень  даже  нравится.  И  вот теперь,  Виссарик…  хотя  я  так  боюсь  сказать   тебе  об  этом… теперь, Виссарик,     этого  счастья,   что  я   так  намечтала  только  что  здесь…  может   уже  и  не  быть…
 
ОН.  Ну  почему…  почему,  Сашенька,  может  не  быть?   С  чего  ты  взяла?  Не  доводи  меня  до  отчаяния,  девочка  моя  чудная!     Скажи, наконец,  - что мучает  тебя:   любовь?..  ревность?..  может,  недуг  какой?   Доверься  мне…  откройся  -  я  всё  пойму!  Пожалуйста…  я  умоляю  тебя…
 
Встал  на  колени.
 
ОНА/гладит  его  рукой  по  голове/.  Потому,  Виссарик,    что   недавно,  пока  тебя  долго  так  не  было,   я…  я  увидела,  как   сюда…  в эту  комнату, зашел  молодой  человек…  симпатичный  такой  блондин… и  сказал  мне…  сурово…  конкретно    сказал:  я хозяин  этого  дома.
 
ОН.   К-как   хозяин…  Сашенька?  /Поднялся.  Решительно./    Что  значит –  "я  - хозяин"? Хозяин  в этом  доме  один – это  я!   
 
ОНА.   Он  мне,  Виссарик,    паспорт  показывал.   А  там…  в  том  паспорте…  был  штамп.  А  в  штампе  - прописка…  ручкой.   По  этому  самому  адресу  -  Лесная 3-б.  И  личные  данные:  Сергей  Удальцов.     Дом,  как  и  тебе,    в  наследство   ему  достался…  так  он  сказал.    Только  от  дяди…  не  от  родителей.
 
ОН.    Аферист! Преступник  он,  Сашенька…  Вор  квартирный! Не  верь…  не  верь  ему!   Родился…  вырос  я  здесь…  каждый  угол знаком,  каждая  трещинка!  И   даже   букашка,  что  за  плинтусом  древним    живёт!    А  это  -   проходимец!   Где  он?    Куда   он  ушёл?    
 
ОНА.   Туда…  где  и  ты  был,  Виссарик.  Пойду,  говорит,   плута  этого,  поищу.    Там  же  ценностей  -  море!     Как  бы  не   стянул  чего?  Про  табакерку  вспомнил,  которой  царя  какого-то  грохнули…  
 
ОН.    Боже  мой…   жулик!  Опаснейший  тип!  Рецидивит!  Царя…  табакеркой?  Надо  же  ересь  такую  придумать!  Его  нужно  ловить!  Немедленно!  Скрутить – и  сдать  в  полицию!  Пока  он,  мерзавец,   не  наделал  глупостей  разных...  к     моим   экспонатам  не  подобрался! Да,  да…  я прямо  сейчас  и  пойду…
 
Намеревается уйти.    
 
ОНА/преградила  дорогу/.    Подожди, Виссарик!  Не  суетись!  Здесь везде  решетки   толстенные.    И  мимо  нас   он    не  прошмыгнет  не замеченным…  это  уж точно.   А   там…   если  ты  сейчас  пойдешь,  он…  этот   верзила…  плечи у него -   во-о…    какие!   чего  доброго,    тебя  ещё…  убьёт!  Ты    уж  лучше…  знаешь…  ментов    вызови!  
 
ОН.    Сказала  тоже…  меня он  убьёт!  Да  я  ему…  да  он  у  меня…  Хотя…   ментов?    Это  идея!  Можно…  можно    вызвать  ментов!
 
ОНА.  И  они его -  на горяченьком…  цап!     
 
ОН.  Вот   именно –  цап!   С поличным,  так  сказать…   Очень  удачная  мысль.  Красивая!  Только…  как  позвонить?   Телефон  отключили  давно…  за  неуплату.  
 
ОНА.    Не  волнуйся,  суслик  мой  милый…  имеем!   Правда,  с  помойки  он…  буржуй   какой-то   имидж  сменил.  Но  пашет,  как  новенький.  Сегодня…  с утра,  в  унитазе  разбитом    надыбала…   /Достаёт  из  сумки  мобильник/.    На…   только  недолго! .  Хрен  его  знает,  сколько   ещё   мурлыкать   будет?  112    набери… знаешь  как?
 
ОН.   Я…  Сашенька,  извини… этой  штуковиной – ни  разу!  Ты  уж  сама…  пожалуйста!
 
ОНА.    Каменный  век!   Троглодит,  безнадёжно  отставший  от  культурной  жизни!  /Набирает  номер/.   Давай…  питекантроп,  наводи    шмон  в  своей   первобытной  пещере!  Вот эту  кнопку    нажми…
 
ОН/нерешительно/.   Ментов…  это хорошо.   Но  вот…  как  они… это  хозяйство  моё…  доисторическое  воспримут?   Поймут  ли?    Не  смутит  их …  хаос  такой?  Ты  же  видишь…  не  очень  здесь  всё…   как  бы… на  месте?  
 
ОНА.   Не    вибрируй,  дружок,  построим  и  ментов,  если  надо… Ты  хоть  крокодилов  разводи   на  балконе  своем  – не   их  собачье дело!    Твой  дом  -  твоя  крепость!   И  в этом  доме  у  тебя    сейчас  -    непонятно  кто?  Вот  пусть  и  решают…
 
ОН.  И  то правда -  надо…  надо   прищучить   мерзавца!  Чтоб не  повадно  было  вот  так…  беспокоить...  пусть не  богатых, но благородных  и  честных,    людей!    Какая,   говоришь…   кнопка?
 
ОНА.   Да  вон  та…  что  сверху…   видишь?
 
ОН.  Ах,  да…  вижу,  вижу…  Сейчас…  сейчас  мы  её  нажмём,  эту  самую,  чёртову   кнопку.    И  они…  эти    ребята  крутые  в  погонах…  ого-го… сажень  косая   в  плечах!   -  мигом  наведут  здесь  порядок… /Медлит/.   Хотя…    не  подождать  ли  нам  лучше…  его  здесь,  Сашенька?  Засаду  вроде  бы  сделать!  
 
Как  на  рысь…  что  в  курятник  залезла? Ведь  другого  пути  у  него  нет,  как  через…    эту  прихожую!   Хотя… а   вдруг  он…  зверь  этот,  был  голоден?   Их  же  тоже  сейчас…  из  лесов  гонят  …  браконьеры  разные…  Да  и пожаров…   куда  ни  глянь -  горит  что-то  всё…  взрывается…   Где  им…  зверюшкам    этим  несчастным…  подеться?  Куда  головушку  свою  горемычную  прислонить?  
 
Потому   и  бродят  везде  сиротки эти…   к  людям  поближе,  помощи  ждут…  Вот  я  и  думаю:    негоже  вот  так…  не  узнав – кто  он?  что  он?   ментам  его сразу  сдавать.   А,  может,  горе  у  него в жизни  какое…   или  событие  дикое,  от него  не  зависящее,   что  выбило  из  колеи?  А  мы  его  сразу…   ментам?  
 
ОНА.    Да…  красиво  ты…  про  зверюшек  сказал.  И  этого…   хмыря,  которого    будет  жаль,  если  не  виноват,  а  мы  его – ментам…   /Принюхивается/.  Ты  когда…  дружок  мой  любезный,  духмарился  последний  раз?
 
ОН.    Я?..   Странный  вопрос,  Сашенька.   Почему  ты  меня  об  этом  спрашиваешь?
 
ОНА.   Потому!  Резон  имею…  потому  и  спрашиваю!  Отвечай,  архивар…   не  зли  меня!  Ну…  быстро! 
 
ОН.  Да  я-то  пожалуйста…  только  непонятно   ты  себя  как-то  ведёшь.   Я…  милая  Сашенька,   пользовался  этим…  духмарным,  как  ты  говоришь,   средством   в  жизни  один  только  раз.    И  то…  в  связи  с  общественной  ситуацией…  не  совсем,  я  бы  сказал,  деликатной.     Цистерну…   ассенизаторскую…  в  городе  кто-то  взорвал.  
 
А  я  был рядом.  Можешь  представить  -  что  было…  с  моим  лицом?    Сколько  не  мылил – на  помогло…  Пришлось  вылить  флакон  "Тройного"…  в  два    приёма:   днем…  и  вечером  ещё.  Перед  сном.  
 
ОНА.  Ну  да…  конечно,  Виссарик,   в  наше  время  всё   бывает,  я  знаю.  Возмёт  *******  какой-нибудь…  и  бабахнет  в    цистерну  с  говном…  из   гранатомёта.   Возле  памятника  вождю.  Вонища…  я  представляю -  какая.  Долго  отмывать  придётся…  и людей,  и  вождя.   
 
 А  это  у  тебя…  /принюхивается/ что?    Тот    же     "Тройной"?   Или…     можбыть,    здесь, в  музее   твоём  древнем,     тухлые  яйца  мамонта  завелись…  миллионной  давности,   а…  Виссарик?  
 
ОН.   Нет,   Сашенька…   не    яйца  мамонта  -  это  точно.  /Тоже  принюхивается/.  Не  уверен… но  это  могут  быть… благовония.  Из  египетской  гробницы  Тутанхамона.  Фараон  умер    совсем  молодым…  ему  было  всего  девятнадцать  лет.  При  жизни  любил  благовония. 
 
 И  я,  возможно…    совершенно  случайно,   коснулся  рукой  этих  священных  реликвий…  когда  искал  вот этот…  испанский  костюм.  Они…  эти    древние  прянности,   находились    неподалеку… в  специально  отведённой    для них,      глиняной амфоре… 
 
ОНА/кричит  истерично/.   Заткни  свою  гнусную  пасть,  антиквар!  И не  смей   ещё   чё  нить  здесь  вякать про  это  дерьмо!    Подлый  "Шанель"  этот    чую   теперь  я…   за  тысячу  вёрст!    Зачем…  зачем  ты  там…   в  кундейках    своих  паучьих,  надухмарился  им…  дуррак?  Хотел  сразить  наповал   меня,    Шуру  Брик,     своим  крутым   ароматом?   Да?  Ну,  говори…  да?  /Трясёт  Его,  схватив  за  грудь/. 
 
ОН/в  смятении/.   Но  я  же…  Шурочка,  я  же  хотел,  как  лучше!  Я  хотел  просто   сделать  тебе  что-то  приятное…  поверь!  Я  продал  вчера…  тайком  от  тебя,   очень  важную…  древнюю  вещь,  чтобы  порадовать  тебя…
 
ОНА.    Порадовать?!    Ха-ха-ха…   идиот!  Ты  чуть  не  довёл  меня  до  инфаркта...  своей  этой  радостью!  Ведь  тот…  жирный,  потный  *****,     который  хотел    поиметь  меня,  был  тоже  надушен  этим…      парфюмом!   Понимаешь  ты  это:  он…  тот  жирный  ублюдок…  весь,  с  головы до  ног,    был  облит  таким  же  элитным…  твоим  благовонием!   
 
Значит…  значит  ты,  старый  козёл,    знал  об  этом! Значит…  ты   проверить  хотел…   гад,   таким  манером  подлым  -  сплетню   грязную   обо  мне,    Шуре  Брик,  что  шастает  по  богатым    из  подъезда  в  подъезд,  зарабатывая  себе  на  жизнь?    Что  вот  сейчас  она,  как  последняя  подзаборная  сука,   бросится   и  к  тебе,  антикварному  хорьку,    на  этот  грёбаный  дух?  
 
Так  знай...  идиот:  сплетню  эту  мерзкую запустил  именно  тот...  жирный  урод  со  значком  депутата!   Потому  что   вышел   тогда  у  него   облом!  Потому  что  он  сумел  купить   тогда  всех,  но не  сумел купить  меня…  Шуру  Брик!    Потому  что это    я...    я,  Шура  Брик...   доказала  всем,   как  умеет  защищать  свою  честь…  настоящая  женщина!  Когда…  вот  этими… острыми   коготками...  разодрала    похабному   ублюдку...  в  кровь…    всю  его  гнусную,   шанелью  рожу!      
 
/Истерично  хохочет.  Вдруг  выхватывает   из  сумки  пистолет/.  Руки!  Я  сказала  -  руки  вверх…  сучара!
 
ОН.  Сашенька…  ты  что…  опомнись?  Что  ты  делаешь? /Поднял  руки./.  Я  совсем  ничего  такого  не  думал!   Абсолютно!   Клянусь  тебе…  я  ничего подобного  нигде  никогда  не  слыхал!
 
СЕРГЕЙ/выбегает  из-за  ширмы/. Эй,   эй…   Александра?    Что  случилось?    Опусти  волыну!  Немедленно!  /Идёт  к   Шуре./
 
ОНА/наводит  пистолет  на  Сергея/.   На  месте!  Стоять!!  Кому  сказала!? 
 
Стреляет.    Сверху  падает  штукатурка.    
 
-Еще  один  шаг  -    и   мОзги  обоих…  на  стенке  -  веером!  Я  научу  вас,  уродов,    женщин   любить!
 
ОН.   Ну,  знаешь…  Александра…  это  уж  слишком!
 
ОНА.   Заткнись,  идиот!  Тоже  мне…  дуру  нашёл!  Разводилово  здесь  устроил.  На  колени…   трепло!  На  колени…  я  сказала! 
 
Выстрел.  Сверху,  на  головы,  падает  штукатурка.  Оба,  с  поднятыми  руками,  опускаются на  колени. 
 
-  Вот  так  будет  лучше…  Выше…  выше  руки…  козлы!  
Выстрел.  
 
Падает  штукатурка. 
 
-  А  теперь  послушайте,  что  скажет  вам  бомжиха   Саша  Брик.  Внимательно  слушайте…   эта  штучка  /водит  перед лицами  пистолетом/ не  даёт  осечек,  я  проверяла.  Вы  украли   мою  мечту… идиоты! Растоптали цветок  любви, который  только  взошёл…     
 
 Вам     хорошо…     /Виссариону/  У    тебя…  романтика    хренова,    есть  Гипатия,   /Сергею/  у   тебя,   дебила  буржуйского,    есть  бабло! А  у  меня?   Что  осталось  теперь  у  меня?    Игры   они   свои  здесь   затеяли…  тему  свою крутую     придумали…   Только  вот  о  душе  моей  вы,  кретины,    совсем  забыли!  
 
 О  душе  моей,  бомжовой,  не  подумали, которая  вся  ещё  в    ранах…  стонет,  мечется,  покоя  нигде  не  найдёт…  
 
Замерла.   Смотрит на  архивара.   Подходит,    нежно  гладит  его  рукой  по  голове.  
 
/Тихо./  Виссарик?  Как  же  ты  мог…  вот   так   со  мной    поступить?     Я    же…  твоим  красивым  словам  о  музыке…  верила.  
 
Что  может    снова  вернуться  она…  в этот  стёбаный  мир.   Что  будет  у  нас  с  тобой,  Виссарик…   семейный   уголок…  милые  детки…  и  райская,  светлая  старость.    А  ты…    что  ты    сделал,  Виссарик?    Ты  взял…  и  обманул  меня.    Ты подарил  мне  свою  любовь…  выученную  по  книжке. 
 
Плачет.  Свет  меняется. Полумрак.  Где-то  вдалеке,  свободно переходя  из одного  регистра  в  другой,   импровизирует   скрипка тему  4-й  симфонии  Брамса / 1-я  часть/.
 
Я  ведь,  Виссарик,  очень  сильно   тебя  ощутила  вчера…  когда  было   совсем темно.  Я   отдала  тебе  вчера,  Виссарик,    своё  юное  тело.  Учти,  Виссарик,  к  нему  ещё  никто  не  прикасался…  ты  был  первый,  кто  произвёл  этот  процесс.    
 
А   это   значит,   Виссарик,  стоит  оно…  это  юное  тело,  к  которому  ещё  никто  не  прикасался,   намного  дороже  того,  к  которому  прикасаются  очень  часто.    Но  ты,  Виссарик,  не учёл  этого   важного   обстоятельства.  Ты  взял  и  обманул  меня…  бедную   бомжиху    Саню,  которая   свято  верила  тебе,  мудрому  антикварному  хорьку. 
 
 Потому  что  он…  этот  мудрый,  антикварный    хорёк,  умел  красиво  говорить  о  музыке,    гречанке  Гипатии…   и  мировой революции,  которую  он  хочет   сделать  для  того,  чтобы  волшебные    звуки...    забылакого… могли  слушать  все  люди.   А так   же   его  любимица  Машка…    иногда  вместе  с   Гришкой.   
 
 Так  вот,  Виссарик,    в  одном  святом  писании…  а   бомжиха  Саня    их   читает,  не  думай,  что  она    совсем  уж   отмороженная…   чичигага  с  помойки…  в  писании этом   святом  сказано:  "Если  тебя  ударили,  ударь  в  два  раза  сильнее".    Я  не  знаю,  до  конца  ли  правильное  оно,  это  писание  мудрости,  но  оно  мне  очень  сильно  понравилось…  в  отношении  мужчин,  которые любят  обижать…  слабых  женщин.    
 
И  вот…  выполняя  эту  старинную  просьбу…  об   ударе  в  два  раза  сильнее,    буду  теперь  я,  Виссарик,   очень  крепко  тебя  наказывать.    Жаль,  конечно,  если  я…  в  пылу  своей  науки,    не  сдержусь…  и  убью  тебя,  Виссарик.  Мне  будет  очень  горько,  но  другого  входа  из этого  сильного  унижения  моей  души  и юного  тела  я  не  вижу. 
 
Приставляет  дуло  пистолета  к   его   виску.  Звуки  скрипки  постепенно  затихают.  
 
-   Не  думай,  Виссарик,    что  он,  этот металлический  предмет,   не  заряжен.  Он  заряжен  и  очень  даже  хорошо  стреляет.  В  любые  части  мужского  тела.  Пулька  в  пульку…  все  двенадцать,   если  хорошенько  прицелиться,  я  пробовала.     Да,  Виссарик,    я  приняла решение…     стрелять на  поражение любых частей  мужского  тела,  если  ты…  сейчас…  прямо  здесь,   на  сцене…  не  снимешь  штаны.
 
ОН/в  ужасе/.  Сашенька…  девочка  моя  ненаглядная…   опомнись!     /Поднимается/.  Подумай…   какой  кошмар    ты   мне  предлагаешь?  
 
ОНА.   Я  предлагаю  тебе,  Виссарик,    простую  вещь,  которую  ты  проделывал    в  своей  жизни    тысячи  раз  -  сними  штаны.  
 
ОН.  Штаны?!  Ты  предлагаешь мне  снять  штаны!?  Здесь?  Сейчас?!  Но  зачем?!
 
ОНА.    Затем,  Виссарик,  чтобы  выяснить  истину. 
 
ОН.  К-какую  истину?  О  чём?   Я  же  ни  в  чём  перед  тобой  не  виноват, Сашенька!  Зачем…  зачем  я  должен  сейчас…  ни  с  того  ни  с  сего…  снимать…  среди  белого  дня,     свои  штаны… скажи  мне,  пожалуйста?    Во  имя    чего?
 
ОНА.   Во  имя  своей  жизни,  Виссарик.   Которая  может  внезапно  исчезнуть,  если  я  выстрелю.
 
ОН.  А  если  я  сниму  штаны…  ты  не  выстрелишь? 
 
ОНА.   Да,  Виссарик,  не  выстрелю…
 
ОН.  Ну,  хорошо, хорошо… сниму,  так  и  быть,  эти  древние  испанские  штаны. /Заходит за ширму/.  Я  выполню  эту  твою…  странную  просьбу.  Подумаешь,  проблема…  снять  мужчине  штаны.  Вот…  видишь,  я  уже  делаю  это.  Всё…  я  выполнил  твой  каприз.  /Выходит  уже  без  штанов,  которые  держит  в  руках.  
 
На  нём  длинные,  смешные,  сшитые  из  разноцветных  кусков  материи,   трусы,  скорее  всего,    самодельного  производства/.  Хотя…  хочу  заметить  тебе  по-дружески,  Сашенька:   ты…  своим  таким…   удивительным    поведением  привела    меня…  на  последнюю  грань  позора…
 
ОНА.  Ошибаешься,  Виссарик,  это  не  грань  позора.  Это  первый,  очень  важный,    шаг…  к  истине.
 
ОН.    Вновь  ты  о  своём,  Сашенька…   Твердишь,  словно   заведённая,  одно  и  то  же.   Ну  хорошо,  допустим…   допустим,  что  это…  первый  шаг  к  какой-то  странной  истине,  о  которой  я  не  имею…  ни  малейшего  представления!  Допустим!   А  какой  будет…  второй  шаг?
 
ОНА.   Я  попрошу  тебя  снять  трусы.
 
Пауза.  Он  долго  стоит  без  движения.
 
ОН/нагнувшись  к  ней, в  полнейшей  растерянности, полушёпотом/.   О…  господи!  Сашенька…  что  ты  задумала?   Признайся!  Доверься  мне,  детка  моя!  Это  же  кошмар какой-то!   Криминал… раздевать… вот  так…   мужчину   перед,  перед…  /смотрит   в  зал/  столь  благородной,  почтенной  публикой.    Скажи  мне…  тихонько…  на  ушко,  как  бы  намекни,  хотя  бы:   а  трусы…  трусы-то   снимать…   зачем?
 
ОНА.   Затем,   Виссарик,  зачем  ты  снимал  их  вчера.   Когда  ЖЕКовские   хмыри   вырубили  нам  свет.    И   тогда,  Виссарик,     произошло  одно,  очень  важное,  для  нас   обох,  событие.    Оно очень  сильно  возбудило  меня.  Так  сильно,  что    изменило  все  мои  взгляды  на  жизнь,  а   плохое    отношение  к мужчинам  поменяло  на значительно   лучшее.  Поэтому    сейчас...   мы  с  тобой,   Виссарик,    восстановмм    это  событие... во  всех  подробностях.  Вон  там,  на  кровати  Марии  Стюарт...  вырубив  свет  и  зашторив  все  окна.  Чтоб  могла  я  понять…  на  ощупь…  
 
СЕРГЕЙ/выходит  из  образа/.  Стоп!  Это  уже  перебор! /Забирает   у   Шуры  пистолет/. Согласен:    пьесе  нужен  контраст,  внезапный,  непредсказуемый  прыжок  зверя  на  публику.   Но  доводить  спектакль до  полнейшего  абсурда…   это,  извините  меня…     Роман…  за  все  твои   проделки  ты  ответишь   мне  по  полной…   можешь  не  сомневаться! А  теперь,  чтобы  выйти   достойно  из  ситуации,  сделай  то,    о  чем  просит  тебя  эта  барышня!  Не  тяни  больше  резину.  /Кладёт  пистолет  в  сумку  Шуры/. Но  сделай  это  так,  как  было  в  моём  сценарии…  последний  вариант…   помнишь?  Помнишь  или нет…  твою  мать,  гастролёр  хренов!   Ну!?..    Не  стоит  идти  по  пути   откровенных неглиже  и  амурных  пошлостей.  Где  ты  их набрался?  В  Париже?  Лондоне?  В ночных  пабах  Нью  Йорка? 
 
 Как  сквозняки  в  худом  помещении,   они   гуляют  по  сценам  театров    последние  двадцать…  как  минимум,  лет! Просто  нашествие  саранчи какое-то…  сладострастный  взгляд  маньяка  на  мир  через  женские  гениталии  и  мужские  члены.    И  вот я  вижу…  почти  уже  вижу:  всю  эту  пошлятину  здесь,  на  этой  прекрасной  сцене,  колбасите  вы!  Каково…  а?  бордель здесь  бесплатный  устроить?  Экшн  прадакшн…  поимекшн!  
 
 Героем  дня  хочешь  стать… сучок?  В  газеты,  журналы…  на  телек  просунуться?  Не  выйдет,  голубчик! Не  вый-дет…  запомни  это!    Зритель  устал  от  них…  этих  голых  задниц,    силиконовых,    стопудовых  сисек…  толстых  ляжек  и  сладострастно-малиновых  эро-подтяжек,     сыт  ими   уже   по горло! Вот  так вот…   здесь…  колом   торчат  они…  эти   атрибуты     дебильных,  роковых,  когда  водка  - селёдка -   грабёж...  и  секс!  
 
Всё!  Собъём  штукатурку  со  стен   одряхлевшей  истории!  Современный зритель,  ждёт   от  нас,  театралов, нового,   более  тонкого, подхода  к  решению…  подобных  конфликтов  между  влюбленными.    И  мы  не  имеем  права  обмануть  его   ожиданий!  Давай,  давай…  не  стесняйся,   хезбуланный  Ван  Гог,     ошарашь его...  этот,   жаждущий  неистовых  зрелищ,  народ!  Но  только  сделай  всё,  как  в  сценарии!   
 
А  Вас,  уважаемая  Александра,  прошу  отказаться  от  казуистского  плана. Пожалейте его... этого  птенчика!  Вы  же  видите:   он -  на  грани  нервного  срыва.  Внутри   у  него пожар, смятение,  разброд... смешались  в  кучу  кони,  люди…  А  это  -  прямой  путь  в  психбольницу… или  на  кладбище!  Стянуть  с  мужика  трусы,  безусловно,  можно,  но  выиграет  ли  от  этого  наш   зритель? 
 
Уверяю  Вас:  сейчас  Вы,  уважаемая  Александра,    с  не  меньшим  злорадством,  чем  я,      сможете  увидеть  того,   кто  так  умело   и долго   водил  нас  с  вами…  да  и  зрителей  тоже,   за  нос.  Даю  вам  слово  буржуя,  баловня  судьбы - его…  этого  извращенца,  постигнет  жесточайшая  кара! 
 
А  пока  он  должен  будет  сделать  то,  что  было  предложено…    в    моём  сценарии!    Это  я  обращаюсь  к  тебе...   примаханный   герой-самоучка!   Повторяю –    как  в  мо-ём  сцена-арии!  Вернись  в  нормальное  русло  сюжета,  дружок!  И  уверяю  тебя:  все  аплодисменты…    все  охи-ахи...    и  слёзы  благодарных  поклонниц    будут посвящены  именно   тебе,  виновнику  предстоящих  сейчас…  невероятных  событий.     Особенно  в  восторге  будут…  молоденькие  девушки!
 
ОН/крайне  нерешительно/.   Ну,  хорошо…  сделаю… Мне-то  что?   Вам  же…   с    Шурой   влетит,  если  что… при  разборе  полётов…
 
Начинает  медленно  снимать  трусы.  Останавливается,  увидев  предостерегающий  жест  Сергея.   
 
 Уходит  за  ширму.    Спустя  мгновение,  появляется.  Перед  зрителями  предстал    лысый,  гладко  выбритый,  молодой  человек   лет   23-х.  Он   в  одних  плавках,   явно  смущён,  растерян.  На  лице -  наивная,  полудетская  улыбка.    Так  и  стоит   он   на  сцене:  в  одной  руке – штаны,  в  другой  -  принадлежности    актёрской  бутафории.  
 
Большая  пауза.  Нежное  соло - импровизация  скрипки.
 
 
ОНА.    Боже…  какой  милый  мальчик,    ребёнок  почти…  Никогда  б  не  подумала…    
 
Обходит  Романа,  осматривая его  со  всех  сторон.
 
-  Ну…   и  что  же  ты  хочешь  сказать  мне,  малыш?  Что  ты  и  есть  тот  самый…  коварный  Кот   Баюн,  пленивший  меня  своими  волшебными  сказками?/Смеётся/.   Боже  мой…  какая  же  была  я…  слепая  дурра!  Не   смогла  распознать…  за  этими    рыжими   патлами…    выпавшего  из гнезда… желторотого  птенца?   Брехло  сопливое…  маменькин  сынок!  
 
Чем  же  ты  докажешь  сейчас  мне…  Шуре  Брик,    стервозной    хозяйке  полигона  для  бродяг-мазуриков,   что  достоин  ты  её…  великодушного  внимания…  а?    Отвечай,    сосунок…  не  трясись,  как  осиновый  лист  на  ветру?   Или  белые  розы  носил  в мою  гримёрку  совсем  не  ты…  а  кто-то  другой?
 
РОМАН.   Белые  розы,    божественная,   неприступная  Шура  Брик,  приносил  вам    я,  студент  Академии  искусств…  Роман  Чуднов!      Кто  не носить  их  вам    просто  не  мог.  Кто  готов  был    приволочь  туда   всё  своё  состояние,   своё  сердце…  ночные  звёзды…  весь   огромный,  загадочный    мир  небесных  светил! Кто  не  мог  больше  жить  без  вас…   Шура!   И  вот  моё  доказательство  этому!
 
Подходит к  мольберту  и   резким  движением   срывает    пурпурную  накидку  с  подрамника,  набрасывая  её  широким  жестом  себе на  плечи,  словно  древнеримскую  тогу.  
Светлая,  проникновенная  музыка. 
 
ОНА.   Вау…   какая  фифа!   Полный  трындец!  Опупеоз  с  переаншлагом! /Подходит  к  мольберту/.  Это  ж надо…  кралю  такую      придумать!/Осматривает  картину  со  всех  сторон/. Ну   ты даешь…    обнажённый  Сальвадор  Дали!    Растрогал    ты  меня…  бомжиху  Саню  /целует  Романа  в  щеку/,    и  таки  да…  убедил,  что  нету  ей  в  мире  равной! 
 
 Ишь…  развалилась,  барыня…  на  шёлковых  простынях!   Да  ещё  ухмыляется…   А  на  теле-то -  ничего  и  нет,   даже  трусиков…  хи-хи-хи…   Как  же   людям  это  показывать?    Хотя…  пусть  смотрят,  если  есть  на  что  зырнуть…  /Хохочет/.  А  там…  глядишь…  и   знаменитой  стану.  А  почему  бы  и  нет?  Чем  я  хуже  их…  этих  принцесс  сиськастых…   правда?  /Смотрит на  портреты,  висящие  на  стенах/.   Да  ничем!  Абсолютно!   Можбыть…   кой  в  чём   даже…  и  получше! 
 
Аплодисменты.  Хохочут    втроём. 
 
/Сергею,  выйдя  из  образа/.  Но  скажи  мне  теперь,  гномус-приматус:   это  ты…   всю  бодягу  затеял? 
СЕРГЕЙ.   Какую  именно?
ОНА.   С  бесштанником  этим?
СЕРГЕЙ.   Я…  вместе  с  ним!    /Указывает  на  Романа/. 
 
ОНА.  Классно  сработано!  Молодцы!    Осталось  только  выяснить:  а  зачем…  вам,  молодым,  сопливым,  обласканных  крутыми  предками,     мажорам,   нужно   было      тащить  из    забвения   старины  эту…   никому  не  известную,   историю   с  чудаком-антикваром?
 
СЕРГЕЙ.    Затем,  Сашенька,   чтобы  однажды  утром,  когда   нежные   островки    тумана  ещё   мягко   стелются      над  полусонным  городом,  на  улице  Лесной,   где  воздух  особенно  чист,  прохладен   и  пахнет  ромашкой,   его…   влюблённого  Ромео,    встретила, совершенно    случайно  она…  очаровательная,  непревзойдённая,  единственная  в  мире…   бомжиха   Джульетта!  
 
РОМАН.  Не  исключено, правда,    что  другой…  тайной  мыслью  этого   лирического, упакованного  до  клювика,     сынка  олигарха  было  желание…  как-то   отмазать…   
 
СЕРГЕЙ/негромко/.  Заткнись…  придурок!
 
РОМАН/ЕЙ /.    Видишь…  он    мне  угрожает!   А  дело  в  том…  Шура,  что  он…  этот   благодарный    рантье-наследник,    пытается  теперь…  на  всякий  случай,   зарыть  поглубже  историю  о  том,   что…
 
СЕРГЕЙ.   Заглохни,  идиот…  я  сказал!
 
ОН.  …  что  дом  этот  седого,  влюблённого  в  древность,  мечтателя    достался  ему…  совсем  не  по  наследству  от  дяди.  И…   самое  главное  -   не  таким  уж…  безобидным  способом,  как  он  тебе  тут  рисовал,   намекая  на  царскую  табакерку…
 
Сергей  бросается  с  кулаками на  Романа...  Драка.  
 
ОНА/в  панике/.    Вы  что…  совсем   подурели,  кретины?    А  ну…  прекратите!   Перестаньте  махать  кулаками,  вам  говорят!  Сергей?..  Роман?.. /Пытается  их  разнять/.  Прекратите,  вам  говорят!  Вы  что…  резню  голливудскую  решили здесь  устроить!  Всё,  всё… разошлись  по  углам!  Быстро!  Быстро… кому  я  сказала!  
 
/Встала,  наконец,  между  ними/.  Чего  вы  не  поделили…    сосунки?  Мне  глубоко  начхать – чей  это  дом  и  сколько  в  нём    было  трупов?  Мне  важно,  чтобы   в  этом…   древнем   склепе,    был  он…  архивариус,  его  душа…  его    мысли!  Прошлое  уже  не  вернёшь.  Прошлое – это  перевёрнутая  страница  жизни!   Забудьте  о  ней!  Навсегда!  Как  забыли    уже  давно    о   золотой  табакерке,   угодившей  царю  в  висок!
 
Нужно  открывать  новую    страницу,  а не  морды  квасить  один  другому!   И  начинать  её…   эту  страницу,   уже  по  другим  законам!  А  если  кому-то  из  вас грешки   не  дают  покоя -  будет  мюзикл!  Вот  там    и    можете     всё  это  выложить!  В  полном  объёме!  Или  поспорить! Или…  если   уж   так  сойдутся  звезды – прикончить  друг  друга,  в  конце  концов…  
 
СЕРГЕЙ.     А    звёзды  уже  сошлись!  Зачем  же   терять  время  зря?  Пора  и  честь  знать!
 
Выхватывает  из  сумки  Шуры  пистолет  и  стреляет  в  Романа.  Тот  падает.  
 
ОНА/в  ужасе/.  Ты  что  сделал…    урод?  Ты  же  убил  его!
 
СЕРГЕЙ.  У  него,  леди,    был  длинный  язык.  А,  впрочем…   если  вам  так  жаль  его...    упыря   этого   лысого,   отправляйтесь   вслед  за  ним!
 
Стреляет  в  Шуру.  Та  падает  рядом  с  Романом.
 
-   Нет  повести печальнее  на  свете,  чем повесть  о  Ромео  и  Джульетте…    /В  зал/.  Я  хотел,  чтобы  их  счастье  было  долгим  и  светлым,  а    дети  росли  здоровыми  и  красивыми.  Видимо,  дом  этот…  с  химерами  прошлых  лет,  давно  уж  покинули  ангелы.   Он  всем  приносит  несчастье.  В  том  числе  и  мне…
 
Стреляет  себе  в  сердце.  Падает  рядом  с  Шурой.   Звучит  "Аve  Maria"    Ф. Шуберта.     
 
ГОЛОС  АРХИВАРИУСА.  "Вот  так   я   представил  себе    однажды   победу    бабла  над  добром.  Наглядный   пример".
 
Меняется  свет.  Спустя  минуту,  музыка  постепенно  стихает.  Подала  признаки  жизни Шура.  Медленно  поднимается.  Осматривается  вокруг,  замечает  лежащих  рядом    с  ней    ребят. 
 
ОНА/тихо/.   Сергей?..  Роман?..  
Те  не  двигаются. 
-  Ну  и  финал…   твою  мать!  А  ведь  ничто  не  предвещало  грозы.   
 
Пауза.
 
 /Оживилась/.  Всё,  всё,   ребятки…   поднимайтесь! Я  поняла:  вы  меня  развели!   Причём  очень  круто!  И  директора   нашего   тоже…  как  я  понимаю  теперь,      не  обошли  вниманием?
 
РОМАН/поднимается,   неожиданно  бодро/. Было  дело – не  отрицаем!  Но  главное  в любом,    тем  более,   авантюрном  деле  - это  конечный  результат!  А  результат,  в  данном  случае,    таков.  
  
Ходит  по  сцене,  поправив  на  плечах     накидку-тогу,  приняв  позу   и  образ    триумфатора  Цезаря.  
 
В  нашем  городе  "Н"  есть   один, весьма  странный, объект.  В нем    стены облуплены  и светят  ржавыми  швами  и  стыками,   штукатурка  с  потолка  валится   прямо  на  головы  случайно  вошедших  туда  людей.  А гнилой  паркет    при  ходьбе    трещит,  хрипит  и   норовит  то  и  дело  цапнуть  своим   беззубым,  старческим   ртом  каждый,   глубоко  вошедший    в  его  дряхлое  тело,   изящный     дамский каблук.   
Сотрудники,  словно  безмолвные тени,   фланируют целыми  днями   взад-вперёд,   не  видя    цели  и  смысла в  этой,  трижды  проклятой, пришедшей  нежданно-негаданно в  их  судьбы   олигополо-бандитско-воровской  жизни. 
 
Бледные  и  хилые от   недоедания,   они  смертельно  отравлены  засевшими  повсюду  микробами  прошлых  веков,     поскольку  это  жалкий  ковчег   последних,  отчаянных   флибустьеров  от  искусства не  видел  следов  ремонта   ещё  со  времен  присно  памятного  на  широких  славянских  просторах  царя  батюшки  Николая  Второго,   позорно  бежавшего  когда-то  со  своего   престола    и  жестоко  убитого…  уже  не  золотой  табакеркой  в  висок,  а  семизарядным  кольтом,  в  упор,  в  подвале  сибирского  дома.  
 
Так  вот,    почтенные  господа  сенаторы и  словоблуды,  вершители    народных  судеб!  
 
Не  в  укор  вам,   а  в  назидание,     торжественно заявляю:  вопреки всему,    перечисленному выше,   набору неудобств,   созданных  вами  в  жизни  несчастных      древнерусских  пиплов,  а  так  же не  смотря    на   растасканный  по  вашим чиновничьим  карманам,    госбюджет  и  катастрофическую   нехватку  денег на  зарплату,  в  ближайших планах  этого, забытого  Богом,  пристанища  зла,  безвременья   и жуткого морального  вандализма,  появилась  идея   светлого,  радостного,  перпендикулярно  настроенного  ко  времени,    мюзикла  "Кошки-мышки  и  прочие  интрижки"!        
 
ОНА.   И  когда   это  вы   всё    успели…  мухогоны  чёртовы?  Ведь  прошла  всего  неделя,  как  я  покинула…    тот   микробный   гадюшник.  
 
СЕРГЕЙ/поднимается/.    Бабло,  Александра  Ивановна  -     страшная  сила!   Сметает  все  на  своём  пути…   словно  цунами!  
 
РОМАН.    Нужно было  кому-то  начать…  пока  не  смело  и  тебя  самого!    
 
СЕРГЕЙ.   Как-то,  в  КАВЭЭНе,  мы  с    Романом   написали  даже  песню  на  эту  тему.  Получилась  забавная  вещь.  Вот…  послушай!
 
 
Песня-рэп.
 
Над  нами,   над нами
Бушует цунами, 
Цунами  без  Бога,
Цунами  без  света!
Священная  нота,
Потеряна  где-то! 
Потеряно  что-то
Важное  нами!
Сметая  оплоты, 
Гремит  цунами,  
Над   нашими душами, 
Подло  заблудшими,  
Зверствует    дико,
С   уродливым  ликом,
Кощунствуя  злобно
На   месте  лобном, 
С  дьявольским   танцем 
Неандертальцев,
Вопит  на  амвоне,
Сметая    ОМОНы,
Зовя  в   безумье,
Зовя  в  безвестность,  
Хрипя  Везувия
Жуткую  песню.
Потеряно  что-то
Важное  нами!
Круша   оплоты, 
Гремит  цунами
Над  счастьем,  надеждой,  
Над  родиной  прежней, 
Над   тем,  что   не  будет
Ни рая,  ни дома, 
И  мир  нас  забудет
В развалах  Содома!
Уйдут,  канут  в лету
Сонеты,  кадеты, 
Романов  страницы,
Закаты,   станицы,
Ван  Гога  картины!
Как  нож  гильотины,
Несётся  над нами, 
Вал  сатанинского
Цунами,    
Вздымая   дикие 
Волны    над  мором, 
Над  сдавленным  криком,
Над  вечным  позором!
И  некому  будет
Сказать, что   не знали, 
Как  глупо  мы  Родину
Проорали… 
_
 
А  где-то  в  Кейптауне  
Наглый  янки,  
Хмельной  путане, 
Под  звук  шарманки,
Смеясь,  расскажет
За  чашечкой  кофе,
Как   русских   распяли  они
На  Голгофе…
 
То   есть    мы  с  моим упакованным  другом   хотели  сказать:  кто  имеет    бабло,  тот   в  этой   мутной    жизни - король!   
 
СЕРГЕЙ.  Так  вот  как  раз  эту...  странную  особенность  нашего,  дикого,   времени  мы...  с  моим  лысым  другом, и  собираемся...  уже  в  ближайшее  время,    слегка  подправить... 
 
РОМАН. ...  и напомнить  миру  о том,   что  даже  одна,  тревожная  мысль  Диогена о  пропавшем    с  лица  Земли  человеке дороже  всех великих  завоевений  Македонского, вместе  взятых.   
 
СЕРГЕЙ. Могу  добавить, миледи  Шура:    сценарий  мюзикла,  могущего  тормознуть,     хотя  бы  частично,    фатальный  процесс  возвращения  мира  в  пещерный  век  троглодитов,   уже  готов.  Музыка -  тоже.    Режиссёр вдохновенно вычерчивает  свои  мизансцены, мечтая   лишь  об  одном:  увидеть  в  бегущей  строчке  баннера  имя  великой,  не  превзойдённой  ещё  никем,    Шуры  Брик!
 
ОНА. С   ума  можно  сойти  от  вашей  энергии…  плеймейкеры  хреновы!   Ну,  что  ж…    атланты    новых  времён!  Зовите  за  собой заблудший   люд! Смущайте  их  души своим  беспокойным    внедрением    в  корень  всемирного  зла.  Авось   что-то  путное  из  вашей    весёлой  игры   с этим  ****ским  миром   бабла   и  выйдет.   Но  только  вот…  эту   бодягу…  с  крысой  Машкой…   Гипатией…   музыкой   Брамса… как  теперь,  в  связи  с  этим,  понимать?  
 
РОМАН.  Это  был, скорее  всего,     лирический  импровиз  на    тему  жгучей    небесной   любви.   Где  главный  герой  никак  не  мог    понять:     какими  такими  чарами  сумела    околдовала  его,   седого   антикварного  червя,      эта…  невиданной  красоты,   хулиганка   по  имени…   Шура  Брик?   Она  же  Гипатия  номер  два…  славянского  разлива!
Смеется. 
 
ОНА.   Кончай  френдить…   олигархов   сынок!    Не  заигрывай!  Меня  ты этим  всё  равно  не  возьмёшь...  запомни! И  можешь  уже  надеть   штаны...  разрешаю…  /Роман  быстро  меняет  накидку  на футболку  и  джинсы/.  А  вот  эту…  хрень  бутафорскую…  спрячь  в  кулёк.  Да  смотри  -  не потеряй! Она  так  натурально липнет  к  твоему  чистоплюйскому  мажорному  фейсу.../надевает  парик  на  Романа/,  что  боюсь -  без  неё  тот  кайф  ночной,  что  у  нас  с  тобой  был  недавно, уже  не  покатит.
 
Все   хохочут, забавляются,  надевая  друг  на  друга,  по  очереди,   парик.  
 
СЕРГЕЙ.    Ну  всё,  всё,  друзья!  Пора  закругляться!  Завтра,  с  утра,  начнём,  в  поте морды,  пахать… над  светлым  будущем  всего  человечества.  Надеюсь,  мадам…  после  столь  длительной  артподготовки  вы, всё  же,   соизволите  вернуться  в  родные  пенаты,  которые   так  внезапно  покинули,   выпрыгнув    однажды…  в  окно?
 
ОНА.   Можбыть…    При  одном  условии!  
 
СЕРГЕЙ.    Я  весь  внимание  и  слух,  миледи!
 
ОНА.    Как  я  поняла  -  ваш новый  мюзикл  должен  стать…     памятником  этому  чудику?
 
СЕРГЕЙ.  Именно  так,  миледи!
 
ОНА.  А  разве  можно  возводить памятник  на  старом,  давно  прогнившем,  фундаменте?   Тем  более,  памятник   музыке,  о  которой  мечтал  всю  свою   жизнь  этот  мудрый  хорёк Я  имею  в  виду…    священный  храм  искусства,   где   мюзикл   будет  идти…   
 
СЕРГЕЙ.  Намёк  понял,  госпожа  Брик,  но  к  финансовому  решению  такого…  архисложного     социального   вопроса  пока  не  готов! Извините…  
 
Пытается  уйти.
 
ОНА.  А  вот  это  уж  дудки…  господин   провокатор! /Догоняет  Сергея,  хватает его   за ухо  и   возвращает  на  авансцену/.    Сказал  "а" -  говори  "б",  дружок   - знаешь  такую  поговорку?      Так  вот:    своим  первым  "а"  ты    уши  мне все   прожужжал!   А  вот   второе  "б"   имеет  следующее  толкование  по  народному  словарю:   бабло,  которое  к  тебе,  дружок,    приплыло…  неизвестно откуда  и  неизвестно  как,   то  есть  весьма  сомнительное  бабло, очищенное  через  твою,  проснувшуюся  вдруг,    буржуйскую  совесть,   ты  должен   теперь  пустить    на  другое  -  более    достойное  и  благородное     дело…  понял?  
 
СЕРГЕЙ.  Но  погоди…  погоди  гнать  картину,  Александра! /Освобождает  ухо/.   Нельзя  же  вот так  вот…  всё  сразу:  мюзикл…  храм?!   Это  же…  не  пять  рублей,    а  целое   состояние...  придётся  сразу   выложить!  / Трёт  ухо/. 
 
ОНА.   Ты    спросил  меня,  бебис  сладкоголосый,    я   ответила:  не  будет  храма  -  не  будет  мюзикла  с   Шурой  Брик!     И  другого варианта    для  тебя,  упакованного  мажора,    у  меня    не  будет. Запомни,  милок:  я   дружу  только   с  теми, кто  щедр,  благороден  и  широк    душой,   а   не  трясётся  над  каждой  копейкой.  
 
 Построив  храм,   ты  сможешь вернуть  всё  то,  что  отнял     когда-то   у  этого  старца   святого   твой   безбашенный   дядя. После  этого  ты...      принц  Уэльский,    надеюсь, поймёшь:   бабло  -  это  мусор,  дерьмо!    Главное  -  это  готовая   к  достойным  поступкам,  возвышенная  душа  и   друзья,  которые всегда  рядом!  
 
РОМАН. 
 
О,   мысли   чудные!  Они   волнуют  кровь!
Но   нет  священного  там  слова  про  любовь?   
Она всегда  являлась   вестницей желанной,  
Особенно,   когда    была  она…  нежданной!  
Так  неужели   повесть о Ромео и Джульетте 
Останется печальнейшей на свете /плачет/,  
И траурный хитон лишь    остановит  муку 
Того,  кто  пережить  не  смог  жестокую  разлуку?  
 
Выхватывает  из  сумки  Шуры  пистолет  и  приставляет  к  виску. 
 
ОНА.  О,  бедный  мальчик  мой…  остановись!  Не  огорчай  друзей  своих,  Устроив  здесь  бессмыслицу  такую!  
То был  лишь  сон!  Чудесный  сон  любви – и  он неповторим!  
Как  не бывает  день  похож  на  новый  день,  а ночь   минувшая  -  на ночь  иную.  
 
Забирает  у  Романа  пистолет. 
 
Но    был талантлив  и  правдив  в  игре   со  мною  ты  -  я  это  признаю!  
И   то,  что   чувства   нежные   к  тебе  я  сдерживала  еле… 
Вот  почему,  дружок,  – верь  в  искренность  мою -  
Достичь    однажды  сможем  мы  с  тобой…  я  думаю, уже другой -  счастливой  цели! 
 
Обнимает  Романа,  целует   его  в  щеку.  
 
Однако  знай,  малыш,   -  нелёгким  будет  путь,   и  предстоит  немалый  труд,  
Пока    желания   мои  вновь  пылкий  облик  обретут!  
 
Кладёт пистолет  в  сумку.  
 
И   в этом   нам  помогут,  без    сомнения, 
Высоких  дум   высокие  стремления
Того,  кто,    призывая  голос    дивных  муз, 
Пытался   с  небом  заключить  спасительный  союз!
 
Вернувшись  в  прежний  образ.
 
А  теперь  бомжиха  Саня желает  закончить  начатый  ею   танец.  Чтобы  послать  свой   привет  жившему  когда-то  здесь,  в  этом  доме, безвестному  чудаку  и  сказать  ему:    музыка,   о   которой    ты,   дружок,    мечтал  день  и  ночь,    никуда  не  делась!   Она  жива  и  жить  будет  до  тех  пор,  пока   вертится   вокруг  своей  оси  этот  милый,  терпеливо  сносящий   пока   все  наши    несусветные  глупости,    небесный  шарик!
 
Звучит    бразильская  самба,  переходящая  затем  в  хип-хоп. 
 
СЕРГЕЙ/ в  зал/.  Танцуем  все,  господа!  И  не забудьте  купить  билет  на  премьеру  нашего   нового...  скандального   мюзикла…
 
ВСЕ.    ... "Хип-хоп,  кошки-мышки...  и  прочие  интрижки"! 
 
Смотри и другие материалы по теме:
Подробности
Категория: Сценарии о профессиях
Просмотров: 4090
Загрузка...

БОКОВОЕ МЕНЮ

Списки профессий

Дорогие авторы произведений о профессиях!

Сайт "Любимая Профессия" создан c целью популяризации современной литературы о профессиях, професиональных праздниках и людях труда - профессионалах своего дела.

Наша миссия - донести хорошие произведения о профессиях и профессионалах до адресата - читателей, ради которых эти произведения писались авторами.

Для размещения на сайте "Любимая Профессия" мы отбираем произведения о профессиях, которые находим в открытых источниках. Кроме того, мы с удовольствием публикуем произведения , которые присылают нам сами авторы.

Если Вы - Автор стихов, песен, рассказов, притч, частушек, сценариев и других произведений о профессиях и профессионалах, и хотите , чтобы Ваши произведения появились на сайте "Любимая Профессия", напишите нам, и мы обязательно с Вами свяжемся, а вскоре Ваши произведения появятся на страницах сайта, где они гарантировано дойдут до читательской аудитории.

Мы уважаем авторское право. Если Вы обнаружили свое произведение на страницах сайта, и по какой-бы то ни были причине не желаете, чтобы оно было здесь опубликовано, обязательно напишите нам, и мы гарантированно удалим Ваш текст в течение трех суток.

Мы очень ценим современных Авторов , пишущих о профессиях, любим Вас, и желаем творческих успехов и добра!

Администрация сайта "Любимая Профессия".

Наверх
JSN Boot template designed by JoomlaShine.com